ТВОРЦЫ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ БРОНЕТАНКОВОЙ ТЕХНИКИ

Техника и вооружение № 10,11,12/2005 г., № 1/2006

ТВОРЦЫ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ БРОНЕТАНКОВОЙ ТЕХНИКИ

Петр Кириченко

Листая блокнот

Что может быть скучнее старой потрепанной записной книжки? Невзрачный блокнот, сухая, преимущественно служебная информация: аббревиатуры наименований учреждений, фамилии, телефоны, адреса. Записи сделаны разными чернилами, некоторые наспех, небрежно. Никакого сюжета, никакой смысловой связи.

Проходят годы, меняются места службы, круг общения, старая информация становится ненужной, а с ней и старые блокноты. Одни из них еще хранятся какое-то время, так, на всякий случай, другие выбрасываются.

И вот на семьдесят пятом году жизни я был уволен с последнего места службы, носящего довольно громоздкое название, - Главное автобронетанковое управление Министерства обороны Российской Федерации. Это управление было создано после распада СССР. Оно включало в себя бывшее Главное бронетанковое управление Министерства обороны СССР, где я до отставки с действительной военной службы занимал достаточно ответственную должность, и Главное автомобильное управление прежнего министерства.

Теперь мне 81 год, я пенсионер, круг моего делового общения сузился. Большая часть сведений, заполнивших мою последнюю записную книжку, мне уже не понадобится. Но перед тем как ее выбросить, я по привычке перелистываю страницы и просматриваю заново, нет ли каких-либо записей, которые могут еще пригодиться.

И тут вдруг меня охватывает странное чувство. Каждая из записей неожиданно приобретает какой-то особый смысл, рождает во мне целый рой мыслей, воспоминаний, обрывков давно пережитых событий и впечатлений. Одни из них очень яркие и конкретные, другие - почти неуловимые и мимолетные. В моей памяти возникают живые лица. В их числе люди, оставившие заметный след в развитии нашей бронетанковой техники. Многие из них широко известны, некоторые даже причислены к лику великих людей эпохи. Другие менее известны, но представляются мне не менее, а порой даже более заслуженными. А какие это интересные люди! Какие колоритные фигуры! Какие яркие характеры! Возникает желание закрепить память о них на бумаге или в компьютере, сохранить от полного забвения. Verba wolant, scripta manent. Слова улетают, написанное остается. И, может быть, эти лица, или хотя бы некоторые из них, вызовут интерес утех читателей журнала, кому любопытны живые свидетельства о примечательных людях, фактах и событиях уходящей эпохи, имеющих отношение к созданию современного вооружения и техники.

Я никогда не вел дневников, о чем теперь очень жалею. Мои записки на это не претендуют. Это не дневник и не мемуары. В них нет ни хронологической, ни смысловой последовательности. Это случайные реминисценции, хаотичные отголоски пережитого, вызванные к жизни упоминанием в записной книжке той или иной знакомой мне фамилии или наименования известного мне учреждения.

Итак, открываю блокнот наугад.

Буква Е:

Егоров Б.Г. Баранул, 65-26-9

Что означает эта запись?

Борис Григорьевич Егоров - человек, практически неизвестный широкой общественности.

Это досадно и несправедливо. Его заслуги в создании многих видов военной и гражданской техники, известной всему миру, трудно переоценить. Достаточно сказать, что разработанные им двигатели внутреннего сгорания, превосходящие по своим параметрам многие отечественные и зарубежные аналоги, используются в таких массовых образцах бронетанковой техники, как боевые машины пехоты БМП-1, БМП-2, БМП-3, боевые машины десанта БМД-1, БМД-2, бронетранспортеры десанта БТР-Д. Уже одно это перечисление говорит о той выдающейся роли, какую сыграл Борис Григорьевич в повышении могущества наших сухопутных и воздушно-десантных войск. Если к этому добавить использование созданных им двигателей в многоосных автомобильных шасси мощных ракетных комплексов, в пограничных катерах «Аист», в катерах на подводных крыльях «Невка», в морских катерах «Алмаз», в дизель-генераторных установках атомохода «Ленин», на Белоярс-кой АЭС им. И.В. Курчатова и на многих других объектах, то масштаб деятельности Б.Г. Егорова в сфере обороны и народного хозяйства нашей страны становится вполне очевидным.

И не только нашей страны. Выпуск разработанных им двигателей освоен на Украине, на предприятиях бывшей Чехословакии, в Польше и Китае, где их создатель известен, пожалуй, даже больше, чем на родине.

Наряду с реализованными работами Б.Г. Егорова остался и еще невостребованный задел. Так, с участием Бориса Григорьевича были созданы первые в мире образцы газодизелей, способных работать как на газожидкостном, так и на дизельном процессе с переходом одного в другой без остановки двигателя. Это направление до сего времени не получило заслуженной оценки и должного практического использования.

Осмелюсь предположить, что после всего сказанного у читателя возник вполне законный интерес к этому незаурядному человеку. Каков он был в жизни? В работе? В общении с людьми? Наконец, как он выглядел внешне?

Начну с последнего.

По своему внешнему облику Борис Григорьевич был столь же неординарен, как и по своему внутреннему содержанию.

Его внешность можно представить себе, если вообразить стандартную человеческую фигуру, слепленную из пластилина, а затем подвергнутую сильному давлению сверху. Невысокий рост, непропорционально широкое туловище на коротких чуть изогнутых ногах. Голова, как бы сплющенная сверху и практически лишенная шеи. Лысина, окаймленная редкими рыжеватыми волосами. И довершало этот странный портрет огромное серо-голубое бельмо на одном глазу.

Самое удивительное, что при такой далеко не идеальной внешности он был обаятельнейшей личностью. Веселое, слегка ироничное выражение лица, быстрый народный говорок, неожиданность и парадоксальность умозаключений сразу же выдавали его острый ум, независимость суждений и оригинальность мышления.

Особенно интересен он был в полемике со своими техническими оппонентами. Свою аргументацию он высказывал увлеченно, подтверждал ее тут же с ловкостью фокусника извлекаемыми из карманов расчетными материалами и экспериментальными графиками, которые у него всегда оказывались под рукой. Спорить с ним было опасно. Услышав недостаточно обоснованный довод оппонента, он багровел, от чего бельмо на его глазу казалось внезапно побелевшим. На его лице появлялась какая-то мефистофельская улыбка. Сверля оппонента пронзительным взглядом своего единственного глаза, он обрушивал на него шквал язвительных и саркастичных контраргументов. Его остроумные доводы были настолько логичны, неопровержимы и победоносны, что от аргументов его противника не оставалось камня на камне, а сам оппонент представал перед аудиторией в жалком, смешном и беспомощном виде.

Кстати, его экспериментальные графики были интересны еще и тем, что ему принадлежит приоритет в моторостроительной отрасли по освоению торсиографирования и осциллографирования быстропротекающих процессов в двигателях внутреннего сгорания. Он сам разработал и первым применил некоторые типы датчиков для исследования и визуализации рабочих процессов.

Большой интерес представляли и его расчеты. Подготовленная им расчетная группа считалась одной из наиболее квалифицированных в сфере разработки и использования эффективной методики расчета крутильных колебаний. Им впервые была предложена оригинальная по своей комплексности методика расчета характеристик разрабатываемых двигателей в тесной увязке со всеми объектовыми системами силовой установки. Эта методика позволяла проектировать двигатель не под промежуточные стендовые характеристики, а под реальные конечные характеристики силовой установки объекта в целом.

Еще в довоенные годы, будучи молодым конструктором-дизелистом на Сталинградском тракторном заводе, осваивавшем выпуск двигателей В-2 для танков Т-34, он, по воспоминаниям свидетелей, отличался умением быстро находить оптимальные варианты технических решений.

В первые годы Великой Отечественной войны оборудование заводов, выпускавших двигатели В-2, было эвакуировано из Харькова и Сталинграда в Барнаул. Здесь было начато строительство Барнаульского моторостроительного завода №77 («Трансмаш»). Освоение массового выпуска этих двигателей на новом месте потребовало привлечения высококвалифицированного инженерного персонала в новые производственные цеха строящегося предприятия. Борис Григорьевич был переведен мастером в сборочный цех этого завода.

В ходе освоения производства двигателей В-2 в новых условиях неизбежно возникали многочисленные сложные технические проблемы. Военная обстановка требовала их быстрого решения. И здесь как никогда пригодилась способность Бориса Григорьевича находить кратчайшие пути к решению самых сложных технических задач.

Сейчас это кажется невероятным, но после разгрузки в августе 1942 г. первых эшелонов с оборудованием в Барнауле уже через четыре месяца был отпразднован день рождения нового завода, изготовлен и запущен первый серийный двигатель В-2. Всего за годы войны завод выпустил более 10 тыс. танковых двигателей. Это была существенная доля общего выпуска двигателей В-2 всей нашей промышленностью. Такие темпы и объемы освоения производства танковых двигателей оказались недоступными для нашего противника, пользовавшегося услугами всей промышленности покоренных им европейских стран.

В книге «Воспоминания солдата» бывшего начальника генерального штаба сухопутных войск и генерал-инспектора бронетанковых войск вермахта Гейнца Гудериана содержится по этому поводу весьма откровенное признание:

«Как уже упоминалось, в ноябре 1941 г. видные конструкторы, промышленники и офицеры управления вооружения приезжали в мою танковую армию для ознакомления с русским танком Т-34, превосходящим наши боевые машины; непосредственно на месте они хотели уяснить себе и наметить исходя из полученного опыта ведения боевых действий меры, которые помогли бы нам снова добиться технического превосходства над русскими. Предложения офицеров-фронтовиков выпускать точно такие же танки, как Т-34, для выправления в наикратчайший срок чрезвычайно неблагоприятного положения германских бронетанковых сил не встретили у конструкторов никакой поддержки. Конструкторов смущало, между прочим, не отвращение к подражанию, а невозможность выпуска с требуемой быстротой важнейших деталей Т-34, особенно алюминиевого дизельного мотора».

Когда война подходила к концу и появилась возможность подумать о проблемах дальнейшего научно-технического прогресса в нашем двигателестроении, Борис Григорьевич вернулся в конструкторский отдел. Здесь по-настоящему раскрылся его творческий талант.

Меня судьба с ним свела в середине 1960-х гг., когда нашими танкостроителями создавались первые в мире боевые машины пехоты. Как представитель управления по производству и заказам бронетанковой техники (УПЗ БТТ) Главного бронетанкового управления (ГБТУ) Министерства обороны СССР я был включен в состав комиссии по государственным испытаниям опытных образцов этих машин. Разработчиком машин было ОКБ Челябинского тракторного завода под руководством главного конструктора Павла Павловича Исакова. Для этих машин Б.Г. Егоровым, возглавившим в ноябре 1958 г. ОКБ по дизелям завода «Трансмаш», был специально разработан новый дизельный двигатель УТД-20. Этот шестицилиндровый V-образный двигатель мощностью 220 кВт (300 л.с.) выгодно отличался от своих предшественников по многим параметрам, в первую очередь по удельной мощности, габаритам, массе, экономичности.

Драматизм этой ситуации состоял в том, что в качестве конкурента челябинской БМП выступала аналогичная машина, созданная ОКБ Сталинградского тракторного завода. Она разрабатывалась на базе серийных сборочных единиц уже давно выпускавшихся этим заводом плавающих бронетранспортеров БТР-50ПК. В качестве двигателя этой машины предусматривалось использование серийного дизельного двигателя В-6М мощностью205кВт (280л.с). Этот двигатель был ранее создан Барнаульским заводом «Трансмаш» для плавающих танков и гусеничных бронетранспортеров с использованием деталей и сборочных единиц двигателя В-2, проверенного временем и войной.

Сторонником челябинского варианта БМП выступал Научно-танковый комитет Управления начальника танковых войск (НТК УНТВ), по техническому заданию и под контролем которого велись опытно-конструкторские работы по созданию этих машин. Аргументами в пользу челябинских БМП были новые прогрессивные технические решения, заложенные в их конструкции и обеспечивающие определенное превосходство над конкурентом по ряду тактико-технических показателей: средней скорости движения на суше, уровню противопульной защиты, запасу хода, сроку службы гусениц и некоторым другим.

Сторонниками сталинградского варианта были руководители ГБТУ и подчиненного ему УПЗ БТТ. Аргументом в пользу сталинградского варианта БМП была преемственность его конструкции, резко сокращавшая сроки и стоимость организации серийного производства БМП, их войскового ремонта и снабжения запасными частями. Упрощалось также обучение войск. Кроме того, явным преимуществом сталинградских машин было существенное превосходство их водоходных качеств благодаря более высокому запасу плавучести и наличию водометных движителей.

Разделились мнения не только военных, но и руководителей промышленности. Вопрос о выборе варианта БМП для принятия на вооружение Советской Армии должен был окончательно решиться по результатам государственных испытаний. Оба варианта БМП должны были испытываться параллельно по единой программе.

Обстановка сложилась чрезвычайно острая и нервозная. Столкновение интересов могущественных ведомств приводило к нешуточным конфликтам внутри комиссии по государственным испытаниям. Люди ссорились, дело доходило до личных оскорблений и взаимных обвинений.

В этих условиях Борис Григорьевич вел себя великолепно. Во время совершения длительных маршей он был весел, распевал неаполитанские песни (у него оказался очень мелодичный тенор и отличный слух), шутливо подначивал своих соперников, с юмором рассказывал о недавно сделанной ему сложной хирургической операции, смакуя звучное латинское название этой операции. В то же время он не оставлял без внимания ни одного дефекта, выявленного в его двигателях в ходе испытаний. Он поразительно быстро принимал необходимые технические решения и успевал тут же передавать их в Барнаул. Здесь его подчиненные, воспитанные в духе военного времени, срочно изготавливали и испытывали доработанные узлы и детали. И уже к моменту подведения итогов текущего этапа испытаний на столе государственной комиссии лежали согласованные с военпредами барнаульские акты, как правило, подтверждавшие эффективность выполненных доработок.

Мое положение было весьма щекотливым. Тактико-технические преимущества челябинского варианта БМП (за исключением водоходных качеств) и двигателя УТД-20 становились для меня все более очевидными. Однако, отдавая им предпочтение, я вступал в оппозицию собственному служебному начальству. Кроме того, в конструкции ряда сборочных единиц челябинских БМП, в том числе двигателей УТД-20, не прошедших доводку в серийном производстве и, следовательно, довольно сырых, то и дело выявлялись отдельные недостатки, дававшие дополнительные козыри оппонентам. К тому же, меня связывали личные дружеские отношения с конструкторами и производственниками Сталинградского тракторного завода, сложившиеся в годы моей службы в военном представительстве на этом заводе и укрепившиеся в период моей службы в УПЗ БТТ. Наконец, бронетранспортеры БТР-50ПК, на базе которых разрабатывался сталинградский вариант БМП, создавались и доводились в серийном производстве на СТЗ с моим непосредственным участием и поэтому были мне почти родными. Признавая преимущества челябинской БМП и двигателя УТД-20, я чувствовал себя чуть ли не предателем. Тем не менее в комиссии я постарался занять предельно объективную позицию.

Челябинский вариант БМП с двигателем УТД-20, доработанный по результатам испытаний, был принят на вооружение Советской Армии, получив наименование БМП-1.

Это была первая в мире боевая машина такого класса. Ее превосходство над всеми существующими бронетранспортерами того времени было безоговорочно признано зарубежными военными специалистами. БМП-1 и ее последующая модификация БМП-2 стали массовыми, производились в СССР и ЧССР и были приняты на вооружение многих стран Европы, Азии и Африки. Сегодня, из какой бы горячей точки мира ни велась телепередача, на экране можно увидеть эти красивые машины, стремительно проносящиеся перед телекамерами.

В дальнейшем, в годы моей службы в Научно-техническом комитете Главного бронетанкового управления (НТК ГБТУ), преобразованного из НТК УНТВ, мне вновь довелось тесно сотрудничать с Борисом Григорьевичем. Предметом нашего сотрудничества было участие в работе по созданию нового поколения боевых машин пехоты - будущих БМП-3. Для них Борис Григорьевич разработал новый двигатель - десятицилиндровый дизель УТД-29 мощностью 368 кВт (500 л.с.).

Не обошлось без конкуренции и на этот раз. Но если раньше двигатель Б.Г. Егорова конкурировал с устаревшим серийным двигателем В-6М, то теперь в качестве соперника выступал совершенно новый двигатель 2В-06, разработанный моторным КБ Челябинского тракторного завода под руководством Владимира Ивановича Бутова. В новом челябинском двигателе были реализованы многие последние достижения отечественного дизелестроения, в том числе форсирование мощности двигателя за счет наддува и промежуточного охлаждения всасываемого воздуха.

И здесь Борис Григорьевич вновь удивил многих, в том числе и меня. Некоторые технические решения, принятые им для двигателя УТД-29, вначале показались не только не прогрессивными, а, наоборот, на редкость консервативными. Так, Борис Григорьевич категорически отказался от введения приводного нагнетателя либо турбокомпрессора для наддува двигателя с целью повышения его мощности. И, тем не менее, он твердо заявил, что в своем двигателе намерен получить даже более высокие характеристики, чем у двигателя 2В-06 и других современных аналогов. На недоуменные вопросы о том, за счет чего он собирается их получить, он довольно лихо отвечал: «За счет ума и образования!»

И действительно, заявленные им показатели двигателя были достигнуты. Боевая машина пехоты БМП-3 с двигателем УТД-29 прошла все положенные виды испытаний. Программа государственных испытаний была для двигателя очень суровой. Она включала в себя эксплуатацию БМП в особо жарких и пыльных условиях среднеазиатских пустынь, в условиях кислородного голодания в высокогорных районах Закавказья, при низких отрицательных температурах в районах Зауралья и Сибири, в условиях высокой влажности воздуха при вождении машин на плаву, в том числе в соленой морской воде. Проверялась работа двигателей не только на обычном дизельном топливе, но и на альтернативных видах топлива - автомобильном бензине и авиационном керосине. Все эти виды испытаний машина и ее двигатель выдержали успешно.

И хотя в этот раз в местах проведения испытаний сам Борис Григорьевич не присутствовал из-за ухудшения здоровья, замещавший его в комиссии представитель барнаульского завода Виктор Сергеевич Рубаненко работал столь же оперативно и эффективно. Мне показалось, что он не только воспринял стиль работы Егорова, но перенял многие его манеры, характерные обороты речи и даже его чувство юмора. Благодаря четкой работе барнаульцев в комиссии и на заводе отдельные недостатки двигателя, выявленные при испытаниях, были устранены непосредственно в ходе испытаний.

По положительным результатам испытаний государственная комиссия, в работе которой мне довелось участвовать в качестве заместителя ее председателя, рекомендовала БМП-3 с двигателем УТД-29 к принятию на вооружение.

Само принятие на вооружение состоялось уже после моего увольнения из кадров Вооруженных Сил. Сведения об этой машине и ее мировом рейтинге уже неоднократно публиковались в отечественной и зарубежной печати, в том числе и на страницах журнала «Техника и вооружение».

С тех пор с Борисом Григорьевичем Егоровым я больше не встречался. Но на память об этом талантливейшем и обаятельнейшем человеке у меня осталась фотография, подаренная им еще во время испытаний первой в мире боевой машины пехоты. Не желая быть банальным, он предпочел подарить мне не свою личную фотографию, а фотоснимок довольно сложного по конструкции туннельного блок-картера двигателя УТД-20. В то же время автограф, с ходу написанный им на обороте фотоснимка размашистым почерком, был составлен в традиционных, принятых в подобных случаях комплиментарных, весьма лестных для меня выражениях.

А несколько лет тому назад до меня дошла печальная весть. Герой Социалистического Труда, Лауреат Государственных премий, кавалер многих орденов, создатель нового семейства современных дизельных двигателей военного и гражданского назначения, Борис Григорьевич Егоров ушел из жизни,

Вот какой рой воспоминаний породила в моей душе всего лишь одна из кратких записей в старом карманном блокноте.

Продолжение следует

Творцы отечественной бронетанковой техники

Петр Кириченко

Продолжение. Начало см. в «ТиВ» №10/2005 г.

Каждая вновь открываемая страница моего старого служебного блокнота, каждая прочтенная запись извлекают из недр моей памяти все новые лица моих бывших коллег. Все они в той или иной степени причастны к созданию и производству нашей бронетанковой техники. Из расшифрованных записей выстраивается целая портретная галерея. Пополняясь, она становится все богаче и разнообразнее.

Вот еще одна из записей. На этот раз не совсем обычная.

Буква Г:

Гудзь П. Д. 261-24-35, 293-34-54.

Эта запись, стоящая рядом с фамилиями сотрудников танковой промышленности, появилась не случайно, хотя Павел Данилович Гудзь не принадлежит к числу танковых конструкторов или производственников. Почему она появилась, скажу немного позже. Вначале несколько слов о самой личности этого необычного персонажа.

Об этом человеке писались книги и журнальные статьи. Его имя вошло во многие исторические источники, посвященные Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. Это имя произносилось с высоких трибун международных форумов. И даже сегодня, спустя шестьдесят лет после окончания войны, сведения о Павле Даниловиче можно найти на многих интернет-сайтах наших молодых российских и украинских современников.

Если бы кинорежиссеру предстояло выбрать актера на роль персонажа с такими солидными титулами, как заслуженный деятель науки России, профессор, доктор военных наук, генерал-полковник, то, вероятнее всего, он предпочел бы исполнителя породистого, фактурного, представительного, высокорослого, с чертами если не аристократа, то, во всяком случае, благородного русского интеллигента с размеренными движениями, неторопливой речью и хорошим московским произношением.

Но жизнь, самый гениальный и непредсказуемый режиссер, нашла гораздо более оригинальное и интересное воплощение этого образа. Павел Данилович Гудзь, носящий все эти высокие титулы, - человек небольшого роста, с внешностью, не отличающейся чистотой славянской породы, а носящей характерные для многих жителей юго-западной Украины следы явной примеси южной крови. В его русской речи на всю жизнь остался непреодоленным украинский акцент.

Родился Павло Гудзь 28 сентября 1919 г. в селе Стуфченцы Проскуровского района Каменец-Подольской области (позднее Хмельницкий район Хмельницкой области). Своеобразие этого края и его жителей связано с бурной историей региона. Благодатные земли юго-западной части правобережной Украины, примыкающие к Молдавии и Румынии, неоднократно были предметом притязания враждующих империй, часто оказывались в центре военных конфликтов и в результате переходили в подданство разных государств - России, Польши, Австро-Венгрии и даже Турции. В год рождения Павла Даниловича эта область находилась под властью украинской директории Симона Петлюры, затем была оккупирована Польшей, а в 1920 г. освобождена Красной Армией. Вся сознательная жизнь Павла Даниловича проходила уже в советский период.

Его отец, Данило Леонтьевич, рано ушел из жизни. Оставшись вдовой, мать, Степанида Пантелеймоновна, сумела воспитать сына одна.

В юности у мальчика были гуманитарные наклонности, и он поступил учиться в техникум искусств. В 1937 г. после окончания техникума Павел Гудзь был назначен инструктором районного отдела народного образования.

Спустя два года его судьба, как и судьбы многих его сверстников, круто изменилась. Началась Вторая мировая война. Усиленно готовилась к войне и наша страна. И девятнадцатилетний Павел Данилович, призванный в Красную Армию, поступает во 2-е Саратовское тяжелое танковое училище.

Учеба его шла успешно, полный курс он окончил с отличием, и в середине июня 1941 г. за несколько дней до начала Великой Отечественной войны он в звании лейтенанта прибыл в 63-й танковый полк 32-й тяжелой танковой дивизии, дислоцированной во Львове.

То, что довелось пережить и совершить молодому танкисту во время войны, сегодня может показаться неправдоподобным. Вот несколько ярких эпизодов его военной биографии.

В первый же день войны, рано утром 22 июня по боевой тревоге 63-й танковый полк получил команду на выдвижение в сторону западной границы. В голове колонны полка двигался передовой отряд в составе пяти танков KB, двух Т-34 и двух бронеавтомобилей под командованием командира взвода управления лейтенанта Павла Гудзя. Танк командира вел опытный механик-водитель Галкин, в недавнем прошлом испытатель танков Кировского завода в Ленинграде.

Встретив передовой отряд немцев, Гудзь, не колеблясь, принял решение идти на сближение. Решительность действий молодого командира определила исход боя. Первой была уничтожена вражеская пушка. Затем началась огневая дуэль с танками и бронетранспортерами противника. К 12 часам дня отряд Гудзя уже подбил пять немецких танков, три бронетранспортера и несколько автомашин. В ходе стремительного боя командирский танк KB встретился лоб в лоб с преградившим ему дорогу вражеским танком.

- Сшибай его! - прозвучала команда Гудзя.

Под мастерским управлением Галкина танк совершил молниеносный маневр и нанес скользящий удар по направляющему колесу вражеского танка, сбил с него гусеницу и затем сильным ударом свалил танк в кювет. Это был первый в дивизии, а может, и во всей Красной Армии, танковый таран.

В результате дерзкого действия танкистов, а также упорного сопротивления бойцов стрелковых подразделений, пограничников и других родов войск Юго-Западного фронта план врага молниеносно продвинуться на восток через Львов и Киев был сорван.

7 ноября 1941 г. Павел Гудзь, в ту пору уже начальник штаба танкового батальона 17-й танковой бригады, участвовал в историческом военном параде на Красной площади. И прямо с парада батальон был направлен на защиту столицы.

Это были дни генерального наступления гитлеровцев на Москву. Бои на подступах к столице были крайне тяжелыми. К началу декабря после почти месяца непрерывных боев в танковом батальоне капитана Хорина, с которым Павел Гудзь участвовал в первых боях еще у границы, остались лишь один танк KB-1, несколько легких танков и горстка танкистов. Тем не менее в ночь на 5 декабря батальон с единственным сохранившимся танком был передан в распоряжение стрелкового полка подполковника М.А. Суханова. Накануне под натиском 10-й танковой дивизии 40-го механизированного корпуса врага, рвавшегося к Москве по Волоколамскому шоссе, полк М.А. Суханова был вынужден оставить деревни Нефедьево и Кузино в 42 километрах от Москвы. Предстояла нелегкая задача остановить продвижение противника и восстановить положение.

Понимая всю сложность этой задачи, капитан Константин Хорин приказал начальнику штаба батальона сформировать для последнего и единственного танка самый надежный экипаж: и лично повести его в бой. Перед рассветом под прикрытием огня полковой артиллерии Гудзь скрытно вывел свой КВ-1 на исходную позицию, выбранную в рощице на окраине деревни Нефедьево. В предутренней мгле он уже смог различить между деревенскими избами 18 вражеских танков, изготовившихся к атаке.

Решение лейтенанта принять неравный бой было однозначным. Первым же выстрелом был подожжен ближайший немецкий танк. Еще выстрел-и вспыхнул второй танк.

В результате ответного огня снаряд противника угодил в лобовую броню КВ-1. Но танк выдержал удар. Пользуясь преимуществом в стойкости брони и мощности огня, лейтенант Гудзь с места поразил один за другим еще шесть вражеских танков. Противник сосредоточил огонь на нашем единственном танке, но его снаряды отскакивали от брони могучего KB-1, не причиняя ему существенного вреда.

Воодушевленная успехом танкистов, пошла в атаку пехота. Двинулся вперед и танк КВ-1, поддерживая пехоту пулеметным огнем. Десять немецких танков попытались преградить им дорогу. Но когда танк Гудзя, оставаясь неуязвимым, двумя выстрелами поразил две головные машины гитлеровцев, у экипажей остальных восьми вражеских танков сдали нервы. Один за другим они развернули свои машины и обратились в бегство. А танк KB-1, сопровождаемый пехотой, продолжал продвигаться вперед, круша на своем пути огневые точки противника. Это был день начала исторического контрнаступления наших войск под Москвой.

За подвиг у деревни Нефедьево все члены советского героического экипажа были удостоены правительственных наград, а его командир - ордена Ленина.

В начале февраля 1942 г. на массовом митинге в Лондоне об этом беспримерном подвиге рассказывал руководитель советской профсоюзной делегации председатель ВЦСПС Николай Михайлович Шверник. Он говорил:

«На одном из участков Западного фронта танк лейтенанта Гудзя спешил на поддержку атаки пехоты. Завязался горячий бой одного советского танка с 18 фашистскими. Один против 18. Советский танк методически выводил из строя один танк за другим. Вскоре на поле боя уже насчитывалось 10 сожженных и подбитых немецких машин. Тем временем наши славные пехотинцы наседали на врага, который не выдержал натиска и побежал. Танк преследовал отступающих, давил их гусеницами и расстреливал из пулемета. На поле боя осталось до 400 гитлеровских бандитов, которые никогда не увидят не только Москвы, но и Берлина. Несмотря на полученные танком 29 вмятин, героический экипаж машины оставался до конца боя, блестяще поддерживая пехоту».

В печати сообщалось, что после рассказа Н.М. Шверника о подвиге советских танкистов в Лондонском парламенте английские парламентарии, известные своей консервативностью, нарушив вековые традиции, приветствовали это сообщение стоя.

В исторической битве под Сталинградом Павел Гудзь, в то время уже майор, заместитель командира гвардейского тяжелого танкового полка прорыва, вновь в боевых порядках на самом острие атаки. В одном их неравных боев танк Гудзя был подбит вражеским снарядом. Слетела гусеница, танк застыл на месте и был объят пламенем. Пострадали все члены экипажа, в том числе майор Гудзь, получивший шесть проникающих ранений. Подоспевшие однополчане спасли экипаж, а командира срочно отправили в госпиталь.

В конце 1943 г. Павел Данилович после длительного лечения вновь на фронте. Двадцатичетырехлетний гвардии подполковник командует тяжелым танковым полком прорыва. И снова он в самой гуще боя.

В одном из тяжелых боев за Днепр Павел Данилович лишился кисти левой руки. Вот как описывает этот эпизод боя Б. Яроцкий в книге «Алгебра победы», вышедшей в 1991 г. в издательстве «Молодая гвардия» и посвященной боевой жизни Павла Даниловича:

«Молодой подполковник Гудзь, командир тяжелого танкового полка прорыва, выполнял боевое задание по преодолению обороны противника на Днепре, имея в распоряжении оставшиеся от полка пять танков КВ. При подходе к Днепру танк командира полка был пробит из немецкого танка « Тигр» снарядом, угодившим в борт. Наводчик, заряжающий и стрелок-радист были убиты, а у командира перебита рука. Механик-водитель сумел наложить жгут, и Гудзь, превозмогая адскую боль, попытался вращать рукоятки наведения пушки. Однако осколки перебитой кости, словно зубы разъяренного хищника, впивались в мышцы. Боль затуманивала сознание.

- Нож! Механик-водитель вынул финку.

- Отрезай! - скомандовал командир.

- Не могу, товарищ подполковник,- в отчаянии ответил тот.

- Приказываю!

- Лучше расстреляйте!

- Нож. Дай нож!..

Трясущимися руками механик-водитель протянул финку, и Гудзь перерезал себе сухожилие. Кисть - уже чужая - выскользнула из комбинезона».

Пройдя это тяжелое испытание, Павел Данилович не только не расстался с армией, но не пожелал оставаться в тылу. С протезом руки он возвратился на фронт, где под его командованием с неизменным успехом стал действовать 5-й отдельный гвардейский тяжелый танковый полк.

В мае 1944 г. боевой офицер был зачислен слушателем командного факультета Военной академии бронетанковых войск, которую в 1947 г. окончил с золотой медалью.

Первые мои личные впечатления о Павле Даниловиче относятся как раз к первому послевоенному пятилетию, когда я проходил учебу в академии БТВ. Гудзь, в то время окончивший адъюнктуру и ставший преподавателем академии, читал нам лекции по тактике бронетанковых войск. Тогда я еще не знал о боевых подвигах Павла Даниловича, а читаемый им предмет не относился к числу моих любимых. По этим двум причинам я, признаюсь, слушал эти лекции без должного внимания, о чем впоследствии весьма сожалел.

Много лет спустя мне довелось работать вместе с Павлом Даниловичем в составе государственной экзаменационной комиссии по выпуску слушателей академии БТВ 1981 г. К тому времени Павел Данилович, заместитель начальника академии БТВ, уже обладал всеми учеными степенями и званиями, перечисленными в начале статьи. Он принимал активное участие в подготовке и проведении первых учений с применением атомного оружия в Топком, где ему довелось провести передовой отряд-танковый полк - через эпицентр атомного взрыва. С середины 1954 по 1957 г. под его руководством в академии БТВ был разработан капитальный военно-теоретический труд по проблемам развития бронетанковых войск и их применения в операциях в условиях наличия у сторон ядерного оружия. В его послужном списке были должности заместителя и начальника кафедры тактики высших соединений академии БТВ. В составе специальной группы Генштаба П. Д. Гудзь разрабатывал проблемы стратегического развертывания вооруженных сил в случае ядерной войны.

Самое близкое мое знакомство с Павлом Даниловичем относится к 1985-1986 гг., последним годам моей службы в армии. К описываемому времени мне было уже за 60, я уже отслужил все положенные сроки и давно подлежал увольнению из кадров вооруженных сил даже не в запас, а прямо в отставку. Однако мое командование решило по-другому.

Предстояли государственные испытания нового образца бронетанковой техники - боевой машины пехоты БМП-3, созданной КБ Курганского машиностроительного завода. Напомню, что ее главным преимуществом над серийной моделью БМП-2 являлся новый мощный комплекс вооружения, разработанный талантливыми тульскими оружейниками Василием Петровичем Грязевым и Сергеем Михайловичем Березиным под руководством известного ученого и создателя многих образцов современного оружия Аркадия Георгиевича Шипунова. Этот комплекс, предназначенный для поражения наземных и воздушных целей на дальности до 4 км, представлял собой единый блок, состоящий из 100-мм орудия - пусковой установки для стрельбы тремя типами неуправляемых артиллерийских снарядов и пуска управляемых реактивных снарядов с наведением по лазерному лучу, 30-мм автоматической пушки с двумя видами боеприпасов и двухленточным питанием и 7,62-мм пулемета. Автоматизированная система управления огнем этой строенной установки включала в себя дневные и ночные прицелы и приборы наблюдения, лазерный дальномер, стабилизатор вооружения в вертикальной и горизонтальной плоскостях, баллистический вычислитель с датчиками входной информации.

В требованиях к конструкции машины была заложена возможность ее движения и ведения огня с ходу на суше и на плаву (до 3 баллов), а также возможность транспортировки ее по воздуху и десантирования парашютным способом. Машина должна была обладать высокой степенью защищенности от различных видов оружия массового поражения и способностью самоокапывания. Это разнообразие требований определило характер и масштабы государственных испытаний. Предусматривалось создание Государственной комиссии из специалистов Сухопутных войск (танкистов, артиллеристов, общевойсковых командиров, представителей инженерных войск, войск радиационной, химической и бактериологической защиты) , Военно-воздушных сил, Военно-Морского Флота, Воздушно-десантных войск, Войск ПВО, а также представителей практически всех отраслей оборонной промышленности.

Программа государственных испытаний предусматривала привлечение 10 опытных образцов БМП-3, формирование и обучение испытательных подразделений из войсковых экипажей, проведение ходовых, стрельбовых и тактических наземных и морских испытаний. Климатические испытания предполагалось провести в жарких и пыльных условиях Туркестана, в высокогорных условиях Закавказья, зимой в Зауралье. При этих испытаниях подлежали проверке как работоспособность машины, так и условия обитания в ней экипажа и десанта. Программа предусматривала также целую серию специальных испытаний на полигонах и в войсковых частях Министерства обороны и научно-исследовательских учреждениях промышленности. Сюда относились испытания на противоснарядную, противопульную, противоминную, противорадиационную, противохимическую стойкость, стойкость к воздействию электромагнитных излучений и ударной волны ядерного взрыва, а также на плавучесть, остойчивость и возможность стрельбы на волне различной балльности, возможность и эффективность стрельбы по воздушным целям, авиатранспортабельность, авиадесантируемость, ремонтопригодность и ряд других. Вся работа была рассчитана на год с лишним.

С учетом большого масштаба испытаний и высокого ранга лиц, привлекаемых к их обеспечению, в том числе командующих войсками ряда военных округов и флотов, командиров дивизий, а также генеральских званий заместителей председателя Государственной комиссии (главного конструктора БМП-3 генерал-майора Александра Александровича Благонравова, начальников испытательных военных полигонов генерал-майоров Всеволода Ивановича Королева, Виктора Ивановича Тодоракиева), необходима была авторитетная фигура председателя Государственной комиссии с высоким воинским званием.

Командование остановило свой выбор на фигуре заместителя начальника Военной академии бронетанковых войск, в то время еще генерал-лейтенанте, а в последующем генерал-полковнике Павле Даниловиче Гудзе. Он пользовался авторитетом у командующих войсками военных округов и среди командиров дивизий, большинство из которых слушали его лекции в академии или были знакомы с его научными трудами. Кроме того, командующие видами вооруженных сил и родами войск, а также командующие войсками военных округов и флотов знали его по работе в спецгруппе Генерального штаба по стратегическому развертыванию вооруженных сил. Немалую роль в отношении к нему войсковиков играло его героическое боевое прошлое. Полагаю также, что для военной элиты были немаловажными известные многим его близкие отношения и дружба семьями с тогдашним министром обороны Маршалом Советского Союза Сергеем Леонидовичем Соколовым, его однокашником по учебе в академии, которую они оба окончили в 1947 г.

Назначение Павла Даниловича председателем комиссии по государственным испытанием БМП-3 состоялось.

Однако высокая должность генерала и большой круг исполняемых им основных служебных обязанностей не позволяли ему постоянно пребывать в местах проведения испытаний. Для осуществления повседневного руководства проведением государственных испытаний, текущей координации действий всех привлекаемых к ним войсковых частей, военных и гражданских организаций и предприятий, выработки объективной и грамотной оценки результатов испытаний, конкретных технических предложений по устранению выявленных недостатков требовался постоянно действующий первый заместитель председателя Государственной комиссии. На этом посту нужен был военный специалист в области отработки новой бронетанковой техники, имеющий соответствующий опыт работы, возможность полностью сосредоточиться на испытаниях и пользующийся достаточным авторитетом у специалистов промышленности.

Выбор командования пал на меня. По-видимому, сыграл роль мой прежний опыт совместной работы с промышленностью и войсками по отработке многих послевоенных образцов бронетанковой техники, в том числе предшественников БМП-3 - боевых машин пехоты БМП-1 и БМП-2. Учитывалось также и то, что в предвидении моего увольнения из армии уже был подготовлен преемник на мою должность начальника отдела планирования ОКР и НИР- заместителя председателя научно-технического комитета ГБТУ МО СССР. Кроме того, принимались во внимание высокая квалификация и большой опыт работы офицеров и гражданских сотрудников отдела. Поэтому мое длительное отсутствие в комитете не вызывало особых осложнений.

О нашем сотрудничестве с Павлом Даниловичем я вспоминаю с удовольствием. Несмотря на разницу в наших воинских званиях (он - генерал-полковник, я - полковник), у нас быстро установились отношения взаимного уважения и доверия, выявилась общность интересов.

Необходимые принципиальные организационные решения по испытаниям принимались им оперативно, обоснованно и четко. После этого все подготовленные мной распоряжения войскам, обращения к командованию или промышленному руководству тут же подкреплялись его высокой подписью. Не было ни одного случая, когда бы эти распоряжения или обращения не принимались к исполнению должностными лицами всех степеней и рангов.

Сам председатель присутствовал на всех наиболее ответственных этапах испытаний. Несмотря на отсутствие кисти руки, он поработал на местах всех членов боевого расчета БМП-3, практически выполняя их функции. При испытаниях в Туркестане он совершил в колонне длительный марш по пустыне Кара-Кум, стойко перенося 45-градусную жару и сплошные завесы лессовой пыли. Во время проверки водоходных качеств машин в морских условиях Павел Данилович совершил ряд заплывов в БМП-3 по черноморской акватории, в том числе вместе с приглашенным им командующим Черноморским флотом адмиралом Д. Хронопуло. Пристальный интерес Гудзя вызвала проверка работоспособности машин на крутых горных склонах армянского Арагаца в условиях кислородного дефицита. Актуальность этой проверки диктовалась опытом проходивших тогда военных действий нашей бронетанковой техники в горах Афганистана. Но, разумеется, главным предметом его внимания была проверка эффективности нового вооружения БМП-3 при проведении всех видов стрельб. Вклад боевого генерала в методику проверки и оценки новых боевых возможностей БМП-3 в различных условиях ее тактического использования был для комиссии особенно ценным.

Как и у всякого нового изделия, у опытных образцов БМП-3 было немало недоработок. Однако, к чести разработчиков машины, в ходе испытаний им удавалось быстро находить технические решения по устранению выявленных недостатков и реализации предложений комиссии, в том числе ее председателя, по дальнейшему улучшению конструкции машины.

Результаты нашей работы, завершенной в 1986 г., были успешными. Несмотря на сложные, порой опасные условия испытаний, они прошли без каких-либо чрезвычайных происшествий, серьезных травм личного состава и, как отметили контролировавшие нас спецслужбы, без утечки закрытой информации. Новая боевая машина пехоты БМП-3, доработанная в ходе всесторонних испытаний, была рекомендована комиссией к принятию на вооружение в то время еще Советской Армии.

У новой машины, во многом ломавшей привычные представления о вооружении стрелковых частей и подразделений, было, как водится, немало недоброжелателей и идеологических оппонентов. Они выступали с критикой БМП-3 на высоких совещаниях в Министерствах обороны и оборонной промышленности при рассмотрении результатов государственных испытаний. Однако авторитетное слово председателя государственной комиссии, лично убедившегося в высоких боевых и эксплуатационных качествах этой машины, сыграло решающую роль.

Принятие на вооружение БМП-3 состоялось в 1987 г. и сулило существенное повышение боевой эффективности наших Сухопутных войск и морской пехоты. Показанная на международных выставках вооружения новая боевая машина пехоты завоевала высокий мировой рейтинг.

Вот как несколько лет спустя отзывались о ней зарубежные военные специалисты:

«Сегодня на Западе нет боевой машины, которая по боевой мощи могла бы сравниться с БМП-3.» («Джеймс совьет интеллидженс ревью», Англия, 1990 г., декабрь, т.2, №12).

«Особенно впечатляет вооружение. БМП-3 в настоящее время, несомненно, превосходит по огневой мощи все БМП в мире.» («Золдат унд техник», ФРГ, 1990г.,№7).

К сожалению, развал Советского Союза, крах нашей экономики в результате либеральных реформ 1990-х гг. и резкое сокращение финансирования российской армии привели к срыву намеченной программы развертывания серийного производства БМП-3. До сего времени этот новый высокоэффективный вид бронетанковой техники поступает на оснащение наших войск в мизерном количестве. В то же время изрядная доля этих машин, производимых промышленностью, идет на экспорт, причем иногда в страны, не слишком дружелюбно относящиеся к России.

Ко времени написания этих строк Павел Данилович Гудзь отошел от дел. За многолетнее безупречное служение своему Отечеству и героизм, проявленный в годы Великой Отечественной войны, он награжден многими советскими правительственными наградами: орденами Ленина, Боевого Красного Знамени, Александра Невского, Отечественной войны I и II степени, двумя орденами Красной Звезды, Трудового Красного Знамени, «За службу Родине в Вооруженных Силах», российским орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени, многими медалями, а также орденами зарубежных стран.

Ряд лет Павел Данилович возглавлял объединенный совет ветеранов танковых войск и кавалерии в составе Московского комитета ветеранов Великой Отечественной войны. Однако позднее по состоянию здоровья он вынужден был оставить эту работу.

В последнее время наши встречи с ним происходят редко, в основном на официальных ветеранских мероприятиях. Но при каждой встрече он с известной долей ностальгии вспоминает о нашей многотрудной совместной работе в период проведения государственных испытаний БМП-3 и всегда отзывается о действиях комиссии добрыми словами.

(Продолжение следует)

Творцы отечественной бронетанковой техники

Петр Кириченко

Продолжение. Начало см. в «ТиВ» №10,11/2005 г.

Вспышка памяти, вызванная короткими строчками на прошлых страницах карманного блокнота, вернула меня к интересным событиям и лицам, известным сегодня лишь немногим, но сыгравшим заметную роль в истории развития нашей бронетанковой техники. Я подумал: «Как хорошо, что я не выбросил блокнот! Наверное, стоит полистать его дальше, вспомнить о других интересных людях и знаменательных событиях, зашифрованных под этими полустершимися записями».

Что ж, продолжаю перелистывать страницы блокнота.

Буква З

На этой странице сразу же бросились в глаза две записи. Вот первая из них:

Захаров М.А., 209-85-92, 209-82-68 (поруч.), 209-82-32 (секр.),

ВЧ: 52-332, «кремлевка»: 68-32.

Обилие номеров телефонов против этой фамилии говорит о том, что их абонент - лицо высокопоставленное, или, как теперь принято говорить, VIP-персона.

И действительно, в момент появления этой записи в блокноте Михаил Александрович Захаров был одним из видных руководителей нашей оборонной промышленности.

Но, несмотря на это, в его внешности и манерах не было ничего от привычного образа высокопоставленного бюрократа. Ни крупной и грузной фигуры, ни вальяжности и медлительности движений, ни грубоватых барских интонаций. Наоборот, его не слишком высокий рост, атлетическая фигура, быстрый темп движений и речи, внимательный взгляд на собеседника говорили о том, что это человек молодой, деятельный, вдумчивый, энергичный, подвижный, не успевший заматереть в высоком бюрократическом кресле.

Впервые я познакомился с ним в начале 1970-х гг. Случилось это, когда я выехал в служебную командировку из Москвы в далекое Зауралье, на Курганский машиностроительный завод (КМЗ) им. В.И. Ленина. Завод принадлежал Министерству оборонной промышленности и занимался серийным производством боевых машин пехоты БМП-1. Заказчиком машин было Управление производства и заказов бронетанковой техники Главного бронетанкового управления Министерства обороны СССР (сокращенно УПЗ БТТ ГБТУ МО СССР). В этом управлении я возглавлял отдел, занимавшийся заказом всей бронетанковой техники легкой и промежуточной весовых категорий, и в числе других мне было подведомственно военное представительство на КМЗ.

В то время большую роль в жизни каждого предприятия играла заводская партийная организация. Поэтому для нас, заказчиков, было важно, чтобы руководитель военного представительства был членом партийного комитета завода. Это позволяло усилить влияние военпредов, а следовательно, и нашего управления на деятельность предприятия.

В связи с этим и другими интересовавшими меня вопросами я счел целесообразным встретиться и переговорить с секретарем парткома завода. Договорившись о встрече, я в условленное время пришел в партком. За столом секретаря сидел молодой человек со строгими и красивыми чертами лица, здоровым румянцем на щеках, белозубой улыбкой и быстрой уральской речью. Это и был Михаил Александрович Захаров.

Я начал разговор с общих слов, одновременно с любопытством разглядывая собеседника. Мне было важно определить, что за человек возглавляет партийную организацию завода. Кто он? Приставленный обкомом партаппаратчик, целиком поглощенный идейно-политическими настроениями заводчан и внутрипартийной организационной работой? Или это компетентный руководитель, владеющий сложными вопросами текущего производства и перспективами его развития?

Михаил Александрович выжидал, не торопясь вступать в разговор, и, как мне показалось, тоже внимательно изучал меня. Когда цель моего посещения стала ему ясна, у нас начался деловой диалог, лишенный излишней официальности. Я быстро убедился, что секретарь парткома не только знаком с производственными проблемами, стоящими перед коллективом предприятия, но и имеет на этот счет свою твердую точку зрения. К поставленным мной конкретным вопросам он отнесся доброжелательно, и по ним быстро был найден общий язык.

По возвращении в Москву я вскоре получил сообщение о том, что руководитель военного представительства Владимир Карлович Шапельский введен в состав парткома завода. В повестке дня заседаний парткома большое место заняли особо актуальные для нас вопросы, в первую очередь о качестве изготовления БМП-1 и других машин на их базе, о развитии производственных мощностей на КМЗ, а также извечно больной вопрос о сроках и объеме поставок запасных частей к БМП. Принимаемые парткомом решения и четко налаженный контроль их исполнения давали вполне ощутимый результат.

По прошествии некоторого времени молодой и энергичный секретарь парткома по решению Министерства оборонной промышленности и при поддержке курганского обкома КПСС был назначен начальником производства, а затем директором КМЗ.

Это назначение было не случайным. Предстояла коренная реконструкция предприятия в связи с переходом на выпуск боевых машин пехоты БМП-2. Они отличались от своей предшественницы БМП-1 новым, более эффективным и более сложным комплексом вооружения, созданным талантливыми тульскими оружейниками. Частично менялась компоновка машины. Потребовалась замена стальных бронекорпусов на корпуса из легких броневых сплавов. Переход на БМП-2 также сопровождался внедрением в конструкцию машин ряда других новшеств, предложенных конструкторами завода и смежных предприятий. Все это требовало серьезного развития и технического перевооружения производства.

С приходом нового директора произошли заметные изменения в стиле руководства предприятием. Была внедрена так называемая АСУП (автоматизированная система управления производством). По инициативе Михаила Александровича разрабатывались и строго соблюдались сетевые графики реконструкции и технического перевооружения завода. Стали широко внедряться новые, прогрессивные технологические процессы с использованием последних достижений отечественной и зарубежной науки. Особо серьезной реконструкции подверглось бронекорпусное производство. Помню, например, что для изготовления деталей из легких броневых сплавов для корпусов и башен БМП-2 была внедрена новейшая автоматизированная установка плазменной резки. Она была способна читать чертежи деталей, экономно расходовать броневой прокат за счет оптимального раскроя броневых листов. К тому же, она обеспечивала чистоту поверхности кромок вырезанных деталей, не требующих последующей их механической обработки перед сваркой корпусов. Установка была заказана в ФРГ. Для ее монтажа и отладки по инициативе руководства завода на предприятие были приглашены западногерманские специалисты. В режимных условиях закрытого предприятия это было в то время большой смелостью директора.

Будучи сам молодым человеком, директор решительно произвел «омоложение» руководящего состава завода, ввел обязательные утренние спортивные занятия для всех начальников цехов и служб, сам перед работой совершал ежедневные пробежки и с увлечением играл в волейбол.

Обязательной стала и еженедельная сауна. В одну из моих командировок в Курган мне было необходимо в последний день пребывания на заводе решить ряд возникших вопросов с директором завода. Это совпало с его традиционным банным днем, и Захаров предложил мне и руководителю военного представительства по окончании рабочего дня совместить приятное с полезным и провести обсуждение интересующих нас вопросов в сауне.

Как выяснилось, сауна была построена собственноручно директором завода и его заместителями и находилась в лесу за городом. Михаил Александрович пригласил нас в свою машину, сам сел за баранку. По пути он заехал домой и, к нашему смущению, возвратился в машину с симпатичной супругой и каким-то большим ящиком. Сауна оказалась добротным сооружением, внутренние стены из гладких плотно пригнанных досок были украшены выжженным на них орнаментом и источали какой-то особый аромат. К нашему приезду сауна уже была разогрета. Заботливая супруга директора удалилась в пристроенную к сауне кухоньку, а мы занялись банной процедурой.

Кроме обычного самоистязания душистыми и горячими вениками Михаил Александрович предложил нам произвести натирание тела какой-то приготовленной им необычной для нас мазью. Она оказалась не чем иным, как медом с солью, и превратила банальную помывку в роскошную целительную процедуру.

Второй особенностью было нетрадиционное послебанное угощение, в котором отсутствовали водка и пиво (директор был убежденным трезвенником), но зато была чудесная уха, приготовленная его супругой.

Нужно ли говорить о том, что в этой непринужденной дружественной обстановке по всем интересующим нас служебным вопросам были достигнуты положительные результаты.

Во время другой моей командировки в Курган Михаил Александрович пригласил меня на концерт в недавно построенный Дворец культуры завода. Концерт давала заводская самодеятельность. На меня произвели большое впечатление удивительно талантливые исполнители, в том числе совсем юные, их неожиданно высокое мастерство, их режиссерски выстроенный репертуар, по своей современности под стать столичной эстраде. Но еще большее впечатление произвело то прямо-таки влюбленное отношение выступавших и руководителей самодеятельности к директору завода, какое прозвучало в конце вечера в их благодарственных словах в адрес Михаила Александровича, поднявшегося на сцену. Из этих выступлений стало очевидным заботливое, отеческое отношение к молодежи, ветеранам завода и к деятельности Дворца культуры, какое проявлялось со стороны директора завода. Возможно, что в этом сказалась и его прошлая «комиссарская» закваска.

А вот и еще один штрих к нравственному портрету М.А. Захарова. Его предшественники и многие директора других заводов нередко обращались в наше заказывающее управление в конце квартала или года с просьбой спасти «горящий» план предприятия, дав указания военпредам засчитать как выполнение плана не полностью готовую продукцию. Понимая, что этим нас подталкивают к нарушению закона, Михаил Александрович ни разу не позволил себе обращаться к нам с подобной просьбой.

Незаурядные способности Михаила Александровича как руководителя и организатора современного производства были замечены высшим государственным и партийным руководством. Поэтому меня нисколько не удивило состоявшееся вскоре его назначение на высокий пост заместителя министра оборонной промышленности.

На этом посту он оказался на месте, быстро завоевал авторитет у руководителей оборонных предприятий, отраслевых НИИ и конструкторских бюро, а также у высшего военного командования. Последовали реальные результаты, в том числе непосредственно известные мне, поскольку касались контролируемой мной военной продукции. Так, за годы его руководства танковой промышленностью было в основном завершено укомплектование войск боевыми машинами пехоты БМП-2. Сложность этой задачи была связана с колоссальной штатной потребностью в этих машинах. В этот же период был выполнен большой объем работ по созданию БМП нового поколения - БМП-3.

После проведения высшим политическим руководством страны известных по своей бездарности, антипатриотичности и разрушительности «либеральных» реформ 1990-хгг., приведших к распаду государства и развалу нашей экономики, Министерство оборонной промышленности было ликвидировано. Управление многими оборонными предприятиями перешло в руки рыночников, что привело к быстрому развалу всей существовавшей плановой системы оборонного производства. Появились всевозможные холдинги и другие подобные им надстройки, руководствовавшиеся не столько государственными, сколько коммерческими интересами. При этом инвестиции в новые разработки, не сулившие мгновенной финансовой выгоды, были прекращены. Многие конструкторские и отраслевые научно-исследовательские организации лишились финансирования. Особенно сильно это ударило по бронетанковой отрасли, чему способствовала позиция нового военно-политического руководства, выраженная в тезисе министра обороны СВ. Иванова о том, что «время танковых клиньев ушло».

В этих сложных условиях нашлись патриотически настроенные руководители промышленности, сумевшие среди охватившей страну рыночной стихии и экономического хаоса сохранить отдельные фрагменты бронетанковой отрасли промышленности. Используя экспортную привлекательность некоторых наших последних образцов бронетанковой техники, они смогли не только поддержать финансово производителей этой техники, но и сохранить островки прежней отраслевой производственно-научной кооперации.

Одним из таких руководителей оказался Михаил Александрович Захаров. В качестве Генерального директора одного из холдингов он сумел объединить в рамках этой структуры деятельность конструкторов и производителей созданной еще в советские времена, но до сих пор лучшей в мире боевой машины пехоты БМП-3 с работой ряда предприятий смежников и отраслевых НИИ. Это дает возможность предприятиям отрасли, используя рыночные механизмы, держаться на плаву в современных крайне неблагоприятных условиях и не прекращать работу по дальнейшему совершенствованию отечественного бронетанкового вооружения и техники.

Сегодня Герой Социалистического Труда, лауреат Государственных премий, кавалер многих правительственных наград, один из талантливейших организаторов оборонной промышленности Михаил Александрович Захаров, к счастью для нас, жив, здоров, полон энергии и успешно продолжает свою благородную патриотическую деятельность.

На этой же странице старого блокнота есть и другая примечательная запись:

Зубов ЕЛ.,209-85-68.

Личность и биография этого человека не совсем обычные, а переменчивая судьба полна неожиданных и крутых поворотов.

Евгений Абрамович Зубов - профессиональный военный, танкист, офицер, фронтовик, мой однокашник по военной академии, волею судеб ставший одним из руководителей отечественной бронетанковой промышленности.

Впервые я встретился с ним 60 лет назад, сразу же после окончания войны, когда мы в числе других фронтовых офицеров-танкистов были откомандированы из районов, где нас застала победа, в Москву для поступления в Военную академию бронетанковых войск.

Среди других молодых офицеров Евгений Абрамович выделялся очень приметной внешностью. Крепкое телосложение, крупная голова с густыми темными волосами, внимательный взгляд больших темно-карих глаз из-под широких, как будто нарисованных, бровей, неторопливая речь с легко угадывающимся северо-уральским произношением создавали впечатление не то чтобы солидности (какая уж там солидность в двадцать с небольшим лет?), а некой основательности и надежности.

Позднее выяснилось, что до войны он успел получить педагогическое образование. Будучи призван в армию и закончив в апреле 1942 г. Челябинское танкотехническое училище, он, младший техник-лейтенант, старший механик-водитель танка KB-1 с (в то время это была офицерская должность), оказался в самом пекле войны. Достаточно сказать, что в составе 1-го отдельного гвардейского танкового полка прорыва ему довелось участвовать в самых тяжелых боях исторической Сталинградской битвы 1942 - начала 1943 г. В крупнейшем танковом сражении Второй мировой войны во время Курской битвы лета 1943 г. его танк был в самой гуще боев под Прохоровкой в составе 53-й танковой бригады 5-й гвардейской танковой армии. После ранения он был назначен техником по ремонту танков во 2-ю гвардейскую танковую бригаду. Пройдя с боями Белоруссию и часть Прибалтики, он закончил войну в Восточной Пруссии, где принимал участие в окружении города-крепости Кенигсберга и в боях на Земландском полуострове. Отсюда в июне 1945 г. он и был откомандирован в академию.

Учились мы с ним на одном курсе, но на разных отделениях, и поэтому в годы учебы общались мало.

К моменту окончания нами академии (1951) в стране разворачивались работы по созданию первого послевоенного поколения новых танков, в которых должен был воплотиться весь опыт Великой Отечественной войны. Для усиления танковых конструкторских бюро высококвалифицированными инженерами-танкистами, имеющими боевой опыт и фундаментальное военно-техническое образование, правительством было решено прикомандировать нескольких выпускников нашей академии к Министерству транспортного машиностроения, которому тогда были подчинены танковые заводы и конструкторские бюро. В числе других выпускников в распоряжение этого министерства был откомандирован и Евгений Абрамович Зубов.

В первые же месяцы работы в знаменитом Челябинском танковом КБ, руководимом выдающимся танковым конструктором Жозефом Яковлевичем Котиным, Евгений Абрамович проявил себя как энергичный и инициативный специалист. Он сразу же включился в проводившиеся тогда опытно-конструкторские работы по созданию нового тяжелого танка под условным наименованием «объект 730». В тот период работы находились на самой ответственной завершающей стадии. Образец дорабатывался по результатам государственных и войсковых испытаний, проведенных в 1950 г. Работа под руководством прославленного главного конструктора, участие в доработках танка, в проведении его повторных полигонных и контрольных испытаний в1951-1952 гг. позволили Евгению Абрамовичу в короткие сроки приобрести большой опыт. Он был назначен ведущим конструктором по этому танку. Уже к концу 1952 г. весь цикл доработок и испытаний нового танка с участием Е.А. Зубова был завершен. В 1953 г. танк был принят на вооружение Советской Армии под названием Т-10.

И здесь Евгению Абрамовичу довелось окунуться в работу с производственным персоналом Челябинского тракторного завода, осваивавшим технологию серийного производства нового танка. Конструкторское сопровождение этого процесса потребовало от ведущего конструктора принятия множества оперативных технических решений по уточнению конструкторской документации и «отехнологичиванию» конструкции танка. Это была еще одна серьезная школа усовершенствования Е.А. Зубова как специалиста.

Первые серийные танки Т-10 стали поступать в войска на укомплектование частей Киевского военного округа. Евгению Абрамовичу пришлось длительное время находиться в танковых частях этого округа с целью оказания помощи личному составу частей и танкотехнической службе в освоении устройства и эксплуатации танка. Здесь весьма пригодились и его фронтовой опыт, и его доскональное знание конструкции танка, и довоенное педагогическое образование.

Казалось бы, для Евгения Абрамовича все складывалось благоприятно. Его работа в период 1951-1954 гг. дала ему очень много как специалисту и не осталась незамеченной руководством КБ, ЧТЗ, Минтрансмаша, а также ГБТУ Минобороны и командованием войсками КВО.

Однако в 1954 г. произошли события, многое изменившие в его судьбе. После смерти И.В. Сталина и прихода к власти Н.С. Хрущева началось проведение военной реформы. Произошло не только крупное количественное сокращение численности вооруженных сил, но изменились взгляды политического руководства на роль и значение различных родов войск и видов вооружения в современной войне. Так, в соответствии с радикальной точкой зрения Н.С. Хрущева, танковые войска, якобы утратившие свое значение в современной ракетно-ядерной войне, должны были отмереть, как и вообще вооруженные силы общего назначения, уступив свое место стратегическим ядерным силам. Кстати, подобная печальная участь была уготована Н.С. Хрущевым ствольной артиллерии, надводному военному флоту и дозвуковой военной авиации. В связи с этим было проведено первое крупное сокращение вооруженных сил (на 620 тыс. чел.). В числе первых же уволенных кадровых офицеров оказались специалисты, прикомандированные к Минтрансмашу. Объем научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ, выполняемых этим министерством, ожидало существенное сокращение.

Тридцатилетний майор Е.А. Зубов был уволен в запас.

Сознание того, что он, боевой офицер, пройдя войну, получив высшее военно-инженерное образование, отдав столько сил созданию нового танка, освоению его серийного производства и войсковой эксплуатации, оказался ненужным Министерству обороны, было для него тяжелой трагедией.

Однако руководители Минтрансмаша не торопились с ним расставаться. Наоборот, высоко оценивая его квалификацию и опыт, ему сразу же предложили должность главного конструктора Курганского машиностроительного завода (КМЗ), осуществлявшего разработку и производство гусеничных транспортеров высокой проходимости. Эти работы не подлежали свертыванию, так как транспортеры были одинаково пригодны для использования в армии и в народном хозяйстве, особенно в заснеженных или заболоченных северных районах.

Работая на этом заводе в качестве главного конструктора, а затем и главного инженера, Евгений Абрамович проявил себя не только как высококвалифицированный инженер-конструктор, но и как способный руководитель и организатор производства.

Вскоре началась хрущевская административно-хозяйственная реформа, связанная с децентрализацией руководства экономикой. В 1957 г. были ликвидированы отраслевые союзные и республиканские промышленные министерства. Функции управления были переданы региональным органам, так называемым совнархозам. Потребовались квалифицированные руководители на местах, способные управлять деятельностью промышленных, в том числе оборонных, предприятий в каждом регионе. Наиболее подходящей кандидатурой в Курганском регионе оказался Евгений Абрамович Зубов. Он и был выдвинут на должность главного инженера Главного управления оборонной промышленности Курганского совнархоза.

Через некоторое время было произведено укрупнение некоторых регионов. Курганский регион был объединен с более мощным Челябинским. На базе двух совнархозов был создан объединенный Южно-Уральский совнархоз. Под эгидой вновь образованного Главного управления оборонной промышленности этого совнархоза оказался весь гигантский военно-промышленный комплекс Южного Урала и Зауралья. Евгений Абрамович, хорошо знавший оборонные предприятия как Челябинска, так и Кургана, вновь оказался наиболее подходящей кандидатурой на пост главного инженера нового главка. Назначенный на эту должность, он стал техническим руководителем чуть ли не самого крупного в стране военно-промышленного комплекса.

В отличие от прежнего отраслевого принципа управления промышленностью, работа в территориальных органах управления требовала от руководителя значительно большего кругозора. Прежние министерские главки занимались каким-либо одним, «своим» видом военной продукции. В их распоряжении были такие квалифицированные помощники, как отраслевые научно-исследовательские и проектно-технологические институты. Совнархозовским главкам приходилось заниматься предприятиями самых разных оборонных отраслей. При этом в большинстве случаев отраслевые институты совнархозам не подчинялись и находились в других регионах. Усложнились и кооперативные связи с предприятиями-смежниками, ранее входившими в одно министерство, а ныне разбросанными по разным регионам.

И тот факт, что в этих новых и чрезвычайно сложных условиях Евгению Абрамовичу удалось наладить четкое управление всеми оборонными предприятиями региона и не допустить серьезных сбоев в их работе, свидетельствует о его высочайшей квалификации, широкой компетентности и незаурядных организаторских способностях. Жизнь оборонной промышленности Южно-Уральского региона постепенно стала входить в новую устойчивую колею.

Однако история совершила новый зигзаг. После отстранения Н.С. Хрущева от власти совнархозы в 1965 г. были ликвидированы.

Евгений Абрамович снова оказался на распутье. Вернувшись на КМЗ, он некоторое время опять работал в должности главного инженера завода. Позднее он согласился принять приглашение отраслевого научно-исследовательского института ВНИИ «Трансмаш», находившегося в Ленинграде, где в течение ряда лет курировал работу предприятий отрасли по постановке на серийное производство новых образцов бронетанковой техники.

В эти годы мы часто сотрудничали с ним на заседаниях межведомственных комиссий по рассмотрению конструкторской документации на новые образцы бронетанковой техники. Его участие в этих заседаниях придавало им особую весомость, и к его компетентному мнению всегда прислушивались с большим вниманием. Высказываемые им предложения и замечания оказывали существенное влияние на принимаемые межведомственные решения.

После восстановления отраслевых министерств и их дальнейшего расширения Евгений Абрамович был приглашен на должность главного инженера одного из главных управлений Миноборонпрома. Главк руководил работой предприятий, занимавшихся разработкой и серийным производством военных гусеничных машин легкой и промежуточной весовых категорий.

Вскоре после выдвижения начальника этого главка Олега Федоровича Ларченко на должность заместителя министра оборонной промышленности Евгений Абрамович возглавил главк.

Годы работы Евгения Абрамовича главным инженером и начальником главка не прошли даром. Была проведена огромная работа по развитию производственных мощностей подведомственных ему предприятий, освоению и расширению серийного производства новых образцов бронетанковой техники. Именно в этот период вооруженные силы были в основном укомплектованы таким массовым видом бронетанковой техники, как боевые машины пехоты БМП-1 и БМП-2. В конце этого периода была начата разработка нового поколения этих машин - БМП-3.

Однако настало время, когда военные раны танкиста Е.А. Зубова, годы его напряженной работы в оборонной промышленности и неоднократные крутые повороты его судьбы дали о себе знать. Из-за резкого ухудшения здоровья ему пришлось уйти на пенсию.

Но даже будучи пенсионером, он продолжал по мере сил трудиться в одном из отраслевых НИИ. В числе других работ за это время им создан двухтомный труд «Двигатели танков», ставший настоящей энциклопедией истории и развития отечественного танкового моторостроения за период от его возникновения до начала 1990-х гг.

Портрет Евгения Абрамовича был бы неполным, если не упомянуть, что при всей его технократичности и прагматичности, при всей суровости его внешнего облика в глубине души он был лириком, романтиком и даже поэтом. При нем всегда находилась записная книжка с собственными стихами, которые он писал в часы досуга или на больничной койке.

Помню, как в 1995 г., в год пятидесятилетия Победы, во время круиза по Волге, устроенного для участников Великой Отечественной войны, в большом музыкальном салоне трехпалубного теплохода «Георгий Чичерин» собрались ветераны. Среди них были не только наши соотечественники, но и представители стран СНГ (Украины, Белоруссии, Казахстана), дальнего зарубежья (бывших социалистических стран) и даже представители французских партизан. Ветераны делились воспоминаниями о боях, пели фронтовые песни, обменивались мнениями о современной жизни. И когда слово взял бывший фронтовик-танкист, присутствующие обратили внимание на то, что наряду с боевыми наградами его грудь украшают многие трудовые ордена и лауреатские медали. Узнав, что перед ними не только боевой офицер, но также заслуженный танковый конструктор и крупный руководитель оборонной промышленности, его попросили рассказать о себе. Тогда, достав из кармана блокнот, Евгений Абрамович (это был, конечно, он) стал читать свои лирические стихи. Это было так неожиданно, стихи были так интересны, откровенны, содержали столько юмора и самоиронии, что восторгу присутствующих не было конца. И потом еще долго ветераны с удовольствием вспоминали об этом вечере и о поразивших их стихах такого необычного автора.

Нельзя не вспомнить и еще об одном эпизоде, дополняющем представление об этом многогранном человеке.

На территории Летно-испытательного института имени М.М. Громова в г. Жуковском Московской области работает киностудия «Крылья России», специализирующаяся на создании кино- и телефильмов об отечественной авиации. В январе-феврале 2001 г. этой киностудией было принято решение о создании в сотрудничестве с Главным автобронетанковым управлением (ГАБТУ) Министерства обороны серии телефильмов об истории отечественной бронетанковой техники под общим названием «...И танки наши быстры!» По рекомендации ГАБТУ я был приглашен к участию в этой работе в качестве эксперта по танку Т-34, в котором мне довелось воевать, а также по плавающему танку ПТ-76, с которым я был связан в серийном производстве с 1952 г., будучи военпредом на Сталинградском тракторном заводе. В ходе съемок этих телефильмов их режиссер спросил меня, не знаю ли я человека, который мог бы быть экспертом по танку Т-10. Поскольку лучшего эксперта, чем Евгений Абрамович, даже трудно было себе представить, я однозначно рекомендовал режиссеру эту кандидатуру, предварительно заручившись согласием самого Зубова. Совет был с радостью принят режиссером.

Участие Евгения Абрамовича в создании телефильмов оказалось на редкость благотворным. Во-первых, оно обогатило сюжеты телефильмов его личными воспоминаниями о боевых действиях в составе экипажа танка KB-1 с в годы войны и о послевоенной истории создания танка Т-10, дополнив повествование множеством драгоценных деталей. Во-вторых, благодаря самобытности самой личности Евгения Абрамовича сериал стал более живым, ярким, образным и колоритным. Фильмы сериала с успехом демонстрировались по пятому каналу центрального телевидения начиная с 2001 г. и продолжают повторно демонстрироваться до настоящего времени.

В последнее время в разговорах по телефону Евгений Абрамович все чаще стал делиться со мной невеселым известием о дальнейшем ухудшении его здоровья. При самом последнем нашем разговоре на мой вопрос, чем он сейчас занимается, он ответил коротко: «Доживаю!»

27 мая 2005 г. жизнь Евгения Абрамовича Зубова оборвалась. Нелегкая, но достойная жизнь русского воина, труженика и патриота.

Мир его праху!

(Продолжение следует)

Творцы отечественной бронетанковой техники

Петр Кириченко

Продолжение. Начало см. в «ТиВ» №10-12/2005 г.

Какой перечень русских и украинских фамилий ни возьми, будь то ведомость на выдачу зарплаты или список избирателей, везде наблюдается одна и та же закономерность: наибольшее количество фамилий приходится на букву К. С этим я сталкиваюсь постоянно, поскольку и моя фамилия также начинается с этой буквы. И несмотря на то что перечень наиболее известных разработчиков отечественных танков не так уж велик, он также подчинен этой закономерности. Достаточно вспомнить, что среди четырех фамилий создателей лучших танков Второй мировой войны три фамилии - это Кошкин, Котин и Кучеренко. Вот и в моем служебном блокноте записи на букву К наиболее многочисленны. Они теснятся вплотную друг к другу, с трудом размещаясь на отведенных листках. Последние записи уже делались микроскопическим почерком в промежутках между предыдущими, и поэтому они почти неразличимы. Тем не менее заключенное в них содержание достойно пристального внимания и детальной расшифровки.

Вот одна из таких записей.

Буква К Карцев Л.Н. 247-60-04, 247-75-93.

Карцев Леонид Николаевич - личность экстраординарная, я бы сказал, уникальная. В историю отечественного танкостроения он вошел как главный конструктор Уралвагонзавода в Нижнем Тагиле, самого крупного в мире танкостроительного завода. На этом посту в марте 1953 г. он сменил всемирно известного танкового конструктора Александра Александровича Морозова, одного из создателей легендарной «тридцатьчетверки».

Период 16-летней деятельности Карцева в должности главного конструктора был, пожалуй, наиболее плодотворным периодом в послевоенном отечественном танкостроении. Под руководством Леонида Николаевича были разработаны, освоены в производстве и поступили на укомплектование войск хорошо известные читателям журнала «Техника и вооружение» самые массовые танки послевоенного времени - Т-55, Т-55А, Т-62, Т-62А, Т-62К.

Некоторые разработки, выполненные конструкторским бюро Л.Н. Карцева в этот период, были необычными для своего времени и носили приоритетный характер.

Так, в сотрудничестве с КБ-1 Минрадиопрома, руководимым академиком А.А. Расплетиным, конструкторами Уралвагонзавода был впервые разработан ракетный танк, основным оружием которого стала пусковая установка радиоуправляемых ракет «Дракон». Он обеспечивал поражение всех современных танков противника с места и с ходу на дистанции от 300 до 3300 м. Этот образец под названием «истребитель танков ИТ-1» поступил на вооружение Советской Армии.

К числу работ, выполненных в этот период конструкторским бюро Л.Н.Карцева, относится также создание первого в мире опытного образца танка с газотурбинным двигателем, спроектированным по заданию КБ Уралвагонзавода омским ОКБ-29 Минавиапрома (главный конструктор В. А. Глушенков) на базе вертолетных двигателей ГТД-3 и ГТД-ЗФ.

Наконец, под руководством Леонида Николаевича были отработаны основные конструкторские и компоновочные решения по знаменитому танку Т-72, принятому на вооружение уже при преемнике Карцева В.Н. Бенедиктове.

Такой перечень поистине выдающихся конструкторских работ не может не вызывать интереса к личности главного конструктора, сумевшего не только продолжить славные традиции, заложенные М.И. Кошкиным и А. А. Морозовым в историю отечественного и мирового танкостроения, но и вписать в нее новые яркие страницы.

И, может быть, личные впечатления о Леониде Николаевиче, с которым меня связывают годы совместной работы, в какой-то мере помогут удовлетворить интерес к нему любознательного читателя.

Правда, в нижнетагильский период деятельности Карцева мне не довелось с ним лично общаться. По своим военпредовским и управленческим служебным обязанностям я тогда не был связан с разрабатываемой им бронетанковой техникой средней весовой категории, а занимался машинами промежуточной, легкой и особо легкой весовых категорий. Однако по отзывам людей, близко знавших Карцева, мне было известно о некоторых особенностях его характера. Говорили о нигилистическом отношении Леонида Николаевича к устоявшимся мнениям и подчеркнуто независимой манере его общения с высоким начальством.

По внешнему виду человека далеко не всегда удается распознать масштаб его личности. Наоборот, известны многие случаи, когда внешность человека находится в контрасте с его выдающимися качествами и, если хотите, величием. Я имею в виду общую ситуацию, когда внешний вид и значительность внутреннего содержания человека не только не совпадают, но и находятся в очевидном противоречии.

Мое личное знакомство с Леонидом Николаевичем впервые состоялось уже после его ухода из Нижнего Тагила в августе 1969 г. и перевода в Москву на дол-ясность заместителя председателя научно-технического комитета Главного бронетанкового управления Министерства обороны (НТК ГБТУ МО). В то время я проходил службу в другом подразделении ГБТУ, занимавшемся заказами и контролем производства серийной бронетанковой техники. Поэтому какое-то время мое представление о Карцеве носило весьма поверхностный характер.

Но уже первые впечатления о нем оказались довольно неожиданными. В прежнем моем представлении этот живой классик танкостроения должен был являть собой солидную фигуру маститого руководителя, этакого мэтра, который своим внушительным видом сразу же вызывает священный трепет у собеседника. Вместо этого я увидел худощавую фигурку с тонкой шеей, по-юношески торчащей из генеральского мундира. Генерал был черноволос, на его тощем лице глубоко сидели близко расположенные к носу темно-карие глаза. Его неторопливая речь с протяжным полудеревенским произнесением слов и обилием простонародных выражений выдавала его происхождение из российской глубинки. И действительно, как я узнал позднее, он родился в крестьянской семье в небольшом селе на границе Иваново-Вознесенской и Владимирской губерний.

Характерной манерой его общения была постоянная насмешливость, из-за чего любая тема в его изложении звучала как забавная история, хотя далеко не всегда безобидная для собеседника или третьих лиц.

Когда я по воле начальства ГБТУ был переведен из «серийного» управления на должность начальника одного из отделов НТК, многими сотрудниками НТК, в том числе и Леонидом Николаевичем, это было воспринято с неодобрением. Для них я был как бы «человеком со стороны», сугубым «серийщиком», что в их глазах ставило под сомнение мою профессиональную компетентность в вопросах научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ по созданию новых образцов бронетанкового вооружения и техники. Не скрывая своего негативного отношения к моему назначению, Карцев со свойственной ему насмешливостью позволил себе ряд снисходительных реплик, а порой даже колкостей в мой адрес. Некоторое время я проявлял выдержку и не реагировал на эти выпады своего нового начальника. Однако когда это стало повторяться и вызывать угодливое хихиканье некоторых сотрудников НТК, я однажды во время какого-то совещания у председателя НТК (генерала Валентина Петровича Дикого) не стерпел и в достаточно резкой форме прервал Карцева на полуслове, заявив повышенным тоном, что дальше терпеть подобные выходки не намерен. Присутствующие оторопели, а Леонид Николаевич, не став обострять ситуацию, со снисходительной улыбкой молча удалился в свой кабинет в сопровождении одного из наиболее угодливых подчиненных. В кабинете председателя НТК все замолкли. Чтобы разрядить затянувшуюся немую сцену, я счел уместным извиниться перед председателем за допущенную несдержанность и нарушение условий субординации. Тем не менее я подтвердил, что унижающие меня реплики со стороны генерала Карцева или кого бы то ни было другого не приемлю.

По прошествии некоторого времени в результате более тесного общения по конкретным вопросам нашей совместной служебной деятельности я почувствовал, что отношение Карцева ко мне изменилось. До меня стали доходить его весьма одобрительные высказывания в мой адрес. Постепенно наши отношения наладились и даже приобрели характер взаимной симпатии, а в последующем переросли в дружбу, сохраняемую нами и после увольнения из вооруженных сил вплоть до сегодня.

Нередко при встречах или в разговорах по телефону Леонид Николаевич делится со мной своими воспоминаниями и переживаниями, которые многое добавляют к моим представлениям о его незаурядной личности.

Как выяснилось, он испытывает чувство обиды за то, что во многих литературных и справочных материалах об отечественной бронетанковой технике его роль либо замалчивается, либо принижается, вплоть до искажения истины, касающейся авторства ряда его разработок. Особенно его задевает то, что, несмотря на явное преобладание в наших войсках, в дружественных армиях и на внешнем рынке танков, разработанных под его руководством, при их сравнительной оценке с образцами, разработанными в Харькове под руководством вернувшегося туда из Нижнего Тагила А.А. Морозова, предпочтение часто отдается последним.

Вообще взаимоотношения между Карцевым и Морозовым складывались неоднозначно и содержали определенные противоречия. В их основе лежал различный подход к проблеме дальнейшего развития отечественной бронетанковой техники.

А.А. Морозов придерживался мнения, что новое качество танков, отвечающее требованиям современной войны, может быть достигнуто только тогда, когда разработка танка начинается с чистого листа и во все его составные части закладываются радикально новые технические решения. В рамках этой концепции харьковским КБ велось проектирование нового основного танка. При этом принципиальный отказ от какой-либо преемственности с существующими танками вызывал ряд негативных последствий. Он означал необходимость создания с нуля нового танкового и моторного производств как для мирного, так и для военного времени, полное размежевание с существующим войсковым парком танков по вопросам снабжения запасными частями, эксплуатационными материалами, создание новых ремонтных средств, усложнение обучения войск. Все эти трудности считались необходимой платой за новое качество танков.

Принципиально иной концепции придерживался Л.Н. Карцев. Он отстаивал возможность достижения столь же высокого качественного уровня танков за счет последовательного совершенствования серийных машин с сохранением их производственной и эксплуатационной преемственности. Такая концепция позволяла более оперативно, шаг за шагом внедрять в серийное производство все, что создавалось нового в науке и технике, не связывая этот процесс с отработкой принципиально новых базовых составных частей танка, включая двигатель.

За то время, какое потребовалось Харькову на отработку нового танка, Уралвагонзавод сумел внедрить в конструкцию своих боевых машин существенные усовершенствования, повысившие их боевые и эксплуатационные возможности. К ним относятся повышение мощности двигателя, стабилизация вооружения, установка ночных приборов наблюдения и прицеливания, усиление ходовой части, оборудование для подводного вождения танков, автоматические системы противоатомной и противопожарной защиты, термическая дымовая аппаратура для постановки маскирующих завес, высокопроизводительный компрессор в воздушной системе, повышение мощности электрического генератора, топливные баки-стеллажи с встроенной боеукладкой и ряд других конструктивных изменений. Уралвагонзавод опередил харьковчан в установке в танк мощной 115-мм гладкоствольной пушки вместо 100-мм нарезной.

По воспоминаниям Карцева, его оперативность в освоении последних научно-технических достижений и их реализации в конструкторской документации на нижнетагильские образцы вызывала негативную реакцию харьковчан, которые в этот период наряду с разработкой нового танка выпускали серийные танки по чертежам головного КБ Уралвагонзавода. Харьковчане даже написали жалобу министру С.А. Степанову на КБ Карцева, обвинив его в том, что он дезорганизует серийное производство постоянными изменениями конструкции узлов и механизмов танка.

Ситуация, в которой Морозов, перейдя из Нижнего Тагила в Харьков, оказался в роли ведомого по конструкторской документации Уралвагонзавода, разработка которой начиналась под его руководством, изобиловала курьезами.

Так, по воспоминаниям Карцева, однажды он получил из Харькова письмо за подписью Морозова следующего содержания:

«Пятый раз обращаемся по вопросу задевания инструментального ящика за крышку люка механика-водителя при ее открывании».

Карцев распорядился поднять копии предыдущих четырех ответов Уралвагонзавода. Все они оказались одинаковыми:

«Унас на заводе такого явления нет, устраните дефект уточнением положения приварки надгусеничной полки, на которую устанавливается ящик, или другими технологическими мерами».

Под первыми тремя ответами Уралвагонзавода стояла подпись самого Морозова, который в то время был главным конструктором, а под четвертым - подпись временно замещавшего его А.В. Колесникова. Тогда Карцев в пятом ответе написал:

«Высылаю копии предыдущих ответов, с содержанием которых полностью согласен».

Больше по этому вопросу Морозов к Карцеву не обращался.

О том, каковы были конечные итоги параллельного развития наших танков по принципиально различным концепциям, подробно говорилось в статье «Парадоксы отечественного танкостроения», опубликованной в журнале «Техника и вооружение» №2-4 за 2005 г.

Следует отметить, что в выборе Карцевым концепции развития нашего танкостроения сыграли определенную роль некоторые его индивидуальные качества.

- Перед Котиным и Морозовым у меня были некоторые преимущества, - как-то поделился со мной Карцев. - Во-первых, мне, в отличие от них, довелось практически иметь дело с войсковой эксплуатацией отечественных и зарубежных танков в реальных боевых условиях; во-вторых, я позже заканчивал вуз. Многое из того нового, о чем я получил систематические знания, - автоматика, оптико-электронная техника, управляемое оружие - для них было чужим, как сегодня для меня, например, компьютерные технологии, интернет; в-третьих, - молодость, комсомол, романтика, риск; в-четвертых, - я любил разработчиков-смежников, а они - нет.

От себя добавлю, что от некоторых других известных конструкторов Карцева отличало уважительное отношение к военпредам. По моим наблюдениям, у многих разработчиков вооружения и военной техники взаимоотношения с военпредами часто носили весьма натянутый, порой конфликтный характер. Строгость и пунктуальность военпредов при проверке соответствия разрабатываемых образцов заданным тактико-техническим требованиям, оценке их эксплуатационной надежности часто воспринимались конструкторами очень болезненно, расценивались как формальные придирки и как излишние помехи на пути быстрейшего завершения работ. И мне как человеку, в течение многих лет непосредственно связанному с работой военных представительств, было приятно услышать от Карцева очень лестные отзывы о военпредах. Он с теплотой вспоминал о руководителе военной приемки в Нижнем Тагиле И.П. Скрибцове, который, по словам Карцева, любил и по-отечески опекал его, тогда еще молодого главного конструктора. Как о прекрасных специалистах, оказавших ему большую помощь в решении сложных технических вопросов, отзывался он о многоопытных руководителях военной приемки А.В. Дмитрусенко и А.И. Золотько.

В отношении с подчиненными Карцев был прост, доступен, старался учитывать их интересы и создать в коллективе хорошее творческое настроение. В то же время, будучи в душе человеком веселым, склонным к ироническому восприятию жизни, он позволял себе порой дружески посмеяться над сотрудниками.

Так, своему умному, но крайне нерешительному заместителю Л.А. Вайсбруду, всегда полному творческих идей, но не способному четко принять окончательное решение, он дал насмешливое прозвище «одиннадцать вариантов».

В то же время Карцев покровительственно относился к своим подчиненным, в трудных ситуациях защищал их, не давая в обиду.

Например, он вспоминал, как однажды у него в кабинете появился некто неизвестный и представился:

- Уполномоченный НКВД по Дзержинскому району капитан Нехаев.

- Что вас интересует? - спросил Карцев.

- Вы знаете, что у Вас в конструкторском бюро много евреев?

- Конечно, знаю, - ответил Леонид Николаевич. - Я здесь работаю уже четвертый год.

- Надо их уволить, - потребовал Нехаев.

- Увольнять их я не буду, - твердо ответил Карцев. - И более того, если кто-то попытается их уволить, я буду категорически возражать. Они активно участвовали в создании танков Т-34 и Т-54, имеют допуск к секретной работе. Для их увольнения нет никаких оснований.

- Тогда нам придется поговорить по-иному и в другом месте, - гневно пригрозил уполномоченный и удалился.

Однако вскоре был арестован Л.П. Берия, а уполномоченный Нехаев был уволен из органов госбезопасности. Впоследствии, как выяснилось, он был осужден за темные дела, совершенные им в какой-то артели местной промышленности, и направлен отбывать наказание в места лишения свободы.

Но были и такие коллеги, которых Карцев недолюбливал. Так, своего подчиненного конструктора Ю.П. Костенко, возглавлявшего отдел вооружения и боевого отделения танка, он невзлюбил за то, что тот повадился ходить к начальству для решения вопросов в обход главного конструктора и вообще, по выражению Карцева, «крутиться возле высокого начальства и как можно чаще попадаться ему на глаза». В конце концов Карцев предложил Костенко подыскивать себе другое место работы. В дальнейшем это обернулось для Карцева нежелательными последствиями: Костенко, человек неглупый и энергичный, сумел высоко продвинуться по чиновничьей лестнице, заняв довольно ответственный пост в Военно-промышленной комиссии Совета Министров СССР, где доставил немало неприятностей Карцеву. В своих мемуарах, написанных Костенко после ухода на пенсию, он также постарался выставить Карцева в не слишком благоприятном свете.

Говоря о своей любви к разработчикам-смежникам, Карцев имел в виду конструкторов вооружения, комплексов прицеливания и управления огнем, двигателей и других составных частей танка. В то же время он крайне критично относился к работе отраслевого научно-исследовательского танкового института, так называемого ВНИИтрансмаша Миноборонпрома. По его мнению, этот институт не был самостоятелен в своих решениях, а «работал под начальство», т.е. придумывал научно-техническое обоснование принятых начальством волевых решений. Когда директора этого института генерала П.К. Ворошилова (приемного сына легендарного героя гражданской войны, Председателя Президиума Верховного Совета СССР, Маршала Советского Союза К.Е. Ворошилова) перевели в Генеральный штаб Вооруженных Сил, руководители Миноборонпрома по согласованию с отделом оборонной промышленности ЦК КПСС предложили занять эту должность Карцеву. Однако он категорически отказался. Вспоминая об этом, Леонид Николаевич рассказывал мне, что его отказ крайне удивил начальство.

- Подумайте! - убеждал его министр С.А. Зверев в присутствии зав. отделом оборонной промышленности ЦК КПСС И.Д. Сербина. - Ленинград - не Нижний Тагил, да и зарплата повыше...

Карцев в свойственной ему полушутливой манере отвечал, что Ленинграда он также не сможет увидеть, как не видит сейчас города Тагила.

- А что касается денег - их сколько ни получи, жена все истратит.

Но в качестве серьезных доводов он привел то, что коллектив «Вагонки» его признал, что в КБ большой задел замыслов, наработок, идей. А в институте полная неизвестность.

- При этом я смолчал, - сказал мне доверительно Карцев, - что истинной причиной моего отказа было понимание того, что меня быстро выгонят с этой должности, так как плясать под дудочку начальства я не буду.

А вот и еще один пример, характеризующий Карцева с точки зрения его моральных предпочтений. Многие крупные конструкторы стремились добиться организационного отделения КБ от заводов, выпускающих серийную продукцию, чтобы придать своим бюро более высокий статус самостоятельного государственного предприятия. Леонид Николаевич категорически отказывался от отделения своего КБ от Уралвагонзавода. При этом он, разумеется, жертвовал статусом руководителя самостоятельного предприятия, хотя и более почетным, но ставящим его в положение просителя перед заводом. Более ценным для себя он считал быть третьим в иерархии предприятия, но зато быть вышестоящим по отношению к начальникам производственных цехов, что облегчало решение организационных вопросов по освоению новых разработок в серийном производстве.

Нельзя не признать, что Карцев неоднократно ошибался в людях, переоценивая их способности.

Так, покидая должность главного конструктора Уралвагонзавода в связи с переходом в НТК ГБТУ, Леонид Николаевич рекомендовал в качестве преемника своего заместителя В.Н. Бенедиктова. Однако позже, наблюдая за его действиями на этом посту, Карцев признался мне, что ошибся в своем выборе.

Другой своей ошибкой такого рода Леонид Николаевич считал высказанную им начальнику сектора ЦК КПСС В.И. Кутейникову рекомендацию в пользу И.Ф. Крутякова при решении вопроса о назначении нового директора Уралвагонзавода. Впоследствии он разочаровался в своем протеже и не смог наладить с ним нормальные отношения. Это явилось одной из причин ухода Карцева с завода.

На посту заместителя председателя НТК Леонид Николаевич не изменил своей привычки принимать самостоятельные решения, невзирая на позицию начальства.

Возглавляя макетную комиссию по рассмотрению проекта бронелетучки (упрощенного варианта бронепоезда), Карцев столкнулся с конфликтом между разработчиком и военпредами по вопросу оптимальной конструкции бронированной рубки для экипажа. Предложенное разработчиком решение не устраивало военпредов по целому ряду параметров, а их требования к конструкции бро-нерубки разработчик считал необоснованно завышенными и трудно реализуемыми. Пререкания сторон затянулись и приняли откровенно скандальный характер. И тут вдруг Карцев принял неожиданное и кардинальное решение - вообще отказаться от бронерубки. Разумеется, это было отступлением от официальных тактико-технических требований (ТТТ), утвержденных вышестоящими инстанциями, и единоличное принятие Карцевым такого решения было нарушением субординации. Однако по существу необходимость наличия бронерубки действительно была сомнительна, так как входящий в комплект бронелетучки танк мог с успехом ее заменить. Поскольку всю ответственность за принятое решение Карцев взял на себя, страсти сразу улеглись и работа макетной комиссии закончилась успешно. Впоследствии начальство согласилось с доводами Карцева, и в ТТТ было внесено соответствующее уточнение.

При рассмотрении разработок, выполняемых по заданиям НТК, он бывал довольно критичен, нередко насмешлив, особенно когда предлагаемые конструкторские решения были приняты умозрительно, без должной опоры на практику.

Так, рассматривая разработки КБ ленинградского Кировского завода по новому танку, Карцев обратил внимание на то, что большая ось овального люка в крыше башни имеет продольное расположение вместо проверенного практикой в других танках поперечного. Он высказал мнение, что такая конструкция неудобна для входа, выхода и особенно эвакуации раненых членов экипажа. Однако поворот люка на 90° потребовал бы существенной перекомпоновки всей башни, что вызвало протест разработчиков. Притащив действующий ГОСТ на конструкцию люка башни, разработчики стали доказывать, что все требования по размерам люка соблюдены, а по расположению осей люка никаких требований в ГОСТе нет. Тогда Леонид Николаевич с серьезным видом задал вопрос высокорослому главному конструктору:

- Как Вы считаете, дверь Вашего кабинета выполнена по ГОСТу?

- Разумеется, - недоуменно ответил тот.

- Теперь мысленно поверните ее на 90 градусов и покажите, как Вы будете в нее проходить.

Раздался общий хохот, настолько комичным и в то же время наглядным оказался шутливый пример Карцева. Вопрос был решен. Позднее в разговоре с военпредами Карцев назидательно заметил:

- ГОСТы пишутся для умных людей, а не для дураков. Как сказал Маяковский, книга книгой, а мозгами двигай!

Независимый характер Леонида Николаевича особенно ярко проявился в его поведении перед лицом высшего партийно-государственного руководства. Особенно в тех случаях, когда руководящее лицо позволяло себе давать указания конструкторского плана.

Вот несколько памятных эпизодов.

В июле 1960 г. на полигоне в районе небезызвестного Капустина Яра состоялся показ высшему руководству новых образцов вооружения и военной техники. В числе других изделий демонстрировался ракетный танк ИТ-1.

По указанию организаторов показа ввиду жаркой погоды (свыше 40°С) танк был помещен в палатке, перед ним установили ряды стульев для посетителей, а рядом висел плакат с тактико-технической характеристикой. Возле танка стоял докладчик - заместитель начальника НИИБТ полигона полковник И. К. Кобраков, а чуть позади - главный конструктор.

Когда в палатку вошел Никита Сергеевич Хрущев в сопровождении начальственной свиты, было видно, что он недоволен осмотром предыдущего экспоната и находится в возбужденном состоянии. Сопровождавшие его лица пребывали в некотором смятении. Все расселись по местам.

Полковник Кобраков сделал заранее отрепетированный доклад, после чего, как и было задумано, сидящий внутри танка конструктор О.А. Добисов «выдал» изнутри танка пусковую установку, крылья ракеты раскрылись и, демонстрируя возможность установки, конструктор слегка прокачал ее.

Но тут Хрущев задал вопрос:

- А нельзя сделать так, чтобы крылья раскрывались в полете?

Видя, что докладчик не может ответить, Карцев вышел вперед и сказал:

- Нет, Никита Сергеевич, нельзя. Не позволяет система управления.

- А я говорю - можно! - повысил тон Хрущев.

- А я говорю - нельзя! - невозмутимо возразил Карцев.

Хрущев с удивлением посмотрел на строптивого главного конструктора и затем спросил:

- А вы видели, что сделано у Челомея?

- Нет.

- Конечно, не видели. Если бы и захотели видеть, вам бы все равно не показали.

Тут встал сидевший позади Хрущева конструктор авиационной, ракетной и космической техники В.Н. Челомей и заверил:

- Покажем, Никита Сергеевич. Осмотр продолжался, и Хрущев, делая круги рукой, сказал:

- Внутри танка должен быть барабан с ракетами.

Полковник Кобраков стал дергать Карцева сзади за рубашку, чтобы тот не вступал в спор. Но того уже нельзя было сдержать.

- Барабан не годится! - заявил он.

- А я говорю - барабан!

- Аяповторяю, барабан тут не годится! Он вытеснит из танка экипаж. И потом, какая разница, барабан или прямоугольная укладка? Важно, чтобы было все автоматизировано.

Как ни странно, Хрущев стерпел возражение, не стал настаивать на своем и при выходе из-под навеса пожал Карцеву руку, сказав:

- Поздравляю.

Другой эпизод произошел в октябре 1962 г. в Кубинке во время очередного показа. Подойдя к площадке бронетанковой техники, Хрущев завел разговор о танках вообще, об их роли в Великой Отечественной войне, но в конце вдруг заявил:

- Танк должен уметь, как крот, зарываться в землю.

Все онемели. Никто из присутствовавших конструкторов не готов был отреагировать на это пожелание. Промолчали и военачальники, среди которых были Маршал Советского Союза Р.Я. Малиновский, Главный маршал бронетанковых войск П.А. Ротмистров и другие. Отважился возразить только Карцев.

- Никита Сергеевич! - выйдя вперед, твердо заявил он. - Если танк зарыть в землю, то это будет уже не танк, а нечто другое. Танк - оружие наступательное. Из него должны быть хорошо видны поле боя и цели. Танк должен быть высокоманевренным. Этим требованиям

невозможно удовлетворить, зарывшись в землю.

На какое-то время на площадке воцарилось молчание. Все смотрели на Хрущева, ожидая бурной реакции Генерального секретаря. Но тот, выдержав паузу, спокойно заговорил уже о чем-то другом. Все наконец перевели дыхание.

Но на этом эпизод не закончился.

Среди танков, привлеченных к показу, особое место занимал опытный образец харьковского танка «объект 432» (будущего Т-64), стоявший на возвышении. Его тогда предполагалось поставить на производство на всех танковых заводах. И поэтому в докладе Хрущеву этот танк «расписали» в цветах и красках. Осмотрев харьковский образец, Генеральный секретарь перешел на линейку серийных танков, среди которых стоял нижнетагильский «объект 167» (модернизированный Т-62 с 780-сильным двигателем и шестикатковой подвеской).

Когда сопровождаемый свитой Хрущев приблизился к этому объекту, к нему подошел Карцев и неожиданно для окружающих взял генсека под руку.

- Никита Сергеевич! Обратите внимание: это не серийный, а модернизированный танк, - начал он неформальный доклад. - По сравнению с серийным Т-62 он имеет новую ходовую часть и более мощный двигатель.

Хрущев молча слушал конструктора. Карцев продолжал:

- Конечно, он не дотягивает по тактико-техническим характеристикам до показанного Вам харьковского танка, но может быть поставлен на производство у нас на заводе уже в будущем году. Для этого не нужно никаких капиталовложений. Он будет делаться на имеющихся площадях и оборудовании.

Видя, что Хрущев внимательно слушает Карцева, забеспокоились сторонники харьковского танка.

- Никита Сергеевич! - вмешался в разговор министр обороны Малиновский. - Мне докладывали про этот танк. Я разобрался. Он не модернизированный, а новый. У него лишний каток.

Но Карцев дерзко перебил министра и продолжал:

- Танк Морозова конструктивно не доработан. Для его постановки на производство потребуется солидная технологическая подготовка, большой объем капитального строительства, на что уйдет много времени. Поэтому до постановки этого танка на производство у нас на заводе целесообразно выпускать «объект 167».

- А мы подперчим, - пошутил генсек.

Увидев недоумение Карцева, Хрущев спросил:

- Вы что, не знаете анекдот о перце? Сейчас расскажу.

Оказалось, что это анекдот с еще дореволюционной бородой, более известный не с перцем, а со скипидаром.

Но тут между ними протиснулся B.C. Старовойтов, видимо, подосланный министерским начальством.

- Никита Сергеевич! Я директор головного танкового института, - представился он. - Мы против «объекта 167».

Хрущев, глядя на Карцева, кивнул в сторону Старовойтова, как бы говоря: «Ну вот, видите!»

Решив оставить за собой последнее слово, Карцев уверенно заявил:

- Харьковскому танку никакой перец не поможет. Технику не обманешь.

Не желая больше слушать возражения, высокий гость покинул площадку.

Вспоминал Леонид Николаевич и еще один эпизод.

Один из очередных показов военной техники состоялся в Кубинке в сентябре 1964 г. Как раз в это время там проводились полигонные испытания «объекта 150» (будущего ИТ-1). Во время показа на месте оператора сидел молодой офицер полигона Г.Б. Пастернак. До этого он активно участвовал в отработке системы управления и был тогда единственным, кто мог эффективно стрелять танковой радиоуправляемой ракетой. На глазах у Хрущева он тремя ракетами с дистанции 3000 м поразил одну за другой три движущиеся танковые мишени.

Вывод генсека был неожидан и безапелляционен: раз танки столь эффективно поражаются ракетами на таком расстоянии, то нет смысла и в самих танках.

Видя, что генсеку никто не возражает, Карцев не смог удержаться:

- В бою такого не будет, - уверенным тоном заявил он. - Сейчас стрелял инженер, отлично тренированный, в совершенстве знающий весь комплекс.

И глядя прямо в глаза Хрущеву, он добавил:

- А танки по-прежнему необходимы! Хрущев сначала потупился, а затем, окинув взглядом безмолвствующую свиту, сказал:

- Мы спорим и встречаемся не в последний раз. Еще увидим, кто из нас прав. История рассудит.

Как выяснилось в последующем, мнение генсека не изменилось. Выступая на следующий день в Кремлевском Дворце съездов на Всемирном фестивале молодежи, он заявил:

- Вчера я видел, как эффективно уничтожаются танки уже на подходах. При наличии таких противотанковых ракет танки оказываются ненужными.

К сожалению, такая точка зрения и сегодня разделяется некоторыми нашими политическими и военными руководителями, несмотря на неопровержимые уроки крупных военных действий последнего времени.

При всех своих несомненных заслугах в области танкостроения, неукротимой энергии и настойчивости, проявляемых им в решении сложных технических и организационных задач, Леонид Николаевич поражал своим неумением и нежеланием заниматься саморекламой, добиваться положенных наград и званий и вообще как-то выпячивать свою личность. Даже делясь со мной своей обидой на несправедливое принижение в специальной литературе его роли в отечественном танкостроении, он говорил об этом как-то застенчиво, почти стыдливо.

В своих воспоминаниях о Е.А. Зубове я уже упоминал о тАм, что в феврале 2001 г. на одной из киностудий в содружестве с ГБТУ МО приступили к съемкам телесериала об истории бронетанковой техники под названием «...И танки наши быстры!» Будучи привлечен ГБТУ к съемкам этого сериала, я познакомился с его авторами. Они обратились ко мне с просьбой порекомендовать известных мне танкистов, участвовавших в создании танков, и помочь связаться с этими людьми. В качестве эксперта по созданию средних танков я, естественно, назвал Леонида Николаевича. Однако когда я обратился к нему с просьбой дать согласие на участие в съемках сериала, он ответил категорическим отказом. Я полагаю, что такая реакция Карцева была продиктована все той же нелюбовью к саморекламе. Сериал был снят без его участия и показан по телевидению в феврале-марте 2001 г. Но, посмотрев этот сериал, Карцев обнаружил много досадных неточностей в изложении и трактовке фактов, связанных с созданием послевоенных средних танков. Это заставило его связаться с киностудией и поставить вопрос о внесении уточнений в соответствующие разделы сериала. Тогда авторы сериала предложили ему самому сняться в сериале и изложить достоверные данные по этим разделам. Сериал был дополнен и уточнен с учетом данных, сообщенных Карцевым. Однако уточненный вариант телефильма так и не вышел в эфир. Вместо этого он продолжает время от времени повторно демонстрироваться в первоначальной редакции.

Независимый характер Леонида Николаевича, его свободная манера поведения, невзирая на ранг собеседника, в сочетании с беспечностью в вопросах личной карьеры сослужили ему плохую службу. Не получив достойных наград за создание наших основных танков, он был удостоен лишь Государственной премии за разработку истребителя танков ИТ-1, причем с подачи не своего министерского руководства, а по представлению Минрадиопрома. Остальные его выдающиеся конструкторские работы до сего времени не получили соответствующей государственной оценки.

Реальность такова, что разработчик самых массовых танков современности, создатель концепции, которая и сегодня лежит в основе развития отечественного танкостроения, остался единственным из когорты крупных отечественных танковых конструкторов, не удостоенным звания Героя Социалистического Труда.

Так, может быть, еще не поздно. Почему бы нынешнему государственному руководству не взять да и не присвоить ему бесспорно заслуженное звание Героя России? Пока это еще возможно сделать прижизненно.

Продолжение следует

---