ШАГ ЗА ШАГОМ
Техника и вооружение № 7,8,9,11,12/2006, № 1,2/2007
ШАГ ЗА ШАГОМ
Ю.Н. Ерофеев, д.г.н., профессор
«Имеются веские причины хранить в тайне многие аспекты радиоэлектронной борьбы. Однако есть и одинаково веские причины для того, чтобы о существовании и полезности радиоэлектронной борьбы знали не только военные специалисты по вопросам национальной безопасности, но и широкая общественность.
Если начнется Третья мировая война, то победителем будет та сторона, которая сможет лучше действовать и обращаться с электромагнитным спектром».
Адмирал Томас X. Морер,
бывший председатель Объединенного комитета начальников штабов США.
1. «Сквозь бои и войны»
Начнем ab ovo
Чтобы подойти к истокам радиоэлектронной борьбы, нам придется вернуться ко времени разработки А.С. Поповым «беспроволочного телеграфа» и первым годам его практического применения.
Интересующие нас события относятся ко времени несчастливой для России русско-японской войны и обороны Порт-Артура. Вот рапорт временно исполняющего обязанности командующего флотом Тихого океана контр-адмирала П.П. Ухтомского: «В 9 ч 11 мин утра неприятельские броненосные крейсеры «Ниссин» и «Касуга», маневрируя на зюйд-зюйд-вест от маяка Ляотешанъ, начали перекидную (перекидной в те годы называли стрельбу через препятствия, например через холмы или горные цепи, по крутым траекториям, в условиях, когда прямой видимости цели не было) стрельбу по фортам и внутреннему рейду. С самого начала стрельбы два неприятельских крейсера, выбрав позиции против прохода Ляотешаньского мыса, вне выстрелов крепости, начали телеграфировать, почему немедленно же броненосец «Победа» и станция Золотой горы начали перебивать большой искрой (Передатчики того времени были искровыми. Большой искрой называли более мощный сигнал своего передатчика.) неприятельские телеграммы, полагая, что эти крейсеры сообщают стреляющим броненосцам о попадании их снарядов. Неприятелем выпущено более 60 снарядов большого калибра. Попаданий в суда не было» [ 1 ]. Та же самая оценка эффективности принятых мер противодействия была дана и противником, т.е. Морским генеральным штабом Японии: « Так как сношения по беспроволочному телеграфу с нашими наблюдающими судами прерывались неприятелем - находящейся на зюйд-остовом от входа берегу наблюдательной станцией, то трудно было корректировать стрельбу и снаряды попадали недостаточно метко».
Недаром день 15 апреля ныне считается Днем специалиста радиоэлектронной борьбы:
«Приказ министра обороны Российской Федерации №183,
3 мая 1999 г., г. Москва.
Об учреждении в Вооруженных Силах
Российской Федерации Дня специалиста
радиоэлектронной борьбы. 15 апреля 1904 г. в ходе русско-японской войны впервые были применены средства радиоэлектронной борьбы. При обороне Порт-Артура были подавлены радиопередачи японских кораблей-корректировщиков огня. Это положило начало становлению и развитию радиоэлектронной борьбы как вида обеспечения боевых действий Вооруженных Сил. Приказываю:
Учредить в Вооруженных Силах Российской Федерации День специалиста радиоэлектронной борьбы, который отмечать ежегодно 15 апреля.
Министр обороны Российской Федерации Маршал Российской
Федерации И. Сергеев» [2].
При дальнейшем развитии аппаратуры радиоэлектронной борьбы специалисты разных стран обратили внимание на особенности «шумового» напряжения.
«Шумовая» помеха
Шумовая (или флуктуационная) помеха давно известна радиоспециалистам. Она может наблюдаться на выходе каждого радиоприемного устройства, обладающего достаточно высокой чувствительностью. Помеха формируется в элементах самого радиоприемника за счет флуктуации тока относительно заданного среднего уровня в электронных лампах (так называемый «дробовой эффект»), транзисторах, хаотического движения электронов по сопротивлениям и целого ряда других подобных явлений. В приемниках радиотелефонной связи такая помеха проявляется в виде характерного шума, слышимого в телефонах. Поэтому за ней и установилось название «шумовая помеха», или просто «шум».
Подадим шумовое напряжение с выхода радиоприемника на пластины обычного электронного осциллографа. На экране будет высвечиваться изображение в виде горизонтальной «шумовой дорожки». Верхняя и нижняя кромки этой дорожки непрерывно меняют свои очертания. Такое изображение появляется в результате многократного наложения изображений, получаемых за последовательные периоды развертки. «Глаз не различает действительного характера изображения за каждый ход развертки и запечатлевает некоторую интегральную картину, которая возникает как вследствие инерционности глаза, так и послесвечения экрана» [3]. Истинную структуру шумового напряжения можно выявить, если фотографирование экрана производить только за один ход развертки. Тогда выяснится, что «шум» представляет собой колебательный процесс с беспорядочными, нерегулярными изменениями амплитуды и фазы (периода). Процесс характеризуется полной неповторяемостью во времени.
Можно видеть, что шумовая компонента передается через все каскады радиоприемного устройства. Если ее усилить за счет дополнительного поступления шумовой энергии через приемную антенну радиоприемного устройства, то передаваемый полезный сигнал может затеряться в шумовой дорожке и передаваемая по радиотракту информация будет утрачена. Так возникла идея применения радиопередатчиков шумовых помех, нарушающих работу радиоприемников различного назначения, в том числе и приемников радиолокационных станций.
Ла-Манш, весна 1941 г.
Как говаривали многие главные конструкторы аппаратуры радиоэлектронной борьбы, «от идеи до ее практической реализации дистанция огромного размера», и реально работающие передатчики шумовых помех появились только в разгар Второй мировой воины. Изготовлены они были руками немецких радиоинженеров.
Весной 1941 г. в военно-морском порту Бреста оккупированной немцами Франции скопилось несколько крупных германских кораблей: крейсеры «Шарнхорст» и «Гнейзенау», а также тяжелый крейсер «Принц Ойген». «Шарнхорст» и «Гнейзенау» 22 марта 1941 г. возвратились из Атлантики, где охотились за английскими торговыми судами (на их счету было более двадцати потопленных кораблей), а «Принц Ойген» участвовал в морском бою с превосходящими силами англичан вместе с линкором «Бисмарк». В том бою «Бисмарк» был потоплен, а «Принц Ойген» сумел добраться до Бреста.
Несмотря на принятые меры по маскировке кораблей, английские самолеты-разведчики все-таки обнаружили их в порту Бреста и передали эти сведения командованию бомбардировочной авиации. Начались ежедневные налеты на стоявшие на ремонте суда. Наносимые повреждения оперативно устранялись, но после нескольких бомбардировок германское командование решило вывести корабли в какой-нибудь немецкий порт, подальше от этих надоедавших англичан. Немецкие гавани тоже подвергались ударам с воздуха, но не так часто, как порт, находившийся на противоположной стороне Ла-Манша. Английское командование понимало, что немцы обязательно примут меры по выводу кораблей из Бреста, и старалось всеми силами помешать этому.
Радиоэлектронной борьбой с англичанами руководил немецкий генерал Вольфганг Мартини. Ему удалось организовать целую систему мероприятий для проведения такой борьбы: провести разведку несущих частот береговых английских РАС и их хотя бы примерного географического положения; разработать передатчики помех, которые были способны «забить» (насытить) приемники английских РАС и ослепить их индикаторы (передатчики помех создавались предусмотрительно сразу двух типов: самолетные и наземного базирования), он заблаговременно выбрал точки размещения наземных передатчиков на французском побережье; подготовил тщательно выверенный график их включения (противник не должен догадаться, что ему создают помехи, поэтому сначала передатчики включались на короткое время, и у англичан создавалось впечатление о каких-то непонятных явлениях на трассе распространения сигналов, бороться с которыми невозможно и лучше их просто переждать). Кроме того, Мартини определил персональную привязку каждого из передатчиков помехи к конкретной береговой РАС англичан.
Был продуман и целый ряд мероприятий, отвлекающих англичан от самой мысли об уходе кораблей в немецкие порты. Например, прилюдно на корабли завозили ящики с пробковыми шлемами. Загружались бочки с маслом, имевшие кричащие надписи на борту: «Для использования в тропиках». Все это наводило на мысль, что кораблям предстоит плавание у африканского побережья для нападений на конвои англичан, проходящие в этих местах. И английские осведомители, которыми кишел Брест, заглатывали такую наживку. До самой последней минуты продолжалось почтовое и прачечное обслуживание кораблей. Перед самым выходом кораблей из порта состоялся костюмированный бал. До минимума был сужен круг лиц, которых проинформировали о предстоящем выходе в немецкие порты: об этом знали только капитаны трех названных крейсеров.
Ночью, перед самым выходом кораблей, немцы на всякий случай произвели еще и отвлекающий воздушный налет: бомбы сбрасывали на пустынные отмели порта. Население Бреста попряталось в бомбоубежища.
Пока жители Бреста ожидали отбоя воздушной тревоги, три крейсера, сопровождаемые восемью эсминцами и шестнадцатью торпедными катерами, подняли якоря и медленно вышли из порта. С воздуха их прикрывал «зонтик» из 250 истребителей, которыми командовал Адольф Галланд, знаменитый ас люфтваффе, на счету которого уже было 94 сбитых самолета (назначение такого командира тоже говорило о важности операции).
Время выхода кораблей тоже было продумано-полночь 11 февраля 1942 г.: преимущество темноты, связанное с новой фазой луны; прилив, который давал дополнительные 5 м глубины, вовсе не лишние при переходе по мелководью (идти предполагалось у самого французского берега по узкой полоске воды, протраленной немецким тральщиком).
Только в море командам сообщили о походе домой, в германские порты. Соблюдалось полное радио- и радиолокационное молчание: это тоже входило в составленный генералом Мартини план проведения операции. Для передачи экстренных сообщений между кораблями использовали невидимый посторонним наблюдателям луч инфракрасного прожектора.
В предрассветные часы два самолета «Хейнкель», оборудованные передатчиками шумовых помех, начали излучение помех английским береговым РАС с целью помешать обнаружению большой группы самолетов, сопровождающих покинувшие Брест корабли. Обнаружение этих самолетов могло указать англичанам на факт ухода кораблей из порта. Передатчики помех наземного базирования пока не включались, так как немецкие корабли еще не вошли в зону обнаружения береговых РАС.
Когда время подошло, наземные передатчики тоже вступили в игру. Они были настроены на несущие частоты береговых РАС, и действие их было настолько эффективно, что часть британских РАС пришлось выключить, а функционирующие станции начали изменять рабочие частоты, чтобы уйти от помех. Англичане по-прежнему считали, что имеют дело с каким-то неизвестным атмосферным явлением, и не заподозрили ничего необычного.
Примерно в 10 ч утра, когда корабли уже приближались к выходу из пролива, одна из английских РЛС перешла на такую высокую частоту, что немцы не смогли создать ей помеху. С нее и поступило сообщение о немецких самолетах, летающих над проливом на малой высоте, но корабли все еще не были найдены. Несколько патрульных самолетов британских ВВС, поднятых в воздух, обнаружили большую группу самолетов люфтваффе и, пытаясь ускользнуть от них, спустились к самым гребням волн. Тут им и удалось разглядеть уходящие немецкие корабли.
Немецкие моряки были начеку в ожидании предстоящего боя. Он, конечно, не задержался: самолеты-торпедоносцы 825-й эскадрильи английских ВВС в сопровождении пяти эскадрилий истребителей настигли беглецов. Завязался жестокий бой, свой долг старалась выполнить каждая из сторон. Самолеты-торпедоносцы были тихоходными, и взаимодействия с истребителями прикрытия не получалось: все торпедоносцы, один за другим, были сбиты. Ни одна из торпед в цель не попала. Командир соединения торпедоносцев лейтенант-коммандер Юджин Эсмонд за проявленную самоотверженность был посмертно награжден Крестом Виктории...
Днем «Шарнхорст» потряс сильный взрыв: корабль наскочил на мину. Погода испортилась, и корабли не различали вешки, выставленные ранее прошедшим тральщиком. Экипаж; «Шарнхорста» безмолвно наблюдал за проходящими мимо кораблями «Гнейзенау» и «Принц Ойген»: приказ гласил, что если один из кораблей будет поврежден или потоплен, другие не должны останавливаться, чтобы оказать помощь его команде, - приказывалось идти дальше любой ценой...
Экипажу «Шарнхорста» удалось наскоро произвести ремонт, и он продолжал свой путь, несмотря на атаки английских торпедных катеров. В 19 ч на мину налетел «Гнейзенау», потом - снова «Шарнхорст». На этот раз ему пришлось остановить машины и лечь в дрейф: его несло в сторону отмелей и минных полей.
Английские самолеты всю ночь не оставляли беглецов в покое. За ночь они совершили более 740 самолето-вылетов. Но корабли имели достаточно мощную и эффективную систему противовоздушной обороны, немецким морякам пришлось непрерывно поливать водой раскалившиеся добела от непрерывной ответной стрельбы стволы своих зенитных орудий. Атаки англичан реальных результатов не принесли.
В полдень 13 февраля немецкие корабли прибыли в родной порт, так и не столкнувшись с основными силами британского флота.
Операция перебазирования прошла успешно, и в этом большая заслуга генерала Мартини с его продуманной программой действий. Это была первая проверка на практике, в реальных боевых условиях, возможностей радиоэлектронной борьбы.
После полученного урока новый тип вооружения стала применять и противоборствующая сторона: «в октябре 1943 г. американские бомбардировщики начали создавать активные помехи немецким РЛС «Вюрцбург» с помощью передатчиков типа «Карпет» [5]. Эффективность этих помех тоже была высокой ввиду отсутствия у РЛС «Вюрцбург» возможности перестройки несущей частоты.
Уж эти полоски из фольги!
В мае 1945 г. два американских солдата с помощью длинных металлических прутьев обследовали груды пепла на площади немецкого городка. Они надеялись найти что-либо полезное для себя: какую-нибудь драгоценность, не пострадавшую в общем пожаре, а если повезет - то и целый сейф, наполненный такими вещицами. Щуп наткнулся на что-то твердое. Пепел раскопали. Оказалось - книги с записями выступлений Гитлера. Фашистские бонзы считали, что рейху предстоит тысячелетняя история и слова великого фюрера надо сохранять в течение именно этого времени. Книги с записями высказываний пропитывали антипиренами. Но обработать успели всего несколько книг: ввиду наступления на обоих фронтах эсэсовцам пришлось вывезти книги в этот немецкий городок, а там сжечь их. Городок оказался в американской зоне оккупации.
Так о чем же рассуждал фюрер? Записи в первой тетради к тематике нынешней статьи отношения не имеют: Гитлер сетовал на то, как он ошибся, не учтя фактора пространства! Что у русских за Уралом, он даже не знает, самолеты-разведчики туда не долетают. А оттуда как свежеиспеченные одна за другой прибывают новые русские дивизии. А вот вторая тетрадь содержит записи, прямо относящиеся к теме этого рассказа: Гитлер жаловался на то, каким простейшим способом удалось дезорганизовать работу его РЛС! Какие-то несчастные полоски из фольги! А Гамбург погиб от массированного налета самолетов союзников при их применении...
Первыми подавшими идею применения полосок из фольги для борьбы с РЛС были сами немцы. Гитлер, вероятно, успел уже забыть: «Они разработали идею такого противодействия в ходе исследования РЛС за несколько лет до начала войны. Когда Гитлера проинформировали о возможности использования полосок фольги, которые немцы называли Duppel, он отдал приказ прервать исследования и уничтожить всю техническую документацию. Также как и британцы, он боялся, что новое средство противодействия может попасть в руки противника и может быть им скопировано» [4]. А теперь вот жаловался...
Это был другой вид помех - помехи пассивные, т.е. не требующие источников СВЧ-энергии. В налете британских ВВС на Гамбург в июле 1944 г. разрешение на применение этого способа радиоэлектронной борьбы с немецкими РЛС дал сам Черчилль. Команда на применение прозвучала в виде условной фразы: «Открыть окно!» Окно по-английски - Window, и некоторое время это слово было синонимом пассивных помех.
Существо метода состоит в следующем. Полоска фольги, как и любой металлический предмет, способна отражать СВЧ-колебания. Удельная отражательная способность (т.е. приходящаяся на одну полоску фольги) оказывается максимальной, если длина полоски соответствует половине длины волны радиолокатора. Такой отражатель называют «полуволновым диполем» или просто «дипольным отражателем». Толщина полоски значения не имеет, так как в силу так называемого скин-эффекта СВЧ-колебания действуют только в тоненьком внешнем слое и практически отсутствуют в его глубине. Число тоненьких фольговых отражателей в пачке можно сделать большим. Пачка дипольных отражателей, раскрываясь, создает видимость увеличения количества целей, находящихся в луче РЛС, и скрывает сигналы реальных объектов. Для того чтобы сымитировать сигнал, отраженный от самолета, было достаточно 25 таких развернувшихся полосок.
Система противовоздушной обороны у немцев была отлажена, и вечером 24 июля 1943 г. РЛС в Остенде засекла группу английских бомбардировщиков, приближающихся со стороны Северного моря для налета на Гамбург. Обнаружила их и РЛС «Вюрцбург» в Гамбурге. Эта РЛС могла давать сведения о высоте целей и сообщила в штаб командования: «Самолеты неприятеля приближаются на высоте 3300 м». Это была последняя полученная от нее информация, потому что... Потому что на английских бомбардировщиках прозвучала команда: «Открыть окно!» Количество сигналов, отраженных от целей, на экране РЛС стало сразу же увеличиваться и возросло до фантастических чисел. Операторы сообщили в штаб, что РЛС действует как-то неправильно, ведь не может же в налете участвовать более тысячи самолетов! - и попросили дать дополнительные инструкции.
Немецкие зенитчики привыкли получать информацию о целях от РЛС «Вюрцбург» и, перестав получать ее, тоже обрывали телефоны начальства. Штабное командование не нашло ничего лучше, как санкционировать огонь вслепую. Эффективность такой стрельбы была невысока: из 791 бомбардировщика, участвовавшего в налете, только 12 не вернулось на свои аэродромы.
Бомбардировка Гамбурга виделась союзникам как возмездие за бомбардировки Лондона и вообще как составная часть той стратегии разрушения, которая должна была привести к их победе. Действительно, разрушения и человеческие жертвы от этой бомбардировки были огромны. На порт и на центр Гамбурга всего за два с половиной часа было сброшено 2300 т бомб. Запылали пожары. Огненный шар, появившийся над городом, втягивал большое количество кислорода и привел к появлению ураганных ветров, вырывавших с корнем деревья, валивших стены домов и сметавших людей в море.
Первые дни после бомбардировки у немецкого командования не было отчетливого представления о том, что же произошло. Даже высокопоставленные офицеры ПВО сначала отдавали распоряжения: «Не трогать эти полоски! Они, вероятно, ядовиты». Лишь потом немцы разобрались в сути дела. Операторы РЛС научились отличать сигналы, создаваемые Window, от сигналов реальных целей (самолеты-бомбардировщики обычно летали с более или менее постоянной скоростью и в выбранном направлении, а сигналы, создаваемые диполями, застывали на месте). Англичане изменили тактику применения диполей и начали выбрасывать такое их количество, что просто ослепляли экраны немецких РЛС. Но вскоре немцы и сами научились применять пассивные помехи в радиоэлектронной борьбе.
После «Войны в Заливе»
Средства радиоэлектронной борьбы продолжают развиваться, эффективность их повышается. По-прежнему осталось традиционное их деление на активные и пассивные. К пассивным средствам радиоэлектронной борьбы кроме уже упоминавшихся диполей относятся ложные цели и разного рода «ловушки». Арсенал активных средств постоянно наращивается. Кроме уже упоминавшихся шумовых помех в него входят помехи имитационные, повторяющие форму, электрические и траекторные характеристики сигнала, отражаемого от реальной цели, и деструктивные [5] - помехи, вызывающие разрушение входных цепей радиолокационных приемников при воздействии импульсов большой мощности. А существуют еще способы физического уничтожения радиолокаторов с помощью ракет, имеющих головки самонаведения на источник излучения, способы уменьшения радиолокационной заметности объектов и множество других направлений и ответвлений.
В 1978 г. в США вышла книга Лероя Б.Ван-Бранта «Applied ECM» - своего рода энциклопедия современных методов и средств радиоэлектронной борьбы. В предисловии к этой книге Линвуд А.Косби, начальник отдела тактических средств электронной борьбы военно-морской исследовательской лаборатории США, писал: «Вероятно, самой распространенной из военных областей является неуловимое, но опустошающее «черное искусство», называемое радиоэлектронным подавлением (РЭП), которое представляет собой борьбу за контроль в области спектра электромагнитных волн... Мы осознаем, что в Советском Союзе (Книга «Applied ECM» вышла в свет еще до развала Советского Союза) также понимают этот факт. Их книги «Основы радиопротиводействия и радиотехнической разведки» С.А. Вакина и Л.Н. Шустова и «Радиоэлектронная борьба» А.И. Палия являются примерами ясного понимания этой проблемы и строгого применения концепций и возможностей, которые открывают электронные средства РЭП в современном бою. Указанные книги предназначены в основном для училищ разных уровней подготовки и специализации, но их, без сомнения, изучили и конструкторы радиоэлектронных систем. Ясно, что студент, изучивший эти прекрасные научные трактаты, будет сведущим в основах электронных боевых действий, однако в западном мире редко можно встретить персонал с должным пониманием вопросов РЭП» [6]. Как видите, недопонимание особенностей радиоэлектронной борьбы вызывало тревогу и у наших авторов, пишущих на эту тему, и на Западе.
Было отмечено, что возможности средств и способов радиоэлектронной борьбы непрерывно повышаются. «После «Войны в Заливе» РЭБ стала рассматриваться не только как вид оперативного и боевого обеспечения, но и как элемент содержания боевых действий» [5].
Продолжение следует
Литература
1. Ерофеев Ю.Н. С этого начиналась радиоэлектронная борьба. - CHIP news. Инженерная микроэлектроника, 2003, №8.
2. 100 лет радиоэлектронной борьбы. Основные этапы развития. - Воронеж: Европолиграфия, 2004.
3. Каневский З.М., Финкелыптейн М.И. Флуктуационная помеха и обнаружение импульсных радиосигналов. - М.-Л.: Госэнергоиздат, 1963.
4. Де Арканжелис М. Радиоэлектронная борьба. От Цусимы до Ливана и Фолклендских островов. Пер. с англ. Ю. Репки. - Жуков: Изд. ФНТЦ «КНИРТИ», 2000.
5. Вакин С.А., Шустов Л.Н. Основы радиоэлектронной борьбы. Учебное пособие. 4.1. - М.: Изд. ВВИАим. проф. Н.Е. Жуковского, 1998.
6. Ван-БрантЛерой Б. Справочник по методам радиоэлектронного подавления и помехозащиты систем с радиолокационным управлением. Пер. с англ. Л.М. Юдина, К.И.Фомичева, B.C. Стеблева, Ю.Н. Ерофеева, Б.С. Исхакова. - М: Изд. ФГУП «ЦНИРТИ», 1985. Том 1.
ШАГ ЗА ШАГОМ
Ю.Н. Ерофеев, д.т.н., профессор
Продолжение.
Начало см. в «ТиВ» №7/2006 г.
2. Отечественные передатчики шумовых помех
Первая разработка
1 ноября 1943 г. в НИИ-108 («сто восьмой») был зачислен Николай Иванович Оганов, еще в довоенные годы выдвинувшийся в число крупных специалистов в области радиотехники, имевших большой опыт практической работы. В Гражданскую войну - красноармеец, потом - продармеец
(Все же бывший продармеец -
Хороший знакомый, - как говаривал Э. Багрицкий), он не имел возможности учиться, и диплом о высшем образовании получил только перед войной, в 1939 г.
Два слова по поводу высшего образования Н.И. Оганова. Б.Д. Сергиевский, который несколько лет проработал в «сто восьмом» под руководством Н.И. Оганова, уверял, что высшего образования его шеф не имел. Чтобы иметь хоть какое-то документальное подтверждение, я сделал запрос в последнее место работы Н.И. Оганова - Радиотехнический институт им. академика А.Л. Минца. Оттуда пришел ответ (вх. номер 3077 от 2 декабря 2005 г.), что в кадровой карточке Н.И. Оганова записано: «окончилЛенинградский электротехнический институт экстерном, без защиты диплома». Такой ответ меня не совсем удовлетворил, ведь защита дипломного проекта - одна из частей процесса получения высшего образования. Вдова Н.И. Оганова пояснила: Н.И. Оганов был уже известным специалистом, когда представил в ЛЭТИ свой дипломный проект. Но там ему сказали: «Николай Иванович! Вы ведь известный радист! Зачем Вам выполнять формальность - защищать диплом, Вы и так хорошо известны своими работами по радиотехнике». И выписали ему диплом о получении высшего образования с той формулировкой, которая сохранилась в карточке.
Впрочем, у представителей того, довоенного, поколения радистов такая ситуация имела место неоднократно. Диплома о высшем образовании не имел, к примеру, и известный радиофизик, д.т.н., профессор Я.Н. Фельд, тоже работавший в «сто восьмом». Он закончил Киевский политехникум, но Высшая аттестационная комиссия разрешила ему защищать и кандидатскую, и докторскую диссертацию и, по большому счету, не ошиблась в оценке возможностей этого крупного ученого. О деятельности Я.Н. Фельда будет сказано несколько слов в одной из последних статей цикла.
Таким образом, опыт и достижения Н.И.Оганова в разработке радиотехнических устройств были известны, и в НИИ-108 его назначили на должность начальника лаборатории №14 - лаборатории радиопередающих устройств. Ему в числе других работ поручили руководить и темой ОП - проектированием передатчика шумовых помех радиолокаторам. ОП - буквенный шифр секретной в те годы разработки, но за ним угадывались слова «опытная помеха», или, как расшифровывал аббревиатуру Б.Д. Сергиевский, «огановская помеха».
После «сто восьмого» Н.И. Оганов перейдет на работу к А.Л. Минцу, с которым он в Ленинграде начинал свой путь в радиотехнике, и станет там доктором технических наук (1964), лауреатом Ленинской премии. Но тогда, в 1944 г., он был главным конструктором заказа ОП.
Это была первая отечественная разработка аппаратуры шумовых помех радиолокаторам. Проходила она в условиях «информационного вакуума»: из-за секретности направления «данными о подобных установках, применявшихся союзниками и немцами, лаборатория не располагала» [1]. Все приходилось проверять и пробовать самим.
В отчете директора НИИ-108 П.З. Стасяза 1944 г. говорится, что лаборатория №14 (начальник лаборатории Н.И. Оганов) «начала заниматься новой областью радиолокационной техники - приборами для создания помех радиолокационным установкам противника». Работу начали небольшими силами: кроме самого Н.И. Оганова в ней участвовали инженер Б.Д. Сергиевский, окончивший Московский энергетический институт, его сокурсница СВ. Горбунова, потом - Е.А. Измаилович.
После предварительных экспериментов был сделан вывод о целесообразности применения маскирующей цель помехи в виде СВЧ-колебания, модулированного по амплитуде шумом.
В качестве первичного источника шума исследовались диод, работающий в режиме насыщения, и фотоэлектронный умножитель (его называли тогда трубкой Кубецкого) [1]. НИИ-108 со времени своего образования был институтом многопрофильным, ведь недаром день 3 июля ныне считается Днем отечественной радиоэлектроники. Сотрудники института об особенностях «трубки Кубецкого» были хорошо осведомлены. Брат изобретателя Герман Александрович Кубецкий оказался в берговском «сто восьмом», и, чтобы различать, о ком из Кубецких идет речь, его для краткости стали называть «Кубецкий-не-трубка». В 1951 г. Г.А. Кубецкий станет лауреатом Сталинской премии за разработку твердотельных, кристаллических (т.е. полупроводниковых) приборов. Ну а детище брата, трубка Кубецкого, как создающая шум высокой плотности была выбрана в заказе ОП как первичный источник шума для станции помех радиолокаторам. При использовании в качестве источника шума фотоэлектронного умножителя его вход закрывали непрозрачным материалом, такое включение называлось включением с «затененнымкатодом». Потом, однако, трубку Кубецкого, требующую повышенного питающего напряжения и довольно капризную в эксплуатации, пришлось заменить на обычную неоновую лампочку МН-3, «что позволило существенно упростить модулятор» и ускорить создание опытного образца аппаратуры. К осени 1944 г. макет самолетной станции помех шумового типа был спроектирован и изготовлен. Он состоял из источника шума, видеоусилителя - модулятора, СВЧ-генератора и передающей штыревой антенны. Основные характеристики этого макета: рабочая частота - 212 МГц, выходная мощность - 20 Вт, модуляция - амплитудная, ширина спектра модулирующего шума - 300 кГц, потребляемая мощность - 275 Вт.
Предстояли его испытания, в том числе и летные. Летные испытания проходили на аэродроме Летно-испытательного института близ станции Кратово под Москвой. Они проводились Н.И. Огановым, Б.Д. Сергиевским и СВ. Горбуновой совместно с лабораторией №5 Летно-испытательного института. (Сообщение о том, что в испытаниях участвовала и Е. А. Измаилович [2], видимо, ошибочно: Е.А. Измаилович была зачислена в «сто восьмой» только 22 февраля 1945 г. [ 1 ].) Макет стации помех был размещен на самолете «Дуглас» С-47.
Немецких РЛС в распоряжении коллектива испытателей в то время не было, и испытания станции помех предусматривали ее воздействие на канадскую РЛС LW, полученную по ленд-лизу [2]. Она работала как раз на частоте 212 МГц.
Были выполнены три челночных полета, по четыре захода в каждом, в радиальном направлении от РЛС. Самолет удалялся на расстояние 20 км (в одном полете - на 50 км) от радиолокатора. Для контроля воздействия помехи оператор периодически выключал помеху по кодовым командам с земли.
По результатам летных испытаний можно было сделать такие выводы:
- с увеличением расстояния от РЛС эффективность помехи возрастает;
- на расстояниях, больших 10- 13 км, обнаружить отраженный импульс трудно, а на дистанциях, превышающих 19-22 км, вообще невозможно;
- при непрерывной работе станций помех на дальностях более 10- 13 км запеленговать самолет невозможно из-за широкого сектора засветки на индикаторе кругового обзора.
Эти данные впоследствии вошли в учебники по радиолокации: конечно, их теоретическое обоснование было выполнено позднее.
После этого перешли ко второй стадии заказа - ОП-2, как называет ее Б.Д. Сергиевский в своей книге «Институт в годы Великой Отечественной войны» . Теперь требовалось изготовить небольшое количество экземпляров аппаратуры помех и провести с ней летные испытания, но уже действуя против немецкой радиостанции «Вюрцбург». Количество экземпляров в литературных источниках расходится: в вышеупомянутой книге на стр. 23 говорится о том, что «были изготовлены три экспериментальных образца самолетной станции помех ОП-2», а на стр.30 - «два экспериментальных образца». Экспериментальные образцы должны иметь возможность работать как в 1,5-метровом, так и в 50-сантиметровом диапазоне и настраиваться на рабочую частоту РЛС. В этих диапазонах работали немецкая РЛС обнаружения «Фрейя», самолетные РЛС «Лихтенштейн» и станции управления огнем 85-мм зениток «Вюрцбург».
Каждый экспериментальный образец состоял из пяти блоков - приемника, двух взаимозаменяемых генераторов СВЧ-колебаний, модулятора и индикатора. Четыре блока размещались на общей платформе размером 50x25 см, а генератор СВЧ-колебаний другого литера был в запасе. При комплектовании станции помех СВЧ-генератором 50-сантиметрового диапазона станция имела ручную перестройку во всем диапазоне рабочих частот РЛС «Вюрцбург».
Выходная мощность передатчика станции помех составляла 5-10 Вт. Нити накала ламп подключались по комбинированной схеме непосредственно к бортсети 26 В, анодные напряжения подавались от двух умформеров. Габариты экспериментальных образцов - 50x25x20 см. В «Дугласе» аппаратура ОП-2 подвешивалась на резиновых растяжках.
Радиолокационные станции «Вюрцбург», для подавления которых предназначалась аппаратура ОП-2, «долгое время в течение войны были лучшими в мире» [1]. Они выпускались серийно с 1940 г., и к концу войны парк этих станций в Германии достиг четырех тысяч. Результатов летных испытаний аппаратуры шумовых помех при работе на эту станцию ожидали с большим интересом.
В распоряжение НИИ-108 была передана трофейная станция «Вюрцбург». Б.Д. Сергиевский вспоминает: «Солдат, который наблюдал за станцией, работать на РЛС, конечно, не умел, но поддерживал ее в полном порядке: платформа, на которой она стояла, имела колесики, покрашенные им белой краской, чистота и порядок». Работать на РЛС «Вюрцбург» мог только сам Б.Д. Сергиевский, поэтому летать с аппаратурой ОП-2 вынуждена была женщина, Е.А. Измаилович. На первый полет она явилась в легком платьице: погода на земле такие вольности позволяла. Но на высоте трех тысяч метров ощущался холод, и если бы не помощь экипажа, отдавшего ей летное обмундирование «со своего плеча», могла бы и простудиться. В воздух Елена Аркадьевна раньше никогда не поднималась, это был ее первый полет.
Станция «Вюрцбург» была установлена на полигоне в окрестности станции Чкаловская. Полеты совершали с аэродрома того же Летно-испытательного института в окрестности станции Кратово. Полеты продолжались около двух часов и проходили на высоте около 2-3 км. Результаты испытаний повторялись стабильно: шумовая помеха маскировала отраженный сигнал на всех дальностях, на которых РЛС «Вюрцбург» в отсутствие помех должна была сопровождать самолет. В общем, испытания показали положительный эффект - не меньший, чем ранее был получен по станциям обнаружения.
Летные испытания проводились уже в 1946 г., когда война была закончена, поэтому в серию аппаратура ОП-2 не пошла. Но проведение этой работы показало, что поставленная перед НИИ-108 задача преодолеть отставание от передовых в области радиолокации стран (США, Англии, Германии) выполняется во всех направлениях, в том числе и в области противорадиолокации.
Это пошло в серию
Между тем ситуация в мире изменялась: фултонская речь Черчилля, начало «холодной войны», переход бывших союзников в категорию «вероятных противников». В «сто восьмом» начали серию новых НИР и ОКР по рассмотрению существующих радиолокационных средств и изучению возможности противодействия им. Была проведена научно-исследовательская работа «Забор» (научный руководитель А.В. Загорянский) [4], по результатам которой была поставлена ОКР «Завеса» (главный конструктор Г.Я. Айзикс). Здесь пригодился ранее приобретенный опыт: в качестве источника шума в этом заказе использовалась «трубка Кубецкого», как читатель помнит, в ОП-2 отвергнутая. Но в данном случае требовалось получить шумы с большей плотностью и с более широким спектром, и технические требования взяли верх над конструктивными. Главный конструктор аппаратуры «Завеса» Григорий Яковлевич Айзикс станет позднее лауреатом Государственной премии СССР: после разработки аппаратуры «Резеда» в арсенале средств радиоэлектронной борьбы, созданных в НИИ-108, оказался целый набор: и самолетные станции шумовых помех, и наземные средства помех бомбометанию, и аппаратура имитационных помех, а главные конструкторы важнейших разработок (Г.Я. Айзикс, И.Я. Альтман, Е.К. Спиридонов) были удостоены этой правительственной награды.
Все следующее десятилетие проходило под флагом наращивания арсенала средств создания шумовых помех: «для создания помех РЛС дециметрового и метрового диапазонов были созданы станции шумовых заградительных помех «Модуляция» (главный конструктор М.В. Потапов), «Фасоль» (главный конструктор А.А. Зиничев) и «Лось» (главный конструктор Ю.А. Трусов), которые различались диапазонами и построением аппаратуры». Большую роль в выполнении заказов «Модулядия» и «Фасоль» сыграл Е.М. Климкин. Инженер-практик, он стал заместителем главного конструктора заказов «Модуляция» и «Фасоль». Однако в берговские времена он был участником истории с криминальным, в общем-то, налетом. Вот выписка из решения товарищеского суда:
«Решение товарищеского суда по делу о грубом нарушении пунктов «а», «б», «в» и «д» статьиII «Правилвнутреннего распорядка»
старшим инженером Рыжковым А.Е.,
старшим инженером Климкиным Е.М.,
и.о. инженера Присяжным Н.Т.,
ведущим конструктором Трусовым Ю.А.,
механиком Фуфлыгиным А.Н.
Заседание от 16 ноября 1955 г.
Товарищеский суд ЦНИИ-108 МО, избранный на конференции делегатов коллектива ЦНИИ-108 13 ноября 1954 г. в составе: Председатель суда Науменко Е.Д., зам. председателя суда Погорелко П.А, член суда Бас-Дубов А.Ф., член суда Большаков П.Н, член суда Быстров П.А. рассмотрели дело товарищей Рыжкова, Климкина, Присяжного, Трусова, Фуфлыгина, преданных Товарищескому суду приказом по ЦНИИ-108 №353 от 3 ноября с.г.
Товарищеский суд установил:
1. Тов. Рыжков А.Е. тайно от охраны выносил с территории института радиодетали, радиолампы и узлы радиоаппаратуры, взятые или незаконно изготовленные в мастерских лаборатории из материалов института. Указанные ценности тов. Рыжков использовал в корыстных целях для ремонта приемников и телевизоров. Около 30 радиоламп тов. Рыжков передал тов. Присяжному для продажи на рынке. Будучи уличенным в этих противозаконных действиях, тов. Рыжков вину признал и оставшуюся часть взятых деталей в количестве 726 единиц возвратил.
2. Тов. Климкин Е.М... (формулировки решения аналогичны - Ю.Е.). Указанные ценности тов. Климкин использовал в корыстных целях для изготовления двух телевизоров. Будучи уличенным в этих противозаконных действиях, тов. Климкин вину признал и оставшуюся часть деталей общим количеством 149 единиц возвратил. Позднее тов. Климкин возвратил также шасси двух телевизоров в полуразобранном состоянии после изъятия деталей, которые он прикупил в магазине.
Кроме того, установлено, что тов. Климкин неоднократно приносил тайно от охраны на территорию института фотоаппарат типа «Зоркий», заряженный пленкой, тем самым грубо нарушив режим института.
3. Тов. Присяжный Н.Т.... (формулировки решения аналогичны предыдущим - Ю.Е.). Тов. Присяжный пытался по схеме, данной ему Рыжковым, изготовить передатчик помех московскому телевещанию для подавления телепередач ближайшим соседям с последующим предложением «отремонтировать» телевизор. Лишь недостаток радиотехнических знаний не позволил довести до конца эту затею. Будучи уличен в этих противозаконных действиях, тов. Присяжный вину свою признал и оставшуюся часть взятых деталей общим количеством 56 единиц возвратил...»
В общем, компаньоны, сделав «шумовик» маленькой мощности, включали его за стеной соседей, смотревших недавно приобретенный телевизор, и Е.М. Климкин, позвонив в дверь, интересовался, как работает покупка. Она, конечно, работала отвратительно: шумовая помеха нарушала синхронизацию телевизора. Один из друзей, засучив рукава, залезал в нутро телевизора и создавал видимость ремонта (компаньон на время выключал помеху). Сосед, конечно, после этого расплачивался с ним за ремонт телевизора. При третьем или четвертом посещении соседей они «влипли»: милиция заинтересовалась умельцами. Порывшись в их барахле, обнаружили резисторы и конденсаторы, явно принесенные с места работы, а значит, оттуда похищенные. Хуже того, у компаньона нашли трофейный «Вальтер» и обвинили его в незаконном хранении оружия. Не знаю, какие шаги предпринял тогда А.И. Берг, но умельцев он каким-то образом все-таки вытащил: от уголовной ответственности их освободили. Может быть, передача дела в Товарищеский суд была одним из шагов этого длинного разбирательства.
Решение Товарищеского суда было таким:
«Товарищеский суд постановляет:
1. Рекомендовать Командованию ЦНИИ-108 уволить товарищей Рыжкова А.Е., Климкина Е.М. и Присяжного Н.Г. как недостойных работников, которые не оправдали доверие, оказанное им как сотрудникам Центрального научно-исследовательского института Министерства обороны.
2. Рекомендовать Командованию ЦНИИ-108 понизить в должности тов. Трусова Ю.А., руководящего работника лаборатории, который не только не обеспечил воспитание своих подчиненных в духе нетерпимости к малейшему нанесению ущерба социалистической собственности, но и личным примером способствовал грубым нарушениям «Правил внутреннего распорядка».
3. Тов. Фуфлыгину А.Н. за незаконное изготовление трех телевизионных антенн для Трусова, Присяжного и для себя в лабораторной мастерской из материалов института объявить выговор.
Решение Товарищеского суда окончательное и обжалованию не подлежит. Копии решения Товарищеского суда приложить к личным делам тов. Рыжкова, Климкина, Присяжного, Трусова, Фуфлыгина.
Решение принято единогласно».
Главных виновников сразу же уволили. Правда (это была часть берговско-го плана), после увольнения они устроились на работу в МЗРТА - наш опытный завод. Бергу импонировала сообразительность умельцев и их умение довести задумку до практической реализации. Через несколько лет, когда волны этого дела улеглись, Климкин снова оказался в «сто восьмом» и применил свое умение как заместитель главного конструктора разработки.
Заказы «Фасоль» и «Лось» оказались долгожителями. Через много лет после разработки, в самом конце прошлого века, они либо как самостоятельная аппаратура, либо как составные части более сложных комплексов радиоэлектронной борьбы продолжали фигурировать в специальной литературе [5].
Аппаратура на лампах обратной волны
С 1956 г. станции прицельных и заградительных шумовых помех начали строить на лампах обратной волны (ЛОВ), уже разработанных НИИ-160 и поставляемых потребителям. В «сто восьмом» в сентябре 1956 г. была начата научно-исследовательская работа «Газон». Научным руководителем НИР «Газон» был назначен Всеволод Васильевич Огиевский. Демобилизованный лейтенант, в своем кругу его звали Вулик, Беспалый (не было указательного пальца на правой руке). Не москвич (уроженец г. Моршанска Тамбовской области). С детства - дефект речи, отвратительная дикция. Зато заядлый турист, любитель многодневных походов. Выпускник Московского энергетического института. Каюсь: в своей статье «Первая отечественная самолетная автоматическая станция имитационных ответных помех» [6] я назвал его выпускником Киевского политехнического института. Я прекрасно знал, что он закончил МЭИ и был сокурсником Б.Д. Сергиевского, но что-то - бес, наверное,- водило моим пальцем, когда я готовил публикацию. Конечно, он был выпускником МЭИ, а в КПИ работал деканом другой Огиевский, дядя Вулика.
Уже набравший опыт радиоинженер, тонко чувствовавший противостояние систем при радиоэлектронной борьбе. Уравновешенный, справедливый, в меру терпимый к прегрешениям сотрудников. Человек принципиальный: всегда высказывался так, как думал. Может быть, поэтому не очень удачливый.
Чего стоит, например, история с его пребыванием в плену: попасть в плен за три дня до окончания войны!
Часть, в которой служил лейтенант В.В. Огиевский, оказалась в горах. Предчувствие победы. Все понимали: война кончалась! В часы передышки решил посмотреть окрестные отроги. Заблудился. Увидел поселок. Красный флаг над ратушей. Но флаг оказался хоть и красным, но со свастикой. Огиевский замечен, остановлен, отведен в кутузку. А часовой уже тяготился ролью тюремщика и шепотом начал переговоры: что если я ночью открою Вам дверь, покажу дорогу и уйду с Вами - замолвите за меня слово ? Так вдвоем и ушли. Вернулся в часть. С пленным. Но пришлось объясняться, ведь отсутствовал двое суток. СМЕРШ его простил. Но как человеку законопослушному ему пришлось во всех анкетах, заполняемых в «сто восьмом», упоминать об этой истории.
Целью НИР «Газон» была разработка принципов построения и изготовление действующего летного макета многогенераторной аппаратуры заградительных помех, а также прицельно-шумовых помех как радиолокаторам дальнего обнаружения, так и РЛС орудийной наводки систем ПВО. Аппаратура должна была иметь возможность изменять приоритеты: в «режиме ДО» предпочтение отдавалось РЛС дальнего обнаружения, в «режиме СОН» - станциям орудийной наводки. Аппаратура помех «Газон», размещаемая на специально оборудованном самолете-помехоносителе, должна была обеспечить защиту группы тяжелых военных самолетов, каждый из которых имел значительную эффективную поверхность рассеяния (ЭПР). Самолет-помехоноситель мог входить в строй такой группы.
Передающий полукомплекс аппаратуры разрабатывался на ЛОВ типа «Мачта-1» с электронной перестройкой частоты. Каждая из ЛОВ быстро настраивалась на несущую частоту радиолокатора, сигнал которого попадал в луч приемной антенны приемно-анализирующего полукомплекса станции помех. Так как РЛС дальнего обнаружения работали «мазками», в течение которых главный лепесток диаграммы направленности антенны радиолокатора проходил цель, то по окончании «мазка» каждый из передатчиков помех освобождался и в соответствии с логикой автоматического управления мог переключаться на другую РЛС. В случае несложной радиолокационной обстановки все генераторы на ЛОВ могли настраиваться на частоту единственной РЛС, и мощность помехи увеличивалась пропорционально числу передатчиков в комплексе.
В случае больших дальностей до РЛС, когда в соответствии с уравнением противорадиолокации требовались меньшие значения мощности помехи, было целесообразнее, наоборот, расставить частоты передатчиков по всему рабочему диапазону и, расширив спектр модулирующих шумов, перейти к режиму широкополосной заградительной помехи, закрывающей весь заданный диапазон несущих частот. Такой режим работы аппаратуры «Газон» и, соответственно, команды для перевода макета станции в этот режим тоже предусматривались.
Число передатчиков ограничивалось объемом контейнера, отведенного для размещения станции, а также мощностью самолетного источника питания, и с учетом возможных плотностей размещения радиолокаторов в районе возможных боевых действий по тому времени ограничились их максимальным числом - четыре.
Комплекс аппаратуры «Газон», разрабатываемый в «сто восьмом», размещался на первом этаже корпуса № 1: там, за второй дверью, где ныне находится руководство инновационно-внедренческого центра, с окнами, выходящими во внутренний дворик, установили как передающий полукомплекс, ответственным за разработку которого был молодой капитан-артиллерист В.И. Радько, так и приемный полукомплекс, разрабатываемый группой сотрудников под руководством выпускника Киевского политехнического института В.И. Бутенко. Приемно-анализирующий комплекс было решено выполнить на транзисторах: это была первая станция помех, приемно-анализирующая аппаратура которой целиком выполнялась на полупроводниковых приборах. В нее входили 25-канальный приемник, селекторы сигналов, а также устройства управления передатчиками.
Проведение лабораторных испытаний всего комплекса осложнялось из-за недостаточной мощности имевшейся в помещении силовой сети и, как следствие, больших изменений напряжения питания, зависящего от потребляемого тока. На этапах лабораторной отработки передатчиков за напряжением сети следили и команды регулировки подавали голосом: питающее напряжение регулировали с помощью аппаратуры «Темнителя зрительного зала», применяемого в театрах и кинотеатрах.
Однако после стыковки полукомплексов и перехода к автоматическим программам их взаимодействия такой способ оказался, конечно, совершенно неприемлемым. Режим приема и анализа поступающих сигналов в аппаратуре «Газон» и режим излучения помехи периодически переключались. При работе в режиме излучения помехи нагрузка на питающую сеть по току резко возрастала. В режиме приема нагрузка по току уменьшалась и напряжение питающей сети увеличивалось. Из-за этого увеличивалось и уменьшалось напряжение вторичных источников питания аппаратуры помех, что для высоковольтных источников питания передающего полукомплекса весьма опасно. Пытались использовать доморощенные устройства по повышению быстродействия этого «Темнителя». Радикально положение не изменялось.
И тут проявились неординарные организаторские способности научного руководителя заказа В.В. Огиевского. Ему пришла мысль применить АЛА - «агрегат питания аэродромный». С помощью смежников, участвовавших в работе над «Газоном», агрегат АПА был доставлен с аэродрома в «сто восьмой» и поставлен во внутреннем дворике, как раз под окном лабораторного помещения. Силовые выходные провода сечением в палец пропустили прямо через окно. Проблема с недостаточной стабильностью питающего напряжения при работе комплекса ушла в прошлое.
Надо было переходить к летным испытаниям. Их особенностью была работа по реальной отечественной ПВО. Самолету-носителю «Газона» предстояло совершать челночные полеты от Чкаловской через объекты московской ПВО до Борисполя, аэродрома под Киевом, и обратно. В каждом полете планировалось делать три таких захода. Сначала летали с включенным приемно-анализирующим полукомплексом (передающий полукомплекс выключали). Записывали управляющие команды для передатчиков, вырабатываемые исполнительными каскадами приемно-анализирующего полукомплекса, проверяли их адекватность изменяющейся радиолокационной ситуации, измеряли несущую частоту РАС ПВО и проверяли соответствие этой частоты номеру канала приемника, который должен обеспечить настройку генератора на ЛОВ. Испытания приемно-анализирующего комплекса прошли успешно.
Перешли ко второй части летных испытаний - испытаниям полного комплекса аппаратуры «Газон». Надо было проверить эффективность действия помех на РАС ПВО. И первый же полет с включенным комплексом начался с неприятностей. Где-то в середине пути, в окрестности Брянска, начался пожар: горел передающий полукомплекс, расположенный в бомбоотсеке. Прозвучали поданные уверенным голосом команды командира корабля: выключить аппаратуру; всем надеть кислородные маски, так как начинаем снижение до высоты 5 км, где придется провести разгерметизацию самолета; пока идет снижение, подготовиться двум разработчикам: по команде одному открыть дверь бомбоотсека и с огнетушителем войти туда, попытаться потушить пожар, другому страховать первого у входа в бомбоотсек.
Обычно полет проходил на высоте 10 км, а кислородные маски обеспечивали возможность работать в негерме-тизированном бомбоотсеке на высоте не более 5 км.
В бомбоотсек на высоте 5 км вошел М.С. Троицкий. Оказалось, загорелся кабель одного из передатчиков; он продолжал гореть, выделяя удушающий дым. Возгорание удалось ликвидировать, и прозвучала новая команда: больше аппаратуру не включать, возвращаемся на базу. Позже удалось установить, что причиной пожара был пробой высоковольтной цепи передатчика.
Но тут - еще одно происшествие: раздался звук сильного удара, а потом самолет задрожал от серии каких-то стуков. Солдат, сидевший в кресле справа, в обычные обязанности которого входило наблюдать за воздушной обстановкой, вскочил со своего сиденья и стал подавать какие-то сигналы, показывая на пропеллер, связанный с ближним двигателем. Прозвучала новая команда командира корабля: всем сохранять спокойствие; вышел из строя один двигатель, можем уверенно продолжать полет на трех; маршрут полета - прежний. Командир среагировал мгновенно: он успел прекратить подачу горючего в отказавший двигатель, повернуть и застопорить лопасти связанного с этим двигателем пропеллера, предотвратив тем самым еще один, более страшный, пожар. Потом комиссия, созданная для разбора этого полета, признала все действия командира грамотными и разумными.
Наконец-то
«...Долетели
До намеченной нам цели,
До секретной нашей точки,
До последней в песне строчки»,
вот и родной аэродром. Над ним - сплошная облачность. Командир корабля делает несколько кругов, не пробивая облачности: садиться в такой ситуации положено с израсходованным горючим. Потом пошел на посадку, но, не пробив облачности, поднял самолет. На втором заходе низкую облачность пробили и благополучно приземлились на посадочную полосу. К самолету спешит пожарная машина. Впереди ждет еще одна такая же машина и машина скорой помощи. Все атрибуты аварийной посадки.
После посадки открыли дверцу моторной гондолы - из нее посыпались мелкие железки. Мотор, как оказалось, разрушился: удар и последующую серию стуков, связанных с разрушением двигателя, и услышали в полете.
Предстояла замена мотора. В.В. Огиевскому пришлось подключаться к ускорению этой работы, ведь замена мотора нарушала утвержденный график летных испытаний аппаратуры «Газон», а утвержденные сроки никто не переносил. Мотор удалось заменить примерно через два месяца. За это время усилили изоляцию высоковольтных цепей передатчиков. Полеты возобновились.
Впрочем, были не только неприятности, но и ситуации комические, или, вернее, трагикомические. Вспоминает Виктор Иванович Бутенко:
«Самолет Ту-4, на котором размещали «газоновскую» аппаратуру, был туполевским аналогом «летающей крепости» В-29. Он имел хвостовую кабину, в которую из носового отсека вела широкая труба, изнутри обшитая каким-то мягким материалом, вроде фланелевого одеяла. Попасть из кабины пилота в хвостовую кабину можно было только через эту трубу. Место в хвостовой кабине, в которой размещался приемно-анализирующий полукомплекс, для приемной антенны полукомплекса отвели там, где стояла пушка; сама пушка была уже снята. Приемную антенну - плоский диск с большой выпуклой «заплаткой», повторяющей форму брюха самолета, - надо было установить на этом месте. Основное ее крепление - в центре, однако по периметру «заплатки» были отверстия для крепежных винтов, резьбовая часть которых должна была входить в нарезанные втулки, закрепленные под отверстиями в обшивке самолета. Площадь «заплатки» для приемной антенны была значительной, и после того как затянули крепежные винты с одной стороны «заплатки», оказалось, что ее край на другой стороне не прилегает плотно к фюзеляжу, образуя зазор около одного сантиметра. Появилась надежда, что, ослабив затяжку уже поставленных винтов, удастся притянуть «заплатку» так, что можно будет наживить оставшиеся винты. Мы втроем, мешая друг другу, прижимали край заплатки. Нам помогал наш механик. Он еще жив, а потому фамилию его называть не буду, назову его просто «молотобоец»: он легким постукиванием молотка средней величины по заплатке помогал нам прижимать «заплатку», успевая левой рукой держать наготове очередной винт.
Работали мы на земле, под самолетом, поддерживая антенну снизу. Была осень, погода стояла дождливая, было холодно.
Боковым зрением увидели двух незнакомцев, проходящих мимо, от носа самолета к корме. Один помоложе, другой в летах, явно начальник, с волевым, властным лицом. Они остановились и начали наблюдать за нашей работой.
- Чем занимаетесь? - спросил старший. Первым среагировал «молотобоец»: он уронил винт и был на взводе:
- А пошли вы... Ходят тут всякие...
При слове «всякие» он без надобности с размаху ударил молотком по фюзеляжу. Громыхнуло.
- Кто Вам дал право разговаривать в таком тоне с главным конструктором самолета? -выскочил вперед младший. Но старший перебил его:
- Что Вы делаете! Кувалдой - по обшивке боевой машины?
Я пояснил, что мы работаем по заказу «Газон», устанавливаем приемную антенну станции.
-А почему приемная антенна на одной линии с передающей?
Я ответил, что в «Газоне» предусмотрено поочередное переключение аппаратуры на прием и излучение, одновременно прием и излучение не ведутся, переключение происходит автоматически и сама логика работы исключает самовозбуждение станции. Ответ как будто его удовлетворил.
- ...Вот что,- сказал он после минутной паузы. - Эту команду надо от работ отстранить. До проведения необходимого инструктажа. Пропуска на сегодня им аннулируйте; проследи за этим, пожалуйста, - сказал он младшему. - А Вы, - обратился он ко мне, - сегодня съездите к своим конструкторам, пусть обеспечат прилегание к фюзеляжу.
Это оказался Андрей Николаевич Туполев, главный конструктор этого самолета и всех самолетов Ту. Он добавил, что нам следовало бы оторвать все гениталии за нашу работу.
- ...Кувалдой - по обшивке боевой машины! - повторил он, удаляясь.
Мы были приятно удивлены, что Туполев, в отличие от своего спутника, не отреагировал на ругательство, ему адресованное, и весь заряд своего гнева обрушил на наши повинные головы только за возможное повреждение «боевой машины», которого, к счастью, не произошло. Он оказался человеком не злопамятным, и на следующее утро наша бригада в полном составе опять продолжила свою работу по сборке приемного полукомплекса в хвостовой кабине самолета».
Выпуск комплекта документации на станцию помех, работающую на ЛОВ, взяло на себя одно из сибирских предприятий нашего главка. Связанная с этим опытно-конструкторская работа называлась «Букет». В.В. Огиевскому как представителю головного НИИ главка пришлось ездить в командировки к разработчикам «Букета» и сидеть с ними бок о бок, передавая опыт производства и настройки аппаратуры. Правда, в первых экземплярах изделия «Букет» шаг назад все-таки был: сначала изделие выполнили на лампах, а не на транзисторах.
Продолжение следует
Литература
1. Сергиевский Б.Д. Зарождение и начало развития отечественной техники создания помех радиосвязи и противорадиолокационной техники. -Журнал «Радиотехника», 1996, №2.
2. Сергиевский Б.Д. Первая отечественная работа по созданию активных помех радиолокационным станциям Германии во время Великой Отечественной войны. - Газета «Радиотехник», изд. ГосЦНИРТИ, 1992, №45, 46.
3. Сергиевский Б.Д. Институт в годы Великой Отечественной войны. - М.: изд. ГосЦНИРТИ, 1993.
4. Сергиевский Б.Д., Коронелли В.Р. Создание авиационной техники активных помех радиолокационным станциям. - В сб. «60 лет ЦНИРТИ. 1943-2003». - М.: изд. ФГУП «ЦНИРТИ», 2003.
5. International Electronic Covmtermeasures Handbook. - Horison House Publications, Inc., 1996. Edited by Bernard Blake.
6. Ерофеев Ю.Н. Первая отечественная самолетная автоматическая станция имитационных ответных помех. - Журнал «Радиопромышленность», 2001, вып.2.
Техника и вооружение № 9/2006 стр. 11-28
ШАГ ЗА ШАГОМ
Ю.Н. Ерофеев,
д.т.и., профессор
Продолжение.
Начало см. в «ТиВ» №7,8/2006 г.
3. Первая отечественная самолетная автоматическая станция имитационных ответных помех
У истоков направления
Можно было утверждать, что к концу 1950-х гг. задачи построения отечественных станций помех шумового типа в целом были разрешены. Однако при использовании аппаратуры шумовых помех выявились общие, присущие всей аппаратуре этого класса, недостатки:
- факт создания шумовой помехи относительно простыми приемами устанавливался; оператор и даже автоматические системы обработки радиолокационной информации могли сигнализировать, что нарушение работоспособности радиолокатора явилось следствием создания организованной шумовой помехи;
- открывалась возможность наведения оружия поражения (самонаводящихся ракет, например) на источник шумовой помехи и носитель аппаратуры шумовых помех.
С середины 1950-х гг. усилился интерес к так называемым имитационным помехам, т.е. помехам, имитирующим сигнал радиолокатора, отраженный от цели и отличающийся лишь информационными признаками, говорящими о траекторных параметрах защищаемого объекта.
В «сто восьмом» провели научно-исследовательские работы «Север» и «Север- 1» по изучению возможности создания имитационных помех. В НИР «Север- 1» (научные руководители Б,Д. Сергиевский и Ю.Н. Мажоров) были показаны возможности формирования на уже имеющейся элементной базе имитационных помех как дальномерному, так и угломерному координаторам радиолокаторов. При создании имитационных помех всегда остро стоит вопрос обеспечения прицельности станции помех по несущей частоте, т.е. вопрос создания устройств запоминания и воспроизведения несущей частоты импульсных сигналов. Поэтому в НИР «Север-1» рассматривался и этот важнейший вопрос.
Но не только поиски решений по запоминанию и воспроизведению несущей частоты РЛС и построению помеховых модуляторов тормозили создание этого нового типа аппаратуры радиоэлектронной борьбы. Долгое время препятствием служило и отсутствие «вакуума» - широкополосных СВЧ-усилительных приборов, в первую очередь для выходных усилителей мощности станции помех. Еще во время выполнения НИР «Север» (она под научным руководством главного инженера «сто восьмого» Т.Р. Брахмана началась в 1952 г. - Прим. автора) инженер-вице-адмирал академик А.И. Берг, бывший в ту пору начальником института, добился перевода в институт группы разработчиков ЛБВ из НИИ-5 Министерства обороны во главе с Л.Н. Лошаковым. Если в макете станции помех «Север» на выходе стояла ЛБВ десятисантиметрового диапазона мощностью всего около 1 Вт, то теперь для обеспечения НИР « Север-1» была поставлена задача по созданию ЛБВ мощностью до 50 Вт [1]. Лишь к концу 1950-х гг. наша промышленность освоила выпуск ламп бегущей волны для выходных усилителей мощности - еще не «пакетированных», еще с внешним охлаждением, но уже дающих возможность конструировать СВЧ-блоки. Разработчики горели желанием немедленно использовать открывшиеся возможности, чтобы создать прорыв в технике РЭБ.
Люди и их возможности
Шел 16-й год работы института как научного учреждения в области радиолокации и противорадиолокации, уже имелись опытные специалисты в области создания техники активных помех РЛС. Предстояло выбрать главного конструктора заказа по созданию аппаратуры имитационных помех. Кто же был в списке возможных кандидатур на этот пост?
Борис Дмитриевич Сергиевский (1919 г.р.), выпускник Московского энергетического института, в «сто восьмом» - с момента его основания, с 1943 г. Один из активных участников работ по аппаратуре шумовых помех ОП-1 и ОП-2 (см. «ТиВ», №8, 2006). Выполнил целый ряд научных исследований по созданию шумовых помех и их воздействию на элементы радиотехнических трактов. В 1952 г. защитил кандидатскую диссертацию. Выступал научным редактором русского издания книги У.Р. Беннета «Основные понятия и методы теории шумов в радиотехнике» (М., 1957 г.). Одним из первых обратил внимание на возможности имитационных помех, являлся научным руководителем НИР «Север-1», заданной решением правительственных органов, «по исследованию возможностей и путей реализации имитационных помех» [2].
Б.Д. Сергиевский был, вероятно, наиболее теоретически подготовленным и эрудированным специалистом из числа возможных кандидатур на пост главного конструктора аппаратуры имитационных помех. Однако были тут и свои «но». На вопрос, что правильнее: делать «станцию помех с ограниченными возможностями» или отложить начало работы для более детальной научной подготовки, однозначно ответить никогда нельзя. Когда, в каких конкретных условиях «лучше», а в каких - «хуже»? Условия непрерывно меняются. Но для Б.Д. Сергиевского такой вопрос, вроде бы, и не существовал: он был сторонником проведения более углубленной научно-исследовательской работы, которая учла бы новые тенденции построения дальномерных и угломерных координаторов РЛС западных держав. Лишь после ее завершения можно будет выработать концепцию построения эффективной по-меховой аппаратуры. Такая НИР (ее название - «Партитура») действительно вскоре началась, и Б.Д. Сергиевский стал ее научным руководителем. Он вообще тяготел к научно-исследовательским, а не к опытно-конструкторским работам, и едва ли можно было от него ожидать согласия на руководство такой сложной и многолетней ОКР.
Иосиф Яковлевич Альтман (1920 г.р.), выпускник Московского энергетического института, в «сто восьмом» - с 1944 г. В нашем кругу, чаще, правда, за глаза - Ёс. В коллективе -лидер, это, видно, у него еще со студенческих лет [3]. Я видел характеристику деятельности И.Я. Альтмана в промышленности -довольно подробную и, по существу, неверную: «Крупный специалист в области модуляторов радиопередатчиков и защиты РЛС от радиолокационных помех противника» [4].
В его биографии, действительно, был недолгий период работы в области радиолокационных модуляторов, но основная часть его жизни принадлежала «сто восьмому» и была связана с построением аппаратуры радиоэлектронной борьбы. С его именем неразрывно связаны три поколения самолетной помеховой аппаратуры. Сначала он занимался помеховыми средствами защиты наземных объектов от поражения с воздуха - был заместителем главного конструктора заказа «Альфа», потом - заказа «Бета».
«Когда мы делали «Альфу», - сказал как-то в курилке один из наших инженеров Виктор Баранов, - кстати был Альтман. А сейчас «Бету» делаем, тут нужнее Бэтман». Но Ёс успешно завершил и «Альфу», и «Бету». Он был наиболее подходящей кандидатурой для назначения руководителем такой крупной работы.
Невысокий, широкий в плечах. Напорист и задирист. Была у И.Я. Альтмана еще одна черта, присущая далеко не всем крупным руководителям: он никого не «подставлял», огонь принимал на себя, в общем, был бойцом.
Блоки антенных переключателей изделия «Резеда» в изготовлении запаздывали, и, увидев их на столе в сборочном цехе, я ринулся осматривать эти первые, заводского изготовления, образцы. Они были почти готовы, осталось только закрепить кожухи. Но, заглянув внутрь, я радости не почувствовал: не смытые капли флюса, шарики припоя прямо у контактных пар, не отрегулированные, на глаз видно, межконтактные расстояния, смазанные маркировочные надписи. Я сказал, что сборку надо приостановить, вернуть блоки исполнителям и все операции выполнить заново. Радости у рабочих это не вызвало, но в спор они до поры не вступали: надо, мол, поставить в известность мастера участка Василия Егоровича. Василий Егорович раскипятился, как перегретый чайник: «Как - вернуть? Да что вы говорите! А за какие деньги, кто нам оплатит эту работу? » Монтажники подваливали к Василию Егоровичу, а он пуще расходился: «Эти московские ученые! Не любите вы рабочий класс! У вас одно: остановить, переделать...»
Перспектива маячила нерадостная: спорить предстояло почти со всем цехом...
И тут из цехового коридора вылетел Ёс. Он мгновенно оценил ситуацию. Как в уличной драке, встал рядом, спина к спине, и жилы на его шее раздулись: «Что за базар в рабочее время? Я здесь отвечаю за внедрение заказа, и я подпишусь под каждым его (он кивнул на меня) замечанием. А тебе, - рыкнул он на Василия Егоровича, - тебе надо порядок в цехе наводить, а не демагогией про любовь к рабочему классу заниматься. Делай выводы!»
Народ стал расходиться.
Иосиф Яковлевич Альтман был, вероятно, первой кандидатурой в руководители заказа. Но обстоятельства неумолимы. В дни начала работ по заказу он по горло был занят аппаратурой «Бета» и отвлекаться еще на один заказ не мог физически. Руководителем заказа «Бета» был главный инженер института Т.Р. Брахман. Но, поглощенный общеинститутскими проблемами, он не мог влезать во все технические детали, а их было множество, и все они - на Ёсе. Через короткое время Альтман переключился на «Резеду» - не только как технический, но и как административный руководитель: его назначили начальником отдела, в котором проводилась разработка, и формально главный конструктор заказа, он же - начальник входящей в отдел лаборатории, оказался в его прямом подчинении. Альтману пришлось сыграть большую роль в организации и испытаний «Резеды», и ее серийного производства. Но к его приходу в отдел работа по «Резеде» уже пошла.
Всеволод Васильевич Огиевский (1919г.р.). О нем уже было рассказано в предыдущем номере журнала. Вулик мог бы, наверное, вынести тяготы руководства заказом «Резеда», особенно при пробивном, типа Ёса, заместителе, знающем детали процесса внедрения. Но беда была та же, что и с Ёсом: В.В. Огиевский был в это время научным руководителем НИР «Газон»; на базе этой НИР предполагалось в кратчайшие сроки начать проектирование станций шумовых помех «Букет», и требовалась постоянная помощь научного руководителя НИР коллективу далекого сибирского предприятия главка, который взялся за проектирование этой аппаратуры. Сразу переключить В.В. Огиевского на заказ «Резеда» не удавалось.
Юрий Николаевич Мажоров (1921 г.р.). Участник Великой Отечественной войны (командовал узлом связи), инженер-майор, выпускник Военной инженерной академии связи им. ОМ. Буденного, в «сто восьмом» - с 1954 г. Потом он станет главным инженером института, его директором, Генеральным директором НПО им. П.С. Плешакова [5]. А тогда, перед открытием заказа «Резеда», он был старшим научным сотрудником «сто восьмого», руководителем небольшой но численности группы разработчиков радиоэлектронной аппаратуры, работающей по направлению НИР «Север-1». Группы небольшой, но имеющей самое прямое отношение к тематике открываемой ОКР, потому что именно Ю.Н. Мажоров провел в рамках НИР «Север-1» изучение процессов длительного запоминания несущей частоты радиолокационных импульсов и построения устройств «длительной памяти». Именно по этим вопросам Ю.Н. Мажоров подготовил отдельный, в рамках НИР «Север-1», научный отчет.
- И сколько, Юрий Николаевич, ламп пришлось Вам задействовать в блоке длительной памяти? - уточнял главный инженер института Т.Р. Брахман.
- Семьдесят пять, Теодор Рубенович.
- Ох, много, - сокрушался тот.
Если бы они знали, что число активных элементов в блоке длительной памяти придется увеличивать и увеличивать...
Ю.Н. Мажоров стал автором ряда изобретений по построению устройств длительной памяти. У него была хватка руководителя, умение работать с подчиненным ему коллективом. Система длительного запоминания несущей частоты была одним из важнейших и трудно реализуемых элементов аппаратуры «Резеда», и деятельность Ю.Н. Мажоровав этом направлении являлась бы естественным продолжением его предшествующей работы в «сто восьмом».
Но организаторские способности Ю.Н. Мажорова уже заметили. В это время начинал свою научно-исследовательскую работу филиал «сто восьмого» в Калужской области [6], требовалось надежное, проверенное руководство основными подразделениями этого филиала. Администрация «сто восьмого» считала укрепление филиала делом не менее насущным, чем руководство одним из многих, пусть и важных, заказов, проходящих в институте. Ю.Н. Мажоров отбыл в провинцию - сначала на должность начальника лаборатории, а затем - начальника научно-исследовательского отдела.
Сейчас думается, что по отношению к Ю.Н. Мажорову это была «милость божия». Случись иначе - и он, как раб к галере, на десятилетия был бы прикован к нуждам этого трудно проходившего заказа, к проблемам, которые, в основной массе, ни к большой науке, ни к новейшим технологиям не отнесешь. И не быть бы ему в числе инициаторов работ в области защиты баллистических объектов, радиотехнической разведки с космическими носителями, приборов нелинейной радиолокации, «Резеда» высосала бы из него отпущенный ему запас жизненных сил, как это и случилось с главным конструктором изделия «Резеда». Тогда же Ю.Н. Мажоров отбывал на новое место работы с некоторой обидой в душе: его, специалиста по «длительной памяти», от «Резеды» отлучают!
Евгений Кузьмич Спиридонов (1922г.р.). Тоже участник Великой Отечественной войны (был начальником радиолокационной установки «Редут»), тоже майор, в «сто восьмом» с 1954 г. Выпускник Военно-воздушной инженерной академии им. проф. Н.Е. Жуковского. При изучении вопросов запоминания и воспроизведения несущей частоты импульсных сигналов в «сто восьмом» работал в особом направлении - изучал воспроизведение несущей частоты с помощью потенциалоскопов, готовил под руководством Л.М. Юдина дипломный проект по этой теме. При оценке практической реализации этого направления пришли к выводу, что перспективы использования в ОКР оно не имеет, оказывается тупиковым. Однако накопленный опыт в вопросах воспроизведения несущей частоты не пропал впустую - вопросы запоминания и воспроизведения несущей частоты были для Е.К. Спиридонова «своими».
Еще в дни войны он познакомился с сержантом Соней, Софьей Арсентьев-ной, и она стала его супругой. У них были дочки-близнецы, в которых он души не чаял. Хоть и «близняшки», но с внешностью разной - одна блондинка, другая темная.
К тому же, у Кузьмича - открытый нрав, общительность. Решительный характер, в трудных случаях - склонность к риску, даже с долей авантюризма (а разве без него из безнадежной ситуации выпутаться?). Для своих - просто Кузьмич, свой человек, который и в теплой компании может «погудеть», и успех дела отметить. Недостатком его было отсутствие опыта руководства опытно-конструкторскими работами и взаимоотношений с серийными заводами на стадии внедрения результатов. Но, считали все, это дело наживное, и способностейуЕ.К. Спиридонова на это предостаточно.
Примерно такую «колоду карт» приходилось тогда тасовать руководителям института - директору института П.С. Плешакову, впоследствии министру радиопромышленности СССР, и главному инженеру Т.Р. Брахману. Были еще молодые офицеры В.И. Радько, В.П. Романов, Н.П. Пересунько, перспективные инженеры В.И. Бутенко, Л.М. Юдин, К.И. Фомичев. Все они потом скажут свое слово в создании техники радиоэлектронной борьбы, но тогда, на пороге 1960-х гг., они были еще недостаточно опытными и эрудированными, чтобы возглавить столь сложную ОКР.
Легенда, живущая в «сто восьмом» до сих пор: руководство переговорило со всеми кандидатами; все отказались, и только Е.К. Спиридонов дал согласие. Я говорил на этапе подготовки этой статьи с каждым из упомянутых сотрудников (из числа еще живущих, конечно): не было собеседований с ними на эту тему, не было и прямых предложений возглавить заказ. Видно, обсуждение проходило в самом узком кругу руководителей «сто восьмого», без привлечения заинтересованных лиц. Собеседование было только с Е.К. Спиридоновым. После второго собеседования он дал свое согласие на назначение.
Руководители заказа
Итак, главным конструктором аппаратуры «Резеда» был назначен Евгений Кузьмич Спиридонов. Ему пришлось возиться с «Резедой» полтора десятилетия: разработка, потом внедрение на серийном заводе, потом решение вопросов, связанных с эксплуатацией в войсках. Заказ изрядно вымотали стал последней его разработкой:
«...Иного огня
Он раздуть уже так и не смог...»
Далее он перешел на направление, с созданием радиоэлектронной аппаратуры напрямую не связанное: работал начальником отдела научной организации труда, потом перешел в Научно-исследовательский институт экономики и информации по радиоэлектронике.
Помню внешность Кузьмича периода его командировок на серийный завод: изъеденные экземой руки с трещинами чуть ли не до костей, воспаленные глаза...
...Через некоторое время, уже по представлению Е.К. Спиридонова, состоялось назначение заместителей главного конструктора.
Не сразу, а после перехода к этапу технического проектирования первым заместителем главного конструктора с очень широким кругом полномочий стал Иосиф Яковлевич Альтман.
Сорок пять лет проработал И.Я. Альтман в «сто восьмом». За его плечами будет более десяти станций помех (этот результат, хоть в книгу Гиннесса заноси, не будет перекрыт никем и никогда), станций не только разработанных, но и переданных в серийное производство. А еще будет трясущаяся голова и целый букет болезней. Давали знать, что ни говори, нервные перегрузки. Потом больной, обескураженный сумятицей в нашей «оборонке», он плюнет на все и уедет в США к детям, которые уже успеют туда перебраться [4]. В 2004 г. из-за океана долетел телефонный звонок: И.Я. Альтман скончался...
Очень скоро выявился весь умопомрачительный объем СВЧ-узлов в этом заказе: входные и выходные сумматоры и разветвители СВЧ-сигналов, сумматоры и разветвители в каждой ступени матричного устройства «длительной памяти», СВЧ-фильтры, в общем, сотни функционально необходимых СВЧ-элементов. Все они требовали самого пристального внимания, и в заказе решили предусмотреть пост заместителя главного конструктора по СВЧ-элементам. Начальник высокочастотного отдела Б.Я. Резниченко (возможно, и для того, чтобы оградить от ответственности за выполнение такой не очень приятной работы себя) предложил на этот пост молодого ведущего инженера своего отдела Льва Ивановича Большакова. Обсудили. Подошел.
Л.И. Большаков стал заместителем главного конструктора изделия «Резеда» по ВЧ- и СВЧ-элементам. Ему пришлось возглавить освоение этих элементов на серийном заводе, как, впрочем, решать и многие другие вопросы. «Спиридонов - обманув. Большаков - не явился. План под угрозой срыва», - поступали с серийного завода панические телеграммы. Он участвовал в выполнении заказа «Резеда» до полного завершения работ. А вот дальнейший его путь в «сто восьмом» оказался совсем не безоблачным.
Дочь вышла замуж за эфиопа. Значит, связь с иностранцами, значит, работать в «сто восьмом» по закрытой тематике никак нельзя. Пришлось проситься в нережимные подразделения, от разработки отойти. Потом, после «перестройки», когда в этом отношении потеплело, да и эфиопское родство у дочери порушилось, удалось снова перейти в разрабатывающее подразделение. Вот только годы стали уже не те, да и заказы совсем перестали поступать...
Еще одним заместителем главного конструктора (по вопросам конструирования) был назначен Павел Тимофеевич Архипов. Его кандидатуру на этот пост предложил Н.Я. Чернецов, в те годы руководитель всех конструкторских подразделений «сто восьмого» [7]. Павел Тимофеевич - конструктор опытный, со стажем, до этого, однако, всегда был почему-то на вторых ролях. «Сидел в бутылке много лет И, наконец, увидел свет», - откликнулась на это его назначение институтская стенная газета.
Близорук. Выпуклые линзы очков с огромными диоптриями. Трудяга, никогда не рвущийся в первый ряд на торжественных заседаниях.
Район, где разместился куйбышевский серийный завод, - окраинный, рабочий, хулиганский. Как-то вечером Павел Тимофеевич, почему-то не доехав до заводского общежития - нашего привычного пристанища, пешком зашагал через мост. На мосту - трое парней в сдвинутых на глаза кепках. Содержание нагрудного кармана архиповского пиджака быстро перешло к ним в руки. Паспорт, партийный билет, скромненькая сумма денег. Деньги были немедленно отсепарированы. Остальное вернули. Вложили партийный билет в паспорт: «Ладно, папаша, иди, строй коммунизм...»
Когда по-настоящему развернулось производство, валом пошли так называемые «приказы» - извещения о коррективах в разработанной документации, продиктованные условиями производства. Прямые ошибки (никуда не денешься -люди ошибаются), изменения в нормативных документах, улучшения, до которых раньше не додумались. Острота ситуации состояла в том, что при устранении ошибок в специальной графе надо было указывать фамилию и должность виновного в ошибке. Виртуозы проведения «приказов» делали так: выпускали первый пяток, из числа самых безобидных, и в них указывали фамилии действительных виновников. В остальных, слоем ниже, виновного указывали одинаково: «Зам. главного конструктора П.Т. Архипов». И Павел Тимофеевич, доверчивый и вечно по горло занятый, просматривал первый пяток извещений и, покачивая головой, утверждал их. Остальные утверждал не глядя, и к концу квартала показатели брака в работе у него превышали все возможные нормы.
Ход разработки
Создание «Резеды» шло довольно необычно - от частного к общему. Сначала были выработаны задания на разработку блоков станции, как бы функционально законченных элементов ее комплекса, и лишь потом, года через полтора, дошли до функциональной схемы «Резеды» в целом. Предпосылки для такого подхода имелись. Блоки изделия «Резеда», такие как блок длительного запоминания и воспроизведения несущей частоты, блок ретранслятора и устройства кратковременного запоминания частоты, блок формирователей модулирующих сигналов, были, в основном, функционально независимыми, можно сказать- «самодостаточными». Работу по их созданию можно было вести независимо, параллельно, ограничиваясь при составлении заданий лишь небольшим числом входных и выходных характеристик.
Блок делили на функциональные части: усилители, фильтровые устройства, линейки управления, составляли на каждый из таких элементов технические задания с указанием основных входных и выходных параметров. После разработки узлов создавали «комплекс» блока - проверяли взаимодействие имеющихся элементов, пока еще на лабораторном столе. Потом, при положительном исходе лабораторной стыковки, составляли задание на конструирование блока и изготавливали лабораторный образец блока по конструкторским проработкам.
Лишь к концу второго года прорисовались общие контуры станции и были составлены функциональные схемы как для станции в целом, так и для возможных режимов ее эксплуатации.
Технические подробности
По господствующим тогда среди заказывающих организаций взглядам, аппаратура «Резеда» должна была перекрывать практически весь сантиметровый диапазон несущих частот РЛС. Однако, поскольку не существовало не только усилительных элементов, но даже и фидерных трактов с такими показателями широкополосности, пришлось использовать «литерный» принцип построения аппаратуры. Предполагалось создать станции «Резеда» литеров «А», «Б» и «В». Литер «А» должен был работать в трехсантиметровом диапазоне, литер «Б» - в шестисантиметровом, литер «В» - в десятисантиметровом. Работа превращалась в создание целого набора станций. Литер «В» считался базовым. Работа аппаратуры литеров «А» и «Б» осуществлялась за счет преобразования несущих частот - переноса рабочего диапазона частот в диапазон работы литера «В» с такой же последующей обработкой сигналов, как и в аппаратуре «Резеда-В». После обработки осуществлялся обратный перенос частоты. Следовательно, аппаратура литеров «А» и «Б» начиналась с частотно-преобразовательных блоков.
В станции были предусмотрены три способа и, соответственно, три устройства воспроизведения несущей частоты РЛС: ретрансляция как способ получения прицельного по несущей частоте сигнала, совпадающего по времени с принимаемым сигналом РЛС; «кратковременное воспроизведение несущей частоты» на основе использования СВЧ-рециркулятора; «длительное» или «долговременное» воспроизведение несущей частоты на основе матричного устройства запоминания частоты. Эти устройства составляли существенную, если не основную, часть массы станции. Особенно значительны были весовые показатели у блока длительного запоминания и воспроизведения несущей частоты - так называемого «шестого блока» по принятой в станции системе нумерации блоков.
Формирователи модулирующих помеховых напряжений были введены в отдельный, «пятый блок» изделия. Для противодействия РЛС на этапе поиска и выбора цели были предусмотрены шумовые помехи и формирователи многократных синхронных ответных импульсов, включаемые при создании «многократной ответной помехи» (МОП). Для нарушения работы автодальномеров импульсных РЛС на этапе сопровождения были предусмотрены устройства формирования уводящих импульсов по дальности - их тогда называли «формирователями плавно запаздывающего сигнала». Для подавления угломерного координатора радиолокатора использовались формирователи сигналов типа «ложная огибающая» пачки импульсов и формирователи низкочастотной шумовой помехи (НЧШ). В режиме групповой защиты аппаратура могла работать в режиме «мерцающих», из двух точек пространства, помех.
При переходе от создания одного вида помехи к другому необходимо было не только переключать типы формирователей модулирующих напряжений, но и использовать тот вид устройства воспроизведения несущей частоты сигнала, который был более пригоден для формирования помехи. Это требовало наличия весьма сложного, продуманного устройства управления работой станции. Его элементы были рассредоточены по блокам станции, значительная часть этих элементов размещалась в «пятом блоке». В устройстве управления осуществлялось и временное программирование этапов воздействия помех: излучение помех начиналось с создания помех дальномерному координатору РЛС, после осуществления «увода по дальности» создавались помехи угломерному координатору и, наконец, цикл завершался созданием помех, затрудняющих повторные обнаружение и выбор цели.
В аппаратуре литера «А» предусматривалось также переключение секторов излучения (передний, задний левый, задний правый) в зависимости от того, из какого пространственного утла приходили зондирующие импульсы РЛС. Для этого служили блоки антенных переключателей (уже упоминавшиеся в нашем рассказе). Они устанавливались в цепях приемного и передающего трактов станции и имели систему управления, в состав которой входил приемно-усилительный блок самолетной станции СПО-3, разработанной «сто восьмым» ранее.
В целом получалось солидное количество различных по назначению блоков, устройств и элементов. Масса литера «А», включая собственные блоки этого литера, блоки базового литера « В », антенно-фидерный тракт, кабели силовой сети, элементы установки и обтекатели антенн, превышала 800 кг.
Недостатки аппаратуры
Эти недостатки проявились еще в ходе выполнения работы, задолго до ее завершения, и это влияло, конечно, на психологический настрой исполнителей на последних этапах работы. Первый из недостатков можно было выявить уже из анализа технического задания. Станция могла противодействовать радиолокаторам только с одним типом зондирующего сигнала - радиолокаторам с импульсным излучением. Однако ко времени окончания работы уже появились радиолокаторы сопровождения с непрерывным и квазинепрерывным излучением. Они имели другие принципы селекции целей и требовали другой организации помех каналу селекции. Отечественных радиолокационных комплексов подобного типа в войсках еще не было. Знаменитый «Куб» появился позднее [8], и проверить эффективность помех таким РЛС на практике было затруднительно, чем в какой-то мере и объяснялось «умолчание» о таких РЛС в техническом задании на проектирование. Однако сведения о появлении РЛС с непрерывным и квазинепрерывным излучением за рубежом уже поступали. Когда в 1960 г. был сбит американский самолет-шпион «Локхид» U-2, пилотируемый Пауэрсом, в парашютном отсеке самолета была найдена помеховая станция радиотехнической защиты «Рейнджер» [9], которая уже имела канал противодействия радиолокационным средствам с непрерывным излучением. Следовательно, в этой части аппаратура «Резеда» по заложенным в ней принципам подавления отставала от помеховой аппаратуры вероятного противника.
Принципы противодействия радиолокаторам с непрерывным и квазинепрерывным излучением были к этому времени проработаны и в «сто восьмом». Однако заказчик доработки аппаратуры не требовал, да и вводить найденные технические решения в аппаратуру «Резеда» уже не представлялось возможным: это не привело бы ни к чему иному, кроме срыва сроков выполнения важного правительственного заказа.
Другой недостаток состоял в том, что в комплексе «Резеда» отсутствовал «укороченный», облегченный вариант исполнения. Каждый из литеров («А», «Б» и «В») выполнялся с полным набором блоков: с тяжелым и громоздким блоком длительного запоминания частоты и столь же тяжелым, требующим охлаждения блоком выходного усилителя мощности. Размещать такую аппаратуру удавалось только на тяжелых машинах с большой грузоподъемностью. А количество их (даже до хрущевских мероприятий по сокращению авиационных подразделений) не было уж очень большим. Из-за этого обострялся вопрос серийности изделия. Внедрение заказов, идущих небольшими сериями, для заводов-изготовителей всегда невыгодно экономически.
Следующий недостаток был обусловлен состоянием элементной базы в тот переходный период, на который пришлась разработка «Резеды». В то время, когда отрабатывались принципиальные схемы узлов и блоков станции (1959-1961), «транзисторизация», как называл министр радиопромышленности В.Д. Калмыков переход на полупроводниковые элементы, уже стучалась в дверь. Однако полную номенклатуру полупроводниковых элементов, которая могла бы удовлетворить потребности разработчиков, отечественная промышленность еще не давала. Поэтому такие технические решения, когда большинство каскадов устройства выполнялось в транзисторном варианте, а один-два каскада - на пальчиковых лампах или лампах типа «дробь», были в «Резеде» весьма распространены. Все это усложняло условия теплоотвода, выполнение силовых кабелей, приводило к разнотипности и увеличению общего количества источников питания, показатель относительной массы которых по отношению к общему весу станции у аппаратуры «Резеда» доходил до 35% и был существенно выше, чем у последующих станций ответных помех.
Давало о себе знать и отсутствие опыта в промышленности с охлаждением широкополосных мощных выходных ЛБВ. Система охлаждения выходного блока требовала совершенствования и дорабатывалась по существу до завершения «жизни» этого заказа в промышленности.
Значение разработки
Несмотря на отмеченные недостатки, создание аппаратуры «Резеда» стало этапом в развитии техники радиоэлектронной борьбы в нашей стране. Это была первая отечественная станция ответных имитационных помех, поступившая на вооружение ВВС. Она открыла эпоху использования нового вида оружия - средств радиоэлектронной борьбы, средств индивидуальной и групповой защиты самолетов. Последующие разработки в этом направлении являлись усовершенствованием «Резеды» и шли по линии улучшения показателей, отсчитываемых от уровня этого заказа. «Жесткие» программы чередования помеховых воздействий, принятые в аппаратуре «Резеда», в целом оказались верными как по порядку чередования помех, так и по длительности циклов их создания и впоследствии испытали лишь незначительные изменения.
Разработанные в ходе выполнения заказа «Резеда» устройства длительного запоминания и воспроизведения несущей частоты и устройства кратковременного запоминания несущей частоты (УКЗЧ) рециркуляционного типа впервые прошли стадию освоения в серийном производстве, на серийном заводе, и далее могли рассматриваться уже как серийно пригодные элементы аппаратуры радиоэлектронной борьбы.
Нельзя забывать и ту роль, которую сыграла разработка «Резеды» в становлении коллективов разработчиков средств радиоэлектронной борьбы в отрасли. Уже в ходе выполнения заказа, можно считать, в его недрах, сформировался коллектив разработчиков куйбышевского конструкторского бюро «Экран», который, используя опыт «сто восьмого» и прямые контакты с ним, взял на себя разработку одного из литеров станции.
Крупным потребителем аппаратуры «Резеда» стали военно-морские силы страны. И речь здесь идет не только об использовании станции «Резеда» для защиты самолетов морской авиации [10]. Когда эффективность станции в этом направлении подтвердилась, началась разработка корабельной станции ответных имитационных помех «Гурзуф». Ее осуществлял Таганрогский НИИ связи, и сотрудники этого института долгое время стажировались в «сто восьмом», размещаясь в качестве дублеров на рабочих местах разработчиков «Резеды» и постепенно постигая на практике все премудрости работы (об этом ниже).
С «Резедой» связаны и первые почетные звания лауреатов Государственных премий СССР в области самолетной аппаратуры активных помех. Разработчики аппаратуры оборонного назначения прекрасно знают все этапы таких работ: почешиха, неразбериха, поиски виновных, наказание невиновных, награждение непричастных... На этот раз «непричастных» в списках авторского коллектива, вроде, и не было.
В 1963 г., когда испытания показали, что техническое задание коллективом полностью выполнено, научно-технический совет института принял решение о выдвижении авторского коллектива на соискание Ленинской премии. Коллегия министерства (тогда, впрочем, эта организация называлась не министерством, а Госкомитетом - ГКРЭ) это выдвижение поддержала. Комитет по Ленинским и Государственным премиям тоже отнесся положительно к факту представления, но посоветовал отложить это мероприятие на год: желательно было получить документ о серийном изготовлении первых партий изделия. Однако на следующий год ситуация несколько изменилась: часть ведущих специалистов, входящих в научно-технический совет «сто восьмого», заняла позицию, что будет надежнее (и скромнее) выдвигать не одну станцию «Резеда», а комплекс средств радиоэлектронной борьбы, разработанных «сто восьмым», - тогда институтом были созданы и серийно изготавливались и другие средства. И выдвигать этот комплекс надо будет не на Ленинскую, а на Государственную премию. При таком раскладе количество мест в авторском коллективе, отводимых разработчикам «Резеды», конечно, поубавилось. Ограничились лишь главными конструкторами разработок. Из авторского коллектива пришлось вывести заместителей главного конструктора Л.И. Большакова и П.Т. Архипова. В 1967 г. в составе авторского коллектива по такому большому комплексу Е.К. Спириднову и И.Я.Альтману (впрочем, последнему - как руководителю работ «Альфа» и «Бета») была присвоена Государственная премия.
Вместо послесловия: по страницам напечатанного
В 1996 г. вышла книга мемуаров бывшего командующего дальней авиации страны В.В. Решетникова «Что было, то было» [11]. В ней рассказывается, как осенью 1968 г. он был назначен заместителем командующего дальней авиацией, и первое дело, с которым пришлось ему столкнуться на этом посту, - принятие на вооружение «новой радиотехнической станции самолетной системы обороны». Решетников насторожился: «Вопрос был для меня нов, не знаком, и не потому ли избрали такой «удобный момент» для его торопливого решения? » Он стал разбираться.
«Постепенно выплыла вся история вопроса. Оказывается, станция помех самолетным радиолокационным прицелам противника была задана промышленникам еще 10 лет назад. Разработчики с энтузиазмом ухватились за эту тему, но, плюнув на все обусловленные сроки, тянули время, как могли. Работа высоко оплачивалась, все остальное для них не имело значения. Не зря подобные работы, каких в промышленных министерствах скапливалось великое множество, в обиходе именовались «кормушками».
Станция, в конце концов, родилась с характеристиками, соответствовавшими данным 10-летней давности. Минрадиопром решил, что с задачей справился, и счел возможным представить разработчиков, а заодно и некоторых не очень надоедавших им заказчиков из службы вооружения ВВС к Государственным премиям. На заводах был размещен заказ на серийное производство нескольких сотен станций, вскоре их поток стал искать адреса.
Все, казалось, в порядке. Но за время, пока шел «творческий процесс», во всех странах НАТО сменилось поколение самолетов-истребителей, обновились их бортовые системы вооружения и прицеливания, мощность излучения которых стала непреодолимой для нашей до рождения устаревшей «новинки». В строю НАТОвских ВВС оставалось 10 или 12 экземпляров стоявших на датских аэродромах и готовых к списанию старых истребителей «Хантер», которым она еще могла «заплевать глаза». Ни на что большее она не была способна».
В.В. Решетников, судя по его рассказу, в вопросе о принятии станции помех на вооружение резко разошелся с другим ответственным представителем командования ВВС. Это был заместитель командующего по вооружению, человек решительный, не раздумывающий и абсолютно неуязвимый по причине своего прямого родства с одним из секретарей ЦК. Александр Николаевич не мог не понимать абсурдности своего решения, но и отказаться от него не мог, попав в чудовищную разорительную западню. Оплаченный многомиллионными суммами поток новеньких и негодных станций, хлынувший с завода, уже нельзя было остановить. Этот оппонент «подключил на свою сторону только что заступившего на пост Главнокомандующего ВВС Кутахова», но В.В. Решетников упрямо отстаивал свою точку зрения.
Заместитель Главкома не находил выхода:
- Что же делать? - вопрошал он в отчаянии. - А что если эти станции сдать на склады?
- Куда угодно. Только не на самолеты, - ответил я.
Прошло 15 лет. Новый Главком ВВС А.Н. Ефимов однажды, открывая заседание Военного совета, «не садясь за стол, выпалил жесткой скороговоркой:
- На складах обнаружены в заводской упаковке многолетние залежи сотен станций помех для самолетов дальней авиации. Кто это сделал? - грозно спросил он.
В мертвой тишине поднялся я и коротко изложил суть той, уже почти забытой, истории. Главком сразу понял, что все безвозвратно ушло в прошлое и спросить за это ему ни с кого не удастся, как не удалось бы и раньше. Он с силой шлепнул папкой о стол, сел и приступил к очередному вопросу».
В.В. Решетников не называет тут фамилии противостоящего ему заместителя Главкома ВВС по вооружению. Впрочем, тут нет загадки: им в те годы был А.Н. Пономарев, действительно брат одного из секретарей ЦК КПСС. Не указывает В.В. Решетников и названия не полюбившейся ему станции радиотехнической защиты. Но нетрудно сопоставить даты. В.В. Решетников стал первым заместителем командующего дальней авиацией в 1968 г. Станцию, по его рассказу, начали разрабатывать 10 лет назад, т.е. в 1958 г. Это начало работ по «Резеде», других станций радиотехнической защиты тогда не создавалось. Следовательно, В.В. Решетников рассказал о самолетной станции помех «Резеда», значит, так видится эта история одному из командиров ВВС, ответственных за создание в авиации нового вида оружия - средств радиоэлектронной борьбы.
Военно-транспортный самолет Ан-12, в состав оборудования которого входила аппаратура имитационных помех «Резеда».
Что можно сказать о поведанном В.В. Решетниковым? Была ли эта история с направлением станций помех в заводской упаковке на склад?
Да, как ни прискорбно об этом вспоминать, была. На последнем этапе производства изделия «Резеда». Мы, разработчики, долгое время даже не знали об этом: руководство ВВС не информировало институт о принятом решении, производство станций «Резеда» шло по плану, неизбежные в ходе производства технические вопросы решались, завод исправно отгружал продукцию. Но руководители института, знавшие ситуации в отрасли, заподозрили неладное: аппаратура на серийном заводе изготавливается, отправляется заказчику, а парк самолетов, оборудованных средствами радиоэлектронной борьбы, почему-то не увеличивается. Главный инженер института (им был тогда Ю.Н. Мажоров) связался с А.И. Стрелковым, руководителем 5-го Главного управления ВВС, непосредственно контактирующим с институтом. Тот неофициально ответил: да, продукция пошла на склад, так как нет возможности заставить руководство Дальней авиации размещать эту аппаратуру на своих самолетах. Ю.Н. Мажоров запротестовал: это не государственный подход, серийный завод загружается производством аппаратуры, которая, по мнению заказывающей стороны, потеряла перспективу дальнейшего использования. Правильнее сформировать комиссию для подтверждения такой ситуации и по ее решению выпуск такой аппаратуры приостановить.
У нас очень мало серийных заводов, способных выпускать продукцию такого профиля. Следует сразу же снять с завода этот заказ, а освободившиеся мощности использовать для освоения другого заказа, благо, заказов, готовых для серийного освоения, скопилось немало по разным направлениям.
Мнение ВВС было жестко отрицательным: деньги за этот заказ платим мы, завод желательно и далее сохранять для производства нашей аппаратуры.
В общем, история была, а вот детали ее изложены не совсем верно. В.В. Решетников рассказывает, что заказ на создание станции помех «Резеда» стал своего рода «кормушкой», и разработчики, получая хорошие деньги, «тянули время, как могли». Надо сказать, что В.В. Решетников никогда на стадии разработки «Резеды» в нашем коллективе не бывал и, видимо, потому не был знаком с царившей там атмосферой, с настроениями. Строки, написанные им, - плод его личных, умозрительных представлений.
В институте В.В. Решетников стал появляться уже после ухода на заслуженный отдых, через десятилетия, и только потому, что на территории, занимаемой институтом, арендует помещение малое издательское предприятие «Дельта НБ», с которым В.В. Решетников договаривается об издании своих новых книг.
Дальний бомбардировщик Ту-16, оснащенный аппаратурой имитационных помех «Резеда».
В принципе, заказы-«кормушки», конечно, были. По ним всегда устанавливались особые условия оплаты труда (повышенные оклады, системы «надбавок», особые условия премирования). На этапе открытия работы, заранее, оговаривалось количество Ленинских или Государственных премий для ответственных исполнителей, иногда даже количество ученых степеней, на которое может рассчитывать состав, обеспечивающий научное сопровождение разработки. К таким заказам, действительно, «кто только не прилипал» - к ним пристраивались дети министров, цековских руководителей, заказчиков.
Но «Резеда» к подобным заказам не относилась: для института это был обычный, рабочий заказ. Главный конструктор заказа Е.К. Спиридонов даже при желании не смог бы обеспечить «кормушечные» условия оплаты труда по заказу: для этого у него не было ни рычагов, ни связей в высших сферах. Ни одного «сынишки» среди разработчиков мы не видели. Я начал работу по «Резеде» инженером с окладом 1050 рублей. Потом кадровая служба обнаружила, что вузовский диплом у меня «красный» (я-то сам им никогда не тыкал), и оклад мне был увеличен до 1150 рублей. Никаких надбавок - ни за секретность, ни за выполнение правительственного заказа. Так оплачивался труд всех моих коллег. Разработчики действительно «с энтузиазмом ухватились за тему». Только энтузиазм был вызван отнюдь не меркантильными соображениями, о которых говорит В.В. Решетников. В наши дни тем, кто не участвовал в подобных разработках, трудно поверить, что в основе «энтузиазма» были не материальные выгоды. В то время в коллективе даже как-то не было принято говорить о материальных претензиях. Привычнее был другой тип разработчика, демонстрировавший полное презрение к материальным благам. Помню прекрасно, как начальник отдела И.Я. Альтман, который был и постарше, и, несомненно, поумнее нас, охлаждая ретивые комсомольские головы, высказывался: «Кто тут мне говорит, что он...э... что он...э... совсем безразличен к материальной стороне дела, тот ...э... я бы сказал... не совсем честный человек».
Искреннее желание создать новое средство для защиты самолетов наших ВВС, новый высокоэффективный вид радиоэлектронного вооружения - это было. Присущее молодости честолюбие, желание выдвинуться в круг признанных разработчиков аппаратуры радиоэлектронной борьбы - тоже, наверное, было. Патриотизм, желание не отставать от уровня техники вероятного противника тоже были. Все это, а вовсе не жажда материальных благ, и было причиной энтузиазма, по поводу которого злословит В.В. Решетников.
В своей книге «Что было, то было» В.В. Решетников не один раз говорит о «сотнях новорожденных станций», о «сотнях станций помех для самолетов дальней авиации». Не было «сотен». Масштабы производства аппаратуры «Резеда» представлены в явно искаженном виде. Не было и «заводов», имелся единственный серийный завод-изготовитель аппаратуры «Резеда»: куйбышевский «Экран». Я сделал туда запрос: за всю историю производства это предприятие выпустило всего 138 экземпляров аппаратуры «Резеда» всех литеров и модификаций [12].
Из рассказа В.В. Решетникова следует, что аппаратура «Резеда» по его настоянию не дошла до самолетов дальней авиации и застряла на складах. На вооружении ее, вроде, и не было. Но ведь это тоже не совсем так. Это решение сказалось только на последнем этапе изготовления изделия. А первые серийные партии в войска ушли и использовались в ВВС. Размещались они на само-летахАн-12, Ил-38, Ту-22, Ту-124, Ту-144 и, конечно, Ту-16. Один из таких полков располагался в Липецке. Знаю об этом потому, что по линии надзора главного конструктора за использованием аппаратуры разработчикам приходилось посещать этот полк.
Когда заместитель главного конструктора Л.И. Большаков прибыл в Липецк, по документам установили, что в полку должны находиться шесть самолетов Ту-16, оборудованных изделиями «Резеда». Все самолеты оказались в наличии, с комплектацией согласно их паспортам. Но ни одна из станций «Резеда» не была работоспособной. Нет, ни одна станция не была разбита или повреждена механически, ни одна не была «сожжена». Но неумелые руки так разрегулировали выходные блоки, что требуемой излучаемой мощности выходного сигнала не было. Вот беда, если В.В. Решетникову или другим представителям руководства Дальней авиацией продемонстрировали эффективность «Резеды» как раз на таких экземплярах!
ВВС тут отставали в освоении нового вида радиоэлектронного вооружения: к эксплуатации этого сложного вида они еще не были в достаточной степени подготовлены. Лишь после проведения многодневных кропотливых работ правильная эксплуатация и регулировка изделий была налажена, а Л.И. Большаков получил в подарок как знак благодарности командования полка банку знаменитых маринованных липецких огурчиков...
Дальний бомбардировщик Ту-22. Эти самолеты также оснащались «Резедой».
Впрочем, пересказывать мою полемику с В.В. Решетниковым я не буду, она подробно изложена в статье [13], кто заинтересуется - пусть почитает.
В 2003 г. в связи с 60-летием ФГУП «ЦНИРТИ» вышел сборник, в котором была опубликована работа К.И. Фомичева и Л.М. Юдина [14]. В ней приведены краткие сведения и о прохождении заказа «Резеда». Непосредственно к теме указанной статьи - роли института в повышении помехозащищенности отечественных РЛС орудийной наводки и управления ЗРК - этот материал прямого отношения, вроде бы, и не имеет. К тому же, вывод статьи по этому разделу: «ОКР «Резеда» была выполнена своевременно» - совпадает с выводами [7, 13] и расходится с информацией, опубликованной в [ 11 ]. Так почему же я решил вступить в полемику с К.И. Фомичевым и Л.М. Юдиным о прохождении заказа «Резеда»?
Во-первых, потому, что участвовал в заказе «Резеда» со времени его открытия и до завершения и его прохождение видел своими глазами и прочувствовал, как говорится, на своей шкуре. Во-вторых, это видение во многом расходится с видением авторов [14], и для истории техники будет небезынтересно сравнение этих различающихся точек зрения. После опубликования статьи в сборнике я встретился с К.И. Фомичевым (Л.М. Юдина уже не было в живых, а болезнь, которой он страдал, - злокачественная опухоль в головном мозге - уже почти год до публикации исключала общение с ним). Он пояснил, что поскольку сам в заказе «Резеда» не участвовал, то приведенный раздел целиком подготовлен Л.М. Юдиным, что-то исправлять в этом разделе в создавшейся ситуации он считает невозможным.
Так что же писали авторы? Процитирую текст дословно: «Головная роль была возложена на отдел 12 (начальник - И.Я. Альтман), и работы первоначально велись в двух лабораториях. В лаборатории 122 (начальник - Л.М. Юдин) коллектив сотрудников вел работы по базовой станции «Резеда», осуществлял разработку ретранслятора, рециркулятора радиоимпульсов, вопросов модуляции, а также сопровождение разработки ЛБВ... Лаборатория 124 (начальник - Б.Я. Резниченко) вела разработку блоков матричной памяти».
Все это правильно. Но почему-то опущено, чем занимались другие лаборатории головного отдела №12 и сколько времени Л.М. Юдин возглавлял лабораторию №122.
Отдел№12, и это авторы статьи отмечают правильно, с момента своего создания (ранее работа выполнялась в отделе №15) был задуман как головной в заказе «Резеда». Главный конструктор заказа Е.К. Спиридонов тоже работал в этом отделе и возглавлял лабораторию №125. Она тоже сразу же подхватила работы по «Резеде», да иначе и быть не могло. В отделе насчитывалось пять лабораторий - №121, 122, 123, 124 и 125. Лаборатория №121 - начальник В.В. Огиевский. Лаборатория №122 - начальник, вернее, первое время и.о. начальника, - Л.М. Юдин. Лаборатория №123 - начальник НА. Стрелковский. Лаборатории№124 - начальник Б.Я. Резниченко. Лаборатория №125 - начальник, главный конструктор заказа «Резеда», как уже было сказано, Е.К.Спиридонов.
Подлинник приказа №15Гк от 8 декабря 1959 г. сохранился [15]. В §1 этого приказа сказано: «Ведущего конструктора 12-го отдела тов. Юдина Леонида Михайловича освободить от занимаемой должности и назначить начальником лаборатории №122 с окладом 2100 рублей в месяц с 4.12.1959 г.» Но директор «сто восьмого» П.С. Плешаков (он подписывал приказы красными чернилами) ими же сделал вставку: «и.о.». Слово «начальником» он править не стал. Таким образом, Л.М. Юдин был назначен не «начальником лаборатории №122», а «и.о. начальника». Видимо, уже тогда П.С. Плешакова терзали сомнения, вызванные некоторыми личными качествами Л.М. Юдина: «потянет» ли он работу с коллективом лаборатории? Соответствующая запись появилась и в трудовой книжке Л.М. Юдина, тоже сохранившейся.
Пробыл Л.М. Юдин на посту руководителя лаборатории около двух-трех лет. Приказом по институту №107-к от 21 декабря 1962 г. он был освобожден от занимаемой должности. В §12 этого приказа записано: «Начальника лаборатории №122 тов. Юдина Л.М. освободить от занимаемой должности и перевести на должность старшего научного сотрудника отдела №12». За директора этот приказ подписал тогдашний главный инженер института Ю.Н. Мажоров. Основанием для такого решения было ходатайство начальника сектора №1 («сектор» по терминологии тех лет - отделение института). Им был в 1962 г. Н.Н. Алексеев.
Но я хорошо помню производственное собрание в отделе №12. Выступил начальник отдела И.Я. Альтман - как обычно твердый, неуступчивый. Он прямо сказал, что приказ об изменении руководителей лабораторий - дело его рук. В своей служебной записке начальнику сектора он прямо говорил о неумении (и нежелании) Л.М. Юдина работать с людьми и выход видел только один - заменить Л.М. Юдина на посту начальника лаборатории № 122. Дело было сделано, Л.М. Юдина сместили, и он, уже имея ученую степень кандидата технических наук, перешел на должность старшего научного сотрудника. На должность начальника лаборатории он вернется только несколько лет спустя, когда «созреет», и в другой отдел «сто восьмого».
В.В. Огиевский занимал пост начальника лаборатории №121. На этом посту он снова проявил свои недюжинные организаторские способности. В лаборатории №121 разрабатывались полупроводниковые линейки «шестого блока», да и других блоков. Число таких линеек было огромным, и сразу же встал вопрос: как управиться с таким тиражом? Огиевский вышел с таким предложением: он учел заинтересованность руководства Таганрогского НИИ связи в прохождении заказа «Резеда» и попросил командировать в «сто восьмой» настройщиков линеек - молодых, только что зачисленных в ТНИИС инженеров. Польза будет обоюдная: поработав дублерами сотрудников «сто восьмого», они и опыт приобретут, и дело с настройкой удастся быстрее сделать. А где проживать, работать, где будут находиться рабочие места? А тут, по мысли Огиевского, следует поступить так: у «сто восьмого» есть калужский филиал; размещаться командированные сотрудники будут в домиках калужской базы отдыха, зимой обычно пустующей, а работать придется в лабораториях калужского филиала, с использованием имеющегося там приборного парка. Немедленно в Протву Калужской области выехала группа инженеров и техников лаборатории №121: сам Огиевский, В.И. Бутенко, А.Н. Суханов, Е.И. Еремин, НА. Миссяутова, Р.Д. Пирожихина, М.С. Троицкий в качестве «завхоза»; сразу же прибыли и командированные - работа закипела. А вы пишете: только «в двух лабораториях»!
Через год в том же составе нанесли ответный визит в Таганрог - помогать в настройке, тиража линеек по теме «Гурзуф». Работали в две смены: менее опытные работники ТНИИС оставляли линейки, настроить которые по каким-либо причинам не удавалось, «второй смене» - работникам «сто восьмого».
После смещения Л.М. Юдина В.В. Огиевскому было предложено занять пост начальника лаборатории №122. И.о. начальника лаборатории №121 стал Виктор Иванович Бутенко. Четыха срочно переброшен в ЧК, Лошадиных стал губпродкомом, как писал в «Улялаевщине» И. Сельвинский.
Продолжение следует
Литература
1. Сергиевский Б.Д., Коронелли В.Р. Создание авиационной техники активных помех радиолока-ЦИОННВ1М станциям. - В сб. «60 лет ЦНИРТИ. 1943-2003». М: Изд. ФГУП «ЦНИРТИ», 2003.
2. Ерофеев Ю.Н, Ученвю Государственного центрального научно-исследовательского радиотехнического института - к 100-летию радио. - Радиопромышленность, вып. 1-2, 1995.
3. Пчелкин В.Ф. Радиофакультет МЭИ. Довоенный период. Начало войны. Эвакуация. - Радиотехнические тетради, 1998, №15.
4. Пчелкин В.Ф. Первые отечественные специалисты по радиолокации. - Радиотехнические тетради, 1998, №15.
5. Ерофеев Ю.Н. ГосЦНИРТИ - еще пять трудных лет после пятидесятилетия. - Электроника: наука, технология, бизнес, №5-6, 1998.
6. Купченко А. Так начиналась Протва. - Жуковский вестник, 25 августа 1997 г.
7. Ерофеев Ю.Н. Первая отечественная самолетная автоматическая станция имитационных ответных помех. - Радиопромышленноств, вып. 2, 2001.
8. Канащенков А., Осокин А. Главный конструктор Ардалион Растов. - Военный парад, №3, 1998.
9. Ерофеев Ю.Н. Как Хрущев пытался установить на «ЯКах» новое оружие. - Неделя, №42,17- 23 ноября 1997 г.
10. Красин В.К., Глазунов В.В., Партала МА. Радиоэлектронная борьба в Военно-морском флоте России. - М.: Андреевский шаг, 1995.
11. Решетников В.В, Что было, то было. - М.: Автор, 1996.
12. Ответ ОАО «Самарский завод «Экран» на запрос автора статьи (исх. №020/051 от 26 июля 1999 г.).
13. Ерофеев Ю.Н. Почему не расцвела «Резеда». - Армейский сборник, №8, 2000.
14. Юдин Л.М., Фомичев К.И. Роль работ института в повышении помехоустойчивости отечественных РЛС орудийной наводки и ЗРК. - В сб. «60 лет ЦНИРТИ. 1943-2003». - М.: Изд. ФГУП «ЦНИРТИ», 2003.
15. Приказы по Центральному НИИ-108 МО. Том 2. Начато: 15.08.1959 г. -окончено: 31.12.1959 г. С №110-к по №158-к. - М: Архив ФГУП «ЦНИРТИ им. академика А.И, Берга», 1959.
Техника и вооружение № 11/2006 г., стр. 16-21
ШАГ ЗА ШАГОМ
Ю.Н, Ерофеев,
д.т.н., профессор
Продолжение.
Начало см. в «ТиВ» №7-9/2006 г.
4. От «Сонаты» к «сиреням»
С этого эпизода начинается не одна история, имевшая шумные отклики и продолжение в печати - от газетных и журнальных статей [1 -5] до популярной технической [6] и даже художественной литературы [7]: 1 мая 1960 г. под Свердловском был сбит самолет-шпион U-2, пилотируемый американским летчиком Френсисом Г. Пауэрсом. Официальная версия: самолет был поражен первой же ракетой зенитного ракетного комплекса, который успели установить под Свердловском. Очень скоро мы, однако, узнали, что тут далеко на все соответствует истине. Одно за другим, обгоняя друг друга, стали появляться сообщения, что самолет Пауэрса был сбит третьей, седьмой, восьмой... одной из четырнадцати и даже шестнадцати ракет, что прямого попадания и вовсе не было.
Мне хотелось бы обратить внимание на одну газетную статью [5]. Ее автор подводит читателей к мысли, что, несмотря на обилие подобных публикаций, главное действующее лицо этой эпопеи мы так и не знаем: «Среди тех, кто перегонял самолеты из Новосибирска в Белоруссию (имеются в виду высотные перехватчики фирмы П.О. Сухого Т-3, позднее названные Су-9. - Ю.Е.) был капитан Н... К сожалению, имени его я не припомню», - пишет автор.
Выполняя перегонку очередного самолета, капитан произвел промежуточную посадку в Перми и оформил заявку на продолжение полета 3 мая. А утром 1 мая его подняли по тревоге. По дороге на аэродром представитель командования сообщил ему: «...Если Вам удастся загнать нарушителя в зону действия ЗУРСов, получите команду «Отвал», после которой все в кратчайшие сроки с разворотом на 180° должны уйти от нарушителя. Если не сумеете - полу-ч ите команду таран ить ».
Значит, кроме пары перехватчиков, совершивших посадку в Свердловске, был еще один, совершивший «промежуточную посадку» в Перми. Вот этот перехватчик и выполнил поставленное задание. «Пилот американского самолета, пытаясь оторваться от преследователя, увеличил скорость и высоту, но Т-3 и не думал отставать. Дежурная пара МиГов сохраняла свое место ниже нарушителя. Капитан Н., имитируя попытки надежного прицеливания, направлял движения U-2myga, куда требовал пункт наведения. И вот последовала команда «Всем отвал». Капитан тотчас повернул на обратный курс с одновременным снижением высоты. Посадку произвел на аэродроме вылета в Перми.
Зарулил после посадки и один из МиГов. Другого так и не дождались. Как оказалось, он был сбит первой же ракетой. Нарушителю досталась лишь восьмая.
О случившемся мы узнали 3 мая от командира полка Бурякова».
После того как самолет U-2 был сбит, события развивались так: «Прилетел капитан Н. С собой он привез врученный ему командованием кусок металла весом с килограмм - от сбитого U-2.
Прошли годы. Многие секреты перестали быть секретами. Лет пять назад газеты рассказали о старшем лейтенанте Сафронове, который, преследуя Пауэрса, был сбит первой ракетой наших ПВО. А вот о капитане Н. никто не вспомнил».
Эти слова писал человек информированный, бывший военный летчик 1 -го класса. История с летчиком Ментюковым, который, тоже на перехватчике Су-9, взлетел с аэродрома в Свердловске, но с Пауэрсом не встретился, была уже на слуху. Не знаю, почему еженедельник «Совершенно секретно» не довел расследование до конца: кто он, капитан Н.? Жив ли в настоящее время? Ведь оставалась же какая-то документация, полетные листы, например, из которой можно было узнать его имя и фамилию?
Что в уничтожении самолета-шпиона большую роль сыграл высотный перехватчик Су-9 - это факт [4], такой ко времени инцидента с Пауэрсом действительно был уже разработан.
Американский самолет-шпион U-2.
Правда, Су-9 с одного из сибирских заводов-изготовителей в Белоруссию перегонялись без ракетного вооружения (его изготовление не успели завершить) и на малых высотах: гермокостюмы летчикам не выдавались. Таран был единственным средством пресечь действия самолета-нарушителя, но, учитывая потолок полетов U-2, он был смертельно опасен и для пилота истребителя-перехватчика.
Назывался и зенитный ракетный комплекс, установленный под Свердловском, - это был С-75. Но далее мой рассказ не о версиях уничтожения самолета U-2 и не о суде над Пауэрсом, погибшим в возрасте 48 лет 1 августа 1977 г. после возвращения в США в катастрофе вертолета при не вполне выясненных обстоятельствах [6].
При падении U-2 хвостовая часть его фюзеляжа уцелела лучше, чем центроплан. «Фюзеляж U-2 упал на большую поляну в лесу и, как ни странно, сохранился гораздо лучше, чем можно было ожидать после падения с двадцатикилометровой высоты», - писал Ф.А. Ветров [7]. Там, в отсеке, где размещался тормозной парашют, используемый при погадке U-2, находилось целое, практически невредимое радиоэлектронное устройство. Разве что некоторые «лорды», амортизаторы, были срезаны под действием перегрузок, возникших при падении самолета. Название радиоэлектронной аппаратуры было «Рейнджер». Широкополосные входное и выходное устройства, специфика построения антенн, - все это указывало на принадлежность «Рейнджера» к аппаратуре радиоэлектронной борьбы. Действительно, это оказалась малогабаритная станция имитационных активных помех. Надо ли пояснять, что очень скоро «Рейнджер» оказался на рабочем столе закрытой лаборатории «сто восьмого» [10, 11].
Н.С. Хрущев «распорядился в московском Парке культуры имени Горького открыть в просторном шахматном домике выставку останков U-2 и его шпионского оборудования. Он сам приехал на «вернисаж» вместе с министром иностранных дел Громыко, внимательно все рассмотрел, погрозил пальцем Западу и выступил перед журналистами на пресс-конференции, где хлестко и остроумно отстегал президента США и всю его камарилью, которая сама себя посадила в этакую лужу» [7]. Свое выступление перед журналистами Н.С. Хрущев делал с импровизированной «трибуны» - с табуретки, на которую довольно легко для своих лет взобрался, возвышаясь над головами присутствовавших. «После своей речи Хрущев с помощью охранников спокойно слез с «трибуны» и в окружении плотного кольца советских и иностранных журналистов стал медленно двигаться по павильону, где были экспонированы останки «шпионского ястреба». Главный маршал авиации Вершинин с большим знанием дела докладывал собравшимся, какой прибор для чего предназначен, каковы технические данные U-2, в чем особенности маршрута самолета Пауэрса. Хрущев спокойно слушал Вершинина и понимающе кивал головой [11а]. Наконец подошли к прибору, напоминающему раскрытую для работы пишущую машинку.
- А это что такое? - добродушно спросил Хрущев.
- Это специальный магнитофон, на который Пауэре записывал сигналы советской ПВО и радиолокационных станций по маршруту движения U-2, - ответил Вершинин.
- А он работает? - поинтересовался Хрущев.
- Как часы, - ответил маршал. - Убедитесь сами.
И он нажал соответствующую клавишу магнитофона. По залу разнеслись странные звуки, похожие на какофонию в обычном радиоэфире, когда быстро вращают ручку настройки. Десятки рук с магнитофонами потянулись с разных сторон к «говорящему ящику». Ив этот момент неожиданно прозвучало:
- Немедленно убрать эту музыку! - приказал покрасневший от негодования Хрущев. - Это же надо такое придумать! Давать для перезаписи то, ради чего к нам летел.
- А вы, специалисты, тоже хороши, - обратился он, повернувшись к военным. - Готовы рассекретить все и всем! Не дело это. Думать надо! - и для убедительности он показал пальцем на свой вспотевший от негодования и волнения лоб».
«Рейнджера» на этой выставке не было: эта аппаратура, имевшая, как сразу же было установлено, отношение к закрытой отрасли, радиоэлектронной борьбе, сначала находилась в Чкаловской, где прошли первые заседания экспертной комиссии, назначенной для того, чтобы дать предварительные характеристики аппаратуры в целом и отдельных ее частей.
Было, конечно, задание: срочно изучить, установить функциональные связи, разобраться в принципах действия. Но разве только в руководящих указаниях было дело! Это была давно не представлявшаяся возможность посмотреть, что и как делается у наших соперников за океаном. Можно сказать, первая возможность за последние годы. Во второй половине 1940-х гг. был уже подобный случай: на Дальнем Востоке наши летчики посадили, а потом интернировали «летающую крепость» В-29. Тогда изучать аппаратуру, размещенную в этом самолете, бросились специалисты разных ведомств. Что было по нашему профилю? Аппаратура «свой-чужой» - разработка отечественных изделий подобного профиля началась как раз с этого времени. Получили команду воспроизвести различные реле и разъемы, из тех, которых у нас еще не было, воссоздали конструкцию контура «бабочка» - это из мелочей, но тоже требовавших пристального изучения, как, впрочем, и технология изготовления болтов, которую долго не могли разгадать.
Надо отметить, что в конце 1960-х гг. был захвачен американский корабль «Пуэбло», забравшийся в северо-корейские территориальные воды. Он, замаскированный под гражданское судно, был нашпигован аппаратурой радиоэлектронной разведки. Блокирование корабля «Пуэбло» и его захват были осуществлены 23 января 1968 г. А уже в феврале там появились специалисты «сто восьмого» Ю.Н. Мажоров и И.А. Есиков (Игорь Александрович Есиков - в те годы старший инженер «сто восьмого». Потом много лет занимал должность главного инженера 5-го Главного управления Министерства радиопромышленности СССР. Дело давнее: в начале 1961 г. я подготовил к печати первую свою техническую статью «Ждущий мультивибратор с малым временем восстановления на полупроводниковых триодах». Рецензентом статьи был назначен старший инженер И.А. Есиков, работавший в отделе Л.Ю. Блюмберга. Он быстро раскусил научное существо статьи и отличие предложенного решения от уже появлявшихся в литературе. Рецензия И.А. Есикова была положительной, и статья была напечатана в журнале «Вопросы радиоэлектроники»).
Конечно, присутствовали и специалисты других ведомств (КГБ, ГРУ), но все они упорно скрывали свою подчиненность, нигде словом об этом не обмолвились. Аппаратура была уже демонтирована и распределена по назначению ее отдельных элементов: антенны - отдельно, ВЧ-кабели - отдельно и т.д., но это только усложняло изучение аппаратуры. Нашим специалистам пришлось пробыть в Корее два месяца. А на вопрос: «Нельзя ли это хозяйство перебросить в Москву? Мы бы восстановили его, включили...» следовал ответ корейских товарищей: «Нет, мы намерены бороться с империалистами их же оружием и все это будем восстанавливать сами».
Но, повторяю, такие случаи происходили крайне редко. Жили мы за «железным занавесом», а тут еще и строго засекреченное направление техники: сведения о таких работах не попадали в открытую печать ни у нас, ни за рубежом.
Идеи, положенные в основу работы «Рейнджера», и существо применяемых технических решений у нас раскрыли быстро, можно сказать, прямо на ходу. Все-таки, несмотря на изоляцию, развитие техники шло похожими путями, и многое из того, что увидели в «Рейнджере», в «сто восьмом» успели попробовать.
Дело давнее, но помню, возглавлял экспертную комиссию генерал A.M. Пархоменко из Генерального штаба. Одна из «линеек», т.е. электронных плат, входящих в состав «Рейнджера», имела маркировку VGPO. «Я думаю, вот это что такое. Это аббревиатура Velocity Gate Position Oscillation. Генератор сигнала, задающего положение строба скорости. Устройство увода по скорости, одним словом», - догадался A.M. Пархоменко. Включили, линейка оказалась полностью работоспособной. Посмотрели форму вырабатываемого ею напряжения. Характерная «пила» с прямым ходом убывающей длительности. Точно, «увод по скорости». Ю.Н. Беляев проследил адресацию этого сигнала. Правильно, идет на спираль ЛБВ...
От «сто восьмого» в состав экспертной комиссии входил В.В. Огиевский, главный конструктор аппаратуры «Сирень-1 И», в которой впервые были сделаны попытки осуществить этот самый «увод по скорости» - увод следящего строба РАС с непрерывным зондирующим сигналом. Но В.В. Огиевского для консультации иногда сопровождали и другие специалисты. С В.И. Бутенко мы обсуждали эту догадку генерала A.M. Пархоменко и были едины во мнении: знающий генерал, специалист не только по протиранию штанов.
Меня интересовал принцип включения аппаратуры «Рейнджер» на излучение. Если зондирующий сигнал РАС непрерывный, то в составе станции должно быть устройство регистрации непрерывного СВЧ-сигнала малой мощности. Такие устройства строили тогда по принципу «амплитудной окраски» принимаемого СВЧ-сигнала [12]. Значит, должен быть СВЧ-модулятор, такую «окраску» обеспечивающий. А, вот и он. Модулятор - ферритовый. Знаем и такие, только мы от них уже отказались, перешли на полупроводниковые...
Если зондирующий сигнал импульсный, «Рейнджер» включался на излучение только при наличии сигнала огибающей последовательности этих импульсов, другими словами, при наличии признаков «конического сканирования» луча РЛС. Прагматическое решение, что и говорить. Все равно другой помехи угломерному координатору РЛС в «Рейнджере» не предусмотрено. Но открытое «коническое сканирование» - вчерашний день радиолокации. А если сканировать будет только приемная антенная РЛС? Но, возможно, американские спецы рассчитывали, что мы в радиолокации отстаем, и эту разработку проводили в расчете на такое отставание.
Да и вся априорная информация, которая у них использовалась, была, видимо, неточной: «Рейнджер» должен был противостоять комплексам С-75, но диапазон СВЧ-сигналов комплекса предварительно определен не был, а если и был, то крайне неточно. Обеспечить «прицельность» помехи по несущей частоте (а это главное требование при построении аппаратуры имитационных помех) не удалось. Тут - трудно объяснимое место. Возможно, что, добившись больших успехов в области построения аппаратуры фоторегистрации, американцы в какой-то мере запустили вопросы разведки в радиодиапазоне - как «приборной», так и агентурной. В «сто восьмом» бытовала версия: комплексы С-75 работали в 10-см диапазоне, но американцы рассчитывали, что у нас будет какое-то повторение их «ХОКов» и заранее разработали аппаратуру помех для 3-см диапазона. Такой версии придерживается и Ю.Н. Мажоров: «Мне хорошо известен рабочий диапазон станции «Рейнджер», который мы установили по обломкам этой станции». (Под «обломками станции» Ю.Н. Мажоров в своем выступлении подразумевает обломки антенно-фидерного тракта. Хотя станция в целом, как уже отмечалось, пострадала мало, антенны, элементы фидерных соединений и маленький индикаторный блок, находившийся в кабине пилота, были разрушены и даже частично обгорели.) Однако американцы не знали, что ракетный комплекс С-75, которым был сбит U-2, работал в 10-см диапазоне, тогда как станция помех работала в 3-см. Итог такого незнания известен» (на экране показывают обломки сбитого самолета U-2) [13].
В книге Ф.А. Ветрова «Сбить любой ценой» так описано действие пауэрсовской аппаратуры помех: «Пауэре включил бортовую систему постановки помех и подавления действия наземных радарных станций. И на некоторых экранах метка цели вдруг смешалась с десятками других таких же меток либо вовсе исчезла» [7]. Не думаю, что такое было в действительности: свидетелей работы этой аппаратуры не было, а сейчас, после гибели самого Пауэрса в вертолетной катастрофе, и спросить уже некого. Но не должна была аппаратура, спроектированная для 3-см диапазона, подавлять радары, работавшие в диапазоне десяти сантиметров.
В НИИ-108 поступила команда: выполнить оперативную ОКР по повторению американской аппаратуры. Надо было сделать несколько экземпляров (пять-шесть) аппаратуры, повторяющей идеи и конструкцию «Рейнджера», и представить их на испытания. Главным конструктором разработки был назначен начальник отдела «сто восьмого» инженер-подполковник Юрий Николаевич Мажоров, уже упоминавшийся в эпизоде с аппаратурой корабля «Пуэбло», да и в предшествующей публикации при обсуждении кандидатур на пост главного конструктора аппаратуры «Резеда». Теперь он вернулся из нашего калужского филиала и мог заступить на пост главного конструктора оперативной ОКР. Она получила условное наименование «Соната».
О рождении этого названия Юрий Николаевич рассказывал так: «Узнав, что моя фамилия Мажоров, один из генералов, присутствовавших при назначении, сказал: - Что ж, фамилия музыкальная... Назовем и разработку в том же ключе: «Соната». Такое название за темой и закрепилось» [14].
Началась подготовка к производству. Закупали американские комплектующие. Быстро разобрались, что за переключающий прибор разряжает времязадающий конденсатор в «Рейнджере», - публикации об однопереходных транзисторах, ОПТ, в нашей печати уже появлялись. Мы уже научились делать «аналоги» таких приборов на биполярных транзисторах р-п-р- и п-р-п-типов, и они прекрасно работали, но в данном случае нужен был настоящий однопереходный транзистор в одном корпусе, такой, как в «Рейнджере». Исхитрились, достали. Страна была сильна, и по особым каналам, через третьи страны [11], постепенно удалось получить все, что было нужно для проектирования и обеспечения изготовления нужной серии.
Долго пришлось повозиться с лампами бегущей волны: в «Рейнджере» применялись ЛБВ пакетированной конструкции, у нас таких еще не было. Но разработка заказа «Соната» послужила толчком для МЭП по постановке соответствующих работ. Часть СВЧ-элементов должны были изготавливать непосредственно на заводе-производителе серии. Одним из таких элементов были «шторочные» СВЧ-переключатели. У нас еще со времен выполнения заказа «Резеда» было налажено изготовление роторных СВЧ-переключателей. Это были переключатели с большой массой, искрящими контактными парами, большим временем переключения. А тут - малоинерционный элемент, определяющий направление СВЧ-сигнала, - «шторка». Срочно поставили задание одному из провинциальных заводов освоить выпуск таких СВЧ-элементов. Освоение проходило медленно и потребовало даже некоторой реорганизации производства - перехода на бригадный метод подряда с использованием личного клейма работников, собирающих «шторочные» переключатели.
Планы использования аппаратуры «Соната» были наполеоновскими: рассчитывали, что в КБ П.О. Сухого будет разработан новый самолет С-13, в котором будет особый отсек. В нем будет поддерживаться практически комнатная температура, и изделие «Соната» изначально проектировалось в расчете на «тепличные» условия. Будущее показало, что из этих планов сбылось далеко не все.
Аппаратуру «Соната» изготовили в срок, и пора было переходить к ее испытаниям. Ведущим инженером-испытателем, членом комиссии по проведению лабораторных и заводских испытаний аппаратуры «Соната» от 5-гоУправления 8-го ГНИКИ ВВС был в то время инженер-майор Игорь Александрович Анаковский. К началу испытаний стало ясно, что расчеты на проектирование самолета С-13 не осуществятся, и «верхи» командования ВВС искали выход: а как лее в этих условиях поставить цель испытаний? Что делать с аппаратурой «Соната» дальше? Родилась мысль: а не провести ли испытания в условиях, оговоренных для нашей авиационной аппаратуры?
«Испытания в нормальных климатических условиях станция «Соната» выдержала, что свидетельствовало о правильной реализации инженерно-технических решений в отечественном аналоге аппаратуры «Рейнджер», - писал И.А. Анаковский в своих коротких воспоминаниях.
Перешли к испытаниям в камере влажности: повышенные температура и влажность. Тут контролируемые параметры «поплыли». «Испытания при повышенной и пониженной температурах аппаратура «Соната» не выдержала, так как в американском варианте не была рассчитана на такие температуры», - я опять цитирую И.А. Анаковского.
Впрочем, удалось провести прямое сравнение «Рейнджеров» с нашей отечественной аппаратурой, к тому времени уже подоспевшей к серийному выпуску. И что же ? Наша оказалась лучше. И по возможностям своего «электронного мозга», и по набору помеховых воздействий, и по работе в сложных сигнальных ситуациях. Документация «Рейнджеров» (в нашем варианте «Сонаты») так и осталась на полках.
Так что же это была за аппаратура? Сейчас об этом уже можно говорить: это была автоматическая самолетная аппаратура активных помех «Сирень». Первая ее разновидность - «Сирень-1И». «И», шутили мы, потому, что это изделие Иосифа. Иосифа Яковлевича Альтмана, того самого, о котором как о заместителе главного конструктора заказа «Резеда» говорилось в предыдущем номере журнала. Помните, уроженец еврейского местечка в Смоленской области, не дурак выпить, матершинник-сквернослов (женщины дверь его кабинета на всякий случай обходили, и вытертая петля на паркете показывала их обходной путь), он «между биндюжниками слыл грубияном»? Но при всем этом - великолепное знание процессов внедрения изделий на серийных заводах, бесстрашие в отстаивании своего мнения перед начальством разных уровней.
Вспоминается случай: Ёс сидит у главного инженера института А.А. Зиничева и смиренно выслушивает назидания, как надо организовывать работу с серийным заводом. Тема Альтману не чуждая. Зиничев после успеха со «Смальтой» (об этом - в одном из следующих номеров) стал главным инженером, т.е. его уровень был выше альтмановского ступеньки на две-три. Ёс вздыхает, потом вдруг взрывается: «Сан Сеич, противно слушать!» - и встает, давая понять, что аудиенция закончена.
Впрочем, наверное, знаете, что значит не уважать начальство и спорить с ним? Через некоторое время в личном деле И.Я. Альтмана появилась запись: «за серьезные упущения в работе, приведшие к неудовлетворительному состоянию с внедрением изделия Л203», объявить «строгий выговор».
А что касается отстаивания своего мнения, то уж если Иосиф Яковлевич говорил: «Юр, бороться невозможно!» - значит, все возможные варианты решения он уже предлагал и, действительно, ничего сделать было нельзя.
Когда годы сделали свое дело, одолевали болезни и пора уже было уходить на покой, он, видно, задумал писать мемуары. «Если ты решил стать главным конструктором, - написал он на чистом листе, - ты должен быть готовым пройти и огонь, и воды, и медные трубы». Под «медными трубами» он, надо понимать, подразумевал испытание славой в случае удачи - не все выдерживали такое испытание. Положил лист в ящик стола и задвинул его. Второй фразы на этом листе так и не появилось.
Разработку аппаратуры «Сирень» начали в то время, когда еще полным ходом шли работы по заказу «Резеда», и И.Я. Альтман как первый заместитель главного конструктора был поглощен обилием возникающих задач, в том числе и связанных с внедрением «Резеды» на серийном заводе. Но он сумел договориться с В.В. Огиевским, чтобы тот исподволь начал прорабатывать построение новой, более совершенной аппаратуры помех. В.В. Огиевский мог бы заказом «Резеда» и не заниматься: он был научным руководителем НИР «Газон» [15] и мог бы прикрываться работами, связанными с полученным заданием по проработке новой аппаратуры. Но его хватало на оба заказа. Он работал и по «Резеде», и по разработке функциональной схемы станции «Сирень-1И».
Документация аппаратуры «Соната», хотя и осталась на полках, но была все-таки документацией по первой опытно-конструкторской работе данного направления, выполненной целиком (за исключением элементов СВЧ-тракта) на транзисторах, документацией первой отечественной аппаратуры имитационных помех в транзисторном исполнении. «Изучение и воспроизведение станции «Рейнджер» имело ряд положительных моментов:
- в станции «Сирень» реализовали новые виды помех («уводпо скорости»), которые имелись в аппаратуре «Соната»;
- разработка станции «Соната», в которой применялись малогабаритные пакетированные ЛБВ, дала толчок к разработке в МЭП отечественных ЛБВ (типа «Шкив-1» и «Шкив-2»)», -добавлял И.А. Анаковский в заключительной части своих воспоминаний. Туже мысль неоднократно высказывал и начальник головного отдела «сто восьмого» по разработке комплекса станций «Сирень» И.Я. Альтман, указывая на важность для отечественной промышленности начатой в недрах заказа «Сирень» разработки в МЭП пакетированных ЛБВ типа «Шкив».
Внешний вид аппаратуры «Соната» (без защитного кожуха).
При разработке «Сирени» учли те недостатки, которые проявились у заказа «Резеда», и первый из них - отсутствие «укороченных» вариантов исполнения. Станцию «Сирень» с самого начала было задумано выпускать в трех вариантах: в одноблочном варианте («Сирень-1И»), с выходным блоком усиления помехи по мощности («Сирень-1Ф») и с блоком длительного запоминания частоты матричного типа (« Сирень-1Д»), Они предназначались для радиоэлектронной защиты самолетов с разными величинами эффективной поверхности рассеяния: аппаратура «Сирень-1И» с выходной мощностью порядка 5 Вт - для защиты истребителей-бомбардировщиков Су-7 и позднее Яков; аппаратура «Сирень-1Ф» с выходной мощностью 20 Вт - для защиты многофункциональных истребителей ОКБ П.О. Сухого Су-7, Су-17 и в некоторых случаях для защиты самолетов дальней авиации Ту-16; станция « Сирень-1Д» с выходной мощностью порядка 100 Вт - для защиты самолетов дальней авиации Ту-16 и Ту-22. Аналогичные литеры предусматривались для других частотных диапазонов («Сирень-2» и «Сирень-3»), разработчиком их выступал НИИ «Экран», включившийся в кооперацию предприятий, создававших этот комплекс. Главным конструктором всего комплекса аппаратуры «Сирень» был начальник сектора (отделения института), впоследствии- директор «сто восьмого» Николай Павлович Емохонов, его заместителем и главным конструктором первого литера «Сиреней» - Иосиф Яковлевич Альтман, главным конструктором аппаратуры «Сирень-1 И» - Всеволод Васильевич Огиевский, аппаратуры «Сирень-1Ф» - Александр Ильич Ширман, главным конструктором аппаратуры «Сирень-1Д» - Юрий Семенович Фурсов.
Работа по созданию аппаратуры «Сирень» шла споро и продуктивно. Этому было много причин: оперившийся коллектив, для которого данный заказ был уже не первым и его хотелось выполнить лучше, чем предыдущий; коллектив талантливых инженеров, выполнявших свои работы на уровне изобретений (по числу поданных заявок на изобретения отдел занимал одно из первых мест в «сто восьмом»), а главное - вера в то, что делаем нужное, необходимое для Родины дело. Допоздна сидели по вечерам, выходили на ночные испытания, составляли списки для работы в выходные дни. Наши жены на руках сами таскали детей в детские поликлиники, ходили с колясками по магазинам: нам-то некогда, у нас работа. Когда нынешние стратеги внушают нам, что, мол, живем так, как работаем, мы недоумеваем: а что, можно было работать еще интенсивнее? Да и где они, мои прежние соседи по лабораторным столам: Миша Чемезинов, Виктор Кабанов, Олег Сиренко, Володя Никифоров, Галя Коровкина, Толя Грачев? Сердечные приступы, стрессы, удары от постоянных перенапряжений увели их в мир иной еще совсем молодыми...
Аппаратура, однако, была сделана, испытана, принята высокими комиссиями. На заседании Государственной комиссии по приему заказа «Сирень-1И» выступал профессор Сергей Александрович Вакин. Он, оговорившись, что новых идей радиоэлектронной борьбы в этой аппаратуре, на его взгляд, нет, отметил исключительно высокое качество ее конструктивной отработки - подход к конструированию, применение функционально-узлового метода проектирования; в общем, «есть что посмотреть».
На очередной смотр оборонной техники в Кубинке был приглашен директор «сто восьмого».
«Юрий Николаевич, - позвонил Ю.Н. Мажорову министр радиопромышленности В.Д. Калмыков, - сегодня нам с Вами надо быть... в одном месте. Приехав ко мне, машину свою отпустите: там записан номер моей машины, поедем со мной, место для Вас будет».
Если раньше Валерий Дмитриевич о тематике «сто восьмого» высказывался иронически: «Юрий Николаевич, единственное, что Вы можете делать, - это создавать помехи работе министерства. ..», то теперь дело принимало серьезный оборот: срамиться перед первыми лицами государства вовсе не входило в планы министра.
Имя Ю.Н. Мажорова уже упоминалось в эпизоде с «Рейнджером», к этому времени он стал уже директором института. Более шестидесяти лет функционирует « сто восьмой », и половину этого срока у кормила научного учреждения стоял один человек - Юрий Николаевич Мажоров. Институт при нем развивался, увеличивал свою численность, строил новые корпуса, организовывал филиалы и опытные заводы, получил за свои работы орден Ленина - сейчас об этом трудном, напряженном вообще-то времени вспоминаешь как о «золотом веке» института. Эрудированный инженер, пришедший в промышленность из радиолюбителей. Опыт фронтовой службы на радиостанции и в узле связи. Причем - именно по направлению радиоэлектронной борьбы.
Вот строки из его воспоминаний [16]: «В январе 1942 г. к северо-западу от Москвы, в районе Демянска, попала в окружение 16-я гитлеровская армия. Оттуда в Берлин посыпались депеши: мол, выручайте. И кто-то в нашем Генеральном штабе предложил: «Давайте «забьем» их сигналы о помощи». Наш дивизион совместно с радиостанцией в Куйбышеве обязали эту задачу выполнить». Это был, насколько я знаю, один из самых первых случаев «глушения» в боях. Только в конце 1942 г. Сталин издал директиву о создании трех дивизионов с задачей глушения немецких сетей радиосвязи [17]. В своих воспоминаниях [18] Мажоров пояснял существо операции: «Нашему дивизиону была поставлена задача осуществлять наведение помехи на частоты немецкой радиосети. В качестве передатчика помех привлекалась мощная радиовещательная станция, которая в это время строилась под Куйбышевом. Руководил созданием этой станции А.Л. Минц. Наш дивизион получил прямую телефонную связь с этой радиостанцией. Мне довелось принять участие в этой операции. Мы вели прием выхода немцев в эфир, используя разведывательный приемник 45 ПС, Как только немцы выходили в эфир для связи со Ставкой, мы определяли частоту их передатчика, по телефону звонили в Куйбышев и просили включить передатчик на этой частоте. Передатчик модулировался не шумами, а смесью звуковых частот. Связь немцев прерывалась. Они пытались отстроиться, меняя частоту. Но мы прекрасно слышали это, и, сообщая в Куйбышев об изменении частоты, просили подстроить частоту излучения. Поскольку нас отделяли многие сотни километров как от Куйбышева, таки от Демянска, а тем более - от Берлина, излучения одной и другой стороны никаких проблем в приеме для нас не создавали. Так продолжалось не один день...»
Годы послевоенной работы в НИИ, переход на все более высокие должности - переход естественный, когда, проработав несколько лет на одной должности и справляясь с возложенным на него кругом вопросов, он переводился на должность более высокую - и опять справлялся. К тому же, редкостная память («Память - как у слона», - говаривали о нем), хорошо поставленный голос, умение выступать «без бумажки», четко формулировать главные положения своего выступления. Так уж повелось, что на всех заседаниях в верхах, будь то коллегия министерства или заседание Военно-промышленной комиссии, о работе «сто восьмого» докладывал Ю.Н. Мажоров. Не главный конструктор работы, не начальник ведущего подразделения, выполняющего заказ, а директор института. Это накладывало на него дополнительную нагрузку: в институте велось много разработок, надо было вникать в их существо, держать в голове особенности и технические трудности каждой из них, но зато его трудно было сбить с толку каким-нибудь неожиданным вопросом. Вот и на этот раз, в Кубинке, у образцов аппаратуры радиоэлектронной борьбы стоял Ю.Н. Мажоров.
Демонстрация затянулась. Уже захотелось что-нибудь съесть или хотя бы попить. На секунду Мажоров оставил свое место и подбежал к палатке с « горячительными напитками», благо та была совсем рядом, у угла. Оказалось - «не про нашу честь». Переминаясь, еще немного постоял на отведенном месте. И тут появился Никита Сергеевич Хрущев.
Он был в шляпе и в офицерской плащ-палатке. Накрапывало. Такая форма одежды запрограммированно несла определенный диссонанс: воинская строгость плаща и гражданская слабинка шляпы, аскетические формы военной одежды и цековские претензии шляпных полей. Но Никите Сергеевичу на все это было, видимо, наплевать. Мелким скорым шагом он направился к «Сиреням».
Никита Сергеевич шел один, сопровождающих он опередил. Те компактной группой еще вышагивали в отдалении. Мажоров представился главе государства и стал рассказывать о демонстрируемой аппаратуре. Серые глаза Хрущева цепко скользили то по докладчику, то по блокам аппаратуры. Хрущева заинтересовала возможность давать ложную информацию о направлении на объект.
- Как это можно сделать? - спросил он.
Мажоров упрощенно изложил подход к решению задачи.
- Так, - кивнул Хрущев головой, - а теперь скажите, какие самолеты используют эту Вашу аппаратуру?
- Все, за исключением самолетов главного конструктора Яковлева, - ответил Мажоров.
Хрущев настороженно вскинул свои серые глаза.
- А в том, что Яковлев не поставил «Сирень» на свои самолеты, - рассказывал потом Юрий Николаевич, - была, возможно, моя дипломатическая ошибка. Когда показывали Яковлеву аппаратуру и обсуждали возможности ее размещения, тот вдруг спросил: «А почему блок имеет такое странное сечение, вроде срезанного эллипса?» Я ответил: «Да потому только, что у Сухого такой объем отвели под обтекателем.» - «У Сухого...» - равнодушно протянул Яковлев и перевел разговор на другую тему.
У Сухого он не взял бы даже и винта. Конкуренция между главными конструкторами самолетов принимала иногда самые неожиданные формы, и заимствовать что-то, уже использованное другим, не хотел никто.
В моей статье [10] на ту же тему имелось такое редакционное примечание: «Как рассказывал бывший сотрудник Р. Бартини А. Птушенко, на одном из совещаний к министру авиапромышленности П. Дементьеву, беседующему с главным конструктором А. Туполевым, подошел П. Сухой.
- Петр Васильевич, - обратился Сухой к министру, - я провожу испытания нового самолета с титановым корпусом, Т-4, но в моем КБ нет вибростенда, а у Андрея Николаевича есть. Нельзя ли воспользоваться?
Далее следует драматическая немая сцена. Дементьев молча вопросительно смотрит на Туполева. Тот также молча вынимает из кармана пиджака руку, несколько секунд ее рассматривает, складывает кукиш и молча подносит к физиономии Сухого. После этого все молча расходятся». Вот такие формы принимало соперничество.
...- За исключением самолетов главного конструктора Яковлева, - мажоровская фраза еще висела в воздухе, когда раздался резкий оклик Хрущева:
- Яковлев! Эй, Яковлев! Главный конструктор Александр
Сергеевич Яковлев тоже стоял у своего нового самолета и ждал очереди. Оклик Хрущева он едва ли услышал, стоял все-таки далековато от аппаратуры радиоэлектронной борьбы. Но к нему незамедлительно ринулся порученец, что-то шепнул ему на ухо, и Яковлев то быстрым шагом, то перебежками поспешил к Никите Сергеевичу.
- Вот что, Яковлев. Почему Вы не используете средства радиоэлектронной защиты? Вы рискуете отстать, оказаться в хвосте технического прогресса. Вот чем Вам надо заниматься, а не свои эти книги писать!
Яковлев в это время подготовил книгу мемуаров, которую, пока в рукописи, конечно, читали в ЦК. Видимо, содержание прочитанной рукописи сообщили Н.С. Хрущеву, иначе откуда бы взяться этим словам про книги? В своей рукописи А.С. Яковлев воздержался от каких-либо выпадов в адрес И.В. Сталина, и это, видимо, не понравилось Никите Сергеевичу. Но исправлять текст рукописи А.С. Яковлев не собирался.
Он стоял молча; его склоненная голова показывала, что критику главы правительства он воспринимает правильно. «Сирень» на свой самолет он, тем не менее, не поставил. Для него пришлось делать отдельную модификацию «Сирени-1И» с изменением формы и внешнего вида блока, и эта работа была быстро выполнена конструкторским бюро одного из сибирских заводов нашего главка. Видоизмененная аппаратура получила потом название «Гвоздика». Но и ее установка на Яки проходила со скрипом.
Возможности аппаратуры радиоэлектронной борьбы Хрущев запомнил. По крайней мере, по словам главного инженера А.А. Зиничева, когда Хрущеву попытались рассказать о некоторых возможностях этой области радиоэлектроники, он сухо ответил:
«Да, мне Мажоркин об этом говорил...» - «И еще, - язвил А.А. Зиничев (ну как не пошутить над директором!), - теперь наш Юрий Николаевич или забинтует свою десницу, или месяц ее мыть не будет - чтобы хрущевский дух дольше держался! От его рукопожатия...»
...Люди уходят. Мы хоронили В.В. Огиевского в 1999 г. Хоронили главного конструктора оборонного заказа, заказа «Сирень-1И», заказа-долгожителя, поставки которого для ВВС производились не один десяток лет. А сколько еще заказов было выполнено с использованием конструкции станции «Сирень-1И» как основы: «Астра», «Смоква» с их модификациями [19]. Никого из «оборонки» на похоронах мы не увидели...
Продолжение следует
Литература
1. Скопина К. Однажды в Первомай. - «Отечественные записки», приложение к газете «Советская Россия», №47, 30 апреля 2005 г.
2. Руденко М. Покоряя пространство и время. - Газета «Современник», г. Жуковский, №11, 12 марта 2003 г.
3. Докучаев А. Воздушная баталия над Уралом. Как сбили самолет-шпион Локхид U-2 в мае 1960 г. - Газета «Независимое военное обозрение», №15, 2002 г.
4. Менткжов И., Кулин Н. Игорь Ментюков: «Американского шпиона Пауэрса сбил я». О чем 30 лет молчал советский летчик-ас. - Газета «Труд-7», 11 октября 1996г.
5. Коваленко Ю. Тревожный май 60-го. - Ежемесячник «Совершенно секретно», №4 (71), 1995 г.
6. М. де Арканжелис. Радиоэлектронная война. - г. Жуков Калужской обл., изд. ФНПЦ «КНИРТИ», ведомственный перевод на русский язык, 2000 г.
7. Ветров Ф.А. Сбить любой ценой, - М.: изд. «Олимп» - ООО «Издательство ACT», 1997 г.
8. Шектор Дж" Дерябин П. Шпион, который спас мир. КнЛ. - М: изд. «Международные отношения», 1993 г.
9. Альперович К.С. Так рождалось новое оружие. - М.: изд. «УНИСЕРВ», 1999 г.
10. Ерофеев Ю.Н. Как Хрущев пытался установить на «Яках» новое оружие. - Еженедельник «Неделя», №42, 17-23 ноября 1997 г.
11. Ерофеев Ю.Н. Никита Сергеевич знакомится с нашей аппаратурой. - Журнал «Радиопромышленность», вып.2, 2002 г.
На. Николаев А. Почему осерчал Хрущев. - Газета «Правда». 1 августа 1992 г.
12. Ерофеев Ю.Н., Глебов В.А. Обнаружитель сигналов радарных установок контроля скоростного движения на автотрассах. - Журнал «Конверсия», вып. 9/92, 1992 г.
13. Мажоров Ю.Н. Видеофильм «60 лет ЦНИРТИ». Авторский текст между 46-й и 47-й минутами фильма. - ФГУП «ЦНИРТИ», 2003 г.
14. Ерофеев Ю.Н. Как исполняли «Сонату». - Журнал «PC Week», RE, №15 (429), 27 апреля - Змая 2004 г.
15. Сергиевский Б.Д., Коронелли В.Р. Создание авиационной техники активных помех радиолокационным станциям. - В сб.: «50 лет ЦНИРТИ. 1943-2004» - М.: изд. ФГУП «ЦНИРТИ», 2003 г.
16. Мажоров Ю.Н. Прожить бы День победы еще раз! (Записал А. Журин). - Газета префектуры Южного административного округа Москвы «Южные горизонты».№10 (294), 30 марта - 5 апреля 2006 г.
17. Ерофеев Ю.Н. С этого начиналась радиоэлектронная борьба. - Журнал «CHIP News», №8, 2003 г.
18. Мажоров Ю.Н. Воспоминания. На правах рукописи, на двух страницах. -Архив Совета ветеранов войны и труда ФГУП «ЦНИРТИ им. академика А.И. Берга», 2006.
19. Фомичев К.И., Юдин Л.М. Роль работ инст гута в повышении помехозащищенности отечественных РАС орудийной наводки и ЗРК. - В сб.: «60 лет ЦНИРТИ. 1943-2003». - М: изд. ФГУП «ЦНИРТИ», 2003 г.
ТЕХНИКА И ВООРУЖЕНИЕ № 12/2006, стр. 29-33
ШАГ ЗА ШАГОМ
Ю.Н. Ерофеев,
д.т.н., профессор
Продолжение.
Начало см. в «ТиВ» №7-9,11 /2006г.
5. Победа в борьбе с «ХОКами»
Есть звонки, которых ждут,
И не ждут которых, -
говорилось в одном стихотворении, ходившем среди разработчиков аппаратуры радиоэлектронной борьбы и в целом отражавшем условия их работы. Звонок, о котором пойдет речь ниже, не сулил ничего хорошего. Александра Алексеевича Зиничева, начальника сектора «сто восьмого», вызывали в Оборонный отдел ЦК. Единица, самая крупная в институте, в 1970-е гг. еще называлась «сектором»; сектор А.А. Зиничева в те годы был весьма внушительным.
Обычно в ЦК вызывали директора института или главного инженера, другим собеседование в этом высшем партийном органе было, вроде, и «не по чину». Зиничев набрал директорский номер. Кабинет Н.П. Емохонова, сооруженный в свое время еще для Г.М. Маленкова и не менявший с тех пор интерьер, как назло, был пуст. Главный инженер, им тогда был Ю.Н. Мажоров (о нем уже рассказывалось в предыдущем номере «ТиВ»), по словам секретарши Екатерины Михайловны, находился в Главке. Попытка явиться в оборонный отдел за спиной начальства не удалась. Пришлось ехать одному.
Разговор начал инструктор оборонного отдела Кочетков, мужчина степенный, из моряков, а вскоре подошел и подключился к разговору заведующий оборонным отделом Иван Дмитриевич Сербии. Присутствие Сербина придавало разговору тревожный оттенок: сколько «голов полегло под карающим топором» этого ЦКовского куратора! Сербина не боялся разве что только С.Д. Кращин [ 1 ], директор одного из серийных заводов в провинции. Когда начальник 5-го ГУ министерства В.Н. Липатов начинал отчитывать Кращина, наливаясь багровым гневом (другого тона он не признавал), тот отвечал ему: «Что ж, пойдем в ЦК, к Сербину. Там разберутся, кто нужнее и кто важнее...» За спиной Кращина стоял большой завод с гегемоном-пролетариатом и пятилетними планами производства.
Когда много лет спустя главным инженером «сто восьмого» после АА. Зиничева назначили В.П. Заборова, С.Д. Кращин так прокомментировал это назначение: «Забор? Да какой там забор! Так, штакет-ничек...» Кращин имел собственное мне-ниеобовсех-начиная от Сербина и кончая коллегами по работе.
«Крупнейший в ЦК высоковластный функционер Сербии,... человек грубый и злобный, как дьявол», -характеризовал его В.В. Решетников [2].
Впрочем, думаю, что в данном случае место сделало человека. Возглавляя оборонный отдел ЦК, приходилось быть начеку всегда...
С Зиничевым пошел разговор о возможности создания эффективных помех современным радиолокационным станциям комплексов управления ракетным оружием. Александр Алексеевич рассказывал о помехах каналу селекции целей - многократных ответных помехах, уводящих «по дальности» или «по скорости», доплеровских шумах, о помехах угломерному координатору радиолокатора-о выделении огибающей при коническом сканировании и о прицельной помехе на частоте огибающей, о «скользящей частоте сканирования» и о мерцающей помехе. Сербии с той же степенью эрудиции показывал, почему каждая помеха из этого набора может оказаться неэффективной. Зиничев перевел разговор на некоторые экзотические разновидности активных помех, вроде «двухчастотной», но Сербии резонно заметил, что все они пока «бумажные» и еще не ясно, можно ли будет организовать их на деле. Зиничев отвел глаза: не то ли самое говорил он недавно своим доморощенным энтузиастам?
«Вы, конечно, работаете, Но как-то... нецеленаправленно. Нецеленаправленно! - повторил Сербии, подчеркивая точность найденного слова. - Вам ведь хорошо известны объекты подавления в районе боевых действий на Ближнем Востоке. Так неужели вы не найдете, что можно противопоставить им? Надеюсь, наш следующий разговор будет более продуктивен».
Еще бы не знать эти «объекты подавления» ! Авиация быстро приспосабливается к меняющейся боевой обстановке. Ее командиры быстро раскусили опасность зенитных ракетных комплексов высотного действия. Там, на большой высоте, на фоне контрастного пустынного неба, один на один с ракетой шансов уцелеть у самолета почти не остается. Летать стали на малых высотах, надеясь ускользнуть от ока радиолокатора, затеряться на фоне отражений от возвышенностей, горных кряжей и прочих «местных предметов». Вот тут и появились у Израиля зенитные ракетные комплексы «Хок» американского производства. Они одинаково эффективно сбивали как средневысотные, так и маловысотные цели. Диапазон высот целей - от 15 м до 18 км. Вероятность поражения цели ракетой - около 0,85-0,9. Если на пути самолета стоял еще один комплекс «Хок», вероятность уцелеть практически сводилась к нулю. Радиолокатор этого ЗРК с непрерывным излучением зондирующего сигнала обладал высокой помехозащищенностью не только из-за узкополосности следящих фильтров, что характерно для всех радиолокационных систем с непрерывным излучением, но и из-за специально организованной проверки сигнала на когерентность. Вот эти «Хоки» и были закуплены Израилем для защиты от авиации арабов.
Вернувшись в «сто восьмой», Зиничев, как положено, доложил о полученной «взбучке» Ю.Н. Мажорову. Задумались: что предложить? Когда попахивало «жареным», высшие государственные и военные чины обращались в «сто восьмой»: думайте! Сама постановка вопроса не была неожиданной. Но борьба радиолокационной и противорадиолокационной техники всегда идет с переменным успехом, и на этом этапе возможностей подавить «Хок» просматривалось совсем немного. По пальцам перебирали все, что имело шансы на успех. Часто говорят: новое - это хорошо забытое старое. Покопайтесь, мол, в старых архивах - и найдете все то, что нужно. На деле не совсем так. Хорошо забытое старое окажется в иных, не похожих на прежние, условиях, а это, если речь идет об аппаратуре, повлияет и на ее возможности, и на условия функционирования. Вот и в данной ситуации в борьбе с «Хоками» первоначальным объектом подавления надо было считать головку самонаведения ракеты - миниатюрный радиолокатор, расположенный в ее головной части. Ракеты «Хока» имели малый поперечник, в них нельзя разместить антенну с большой апертурой, следовательно, надо ожидать, что апертура антенны невелика, а у антенны с малой апертурой обычно бывает повышенный уровень боковых лепестков, по которым тоже возможен прием. А что если...
Когда на следующее утро Зиничев и Мажоров сверили свои предложения, они расхохотались: совпадение было полным, будто в двух блокнотах чертил один человек. «Нового» в «хорошо забытом старом» хватало на полновесное изобретение.
В пожарном порядке начали проверять задуманное. Из имевшихся в наличии СВЧ-блоков, благо их в «сто восьмом» хватало, составили действующий макет помеховой аппаратуры. Достали головку самонаведения. «Хоковской» не было, пришлось работать по отечественному аналогу, но на данном этапе, при проверке эффекта воздействия, он годился. Первые же опыты доказали: все идет, как задумано, помеха действует!
Теперь требовалось срочно готовить экспериментальные образцы, их надо было делать с таким условием: боевое применение этих образцов в данной обстановке полностью не исключалось. Неожиданно заупрямилась заказывающая служба ВВС: мол, на ближайшую перспективу все занято, расписано, свободных денег нет. Вероятнее всего, представители ВВС просто не верили в успех. А если успеха не будет?
Выручили «сухопутчики»: если сможете спроектировать автомобильный вариант, затраты осилим. Начинайте.
«Железо» делали в нашем калужском филиале. Сейчас этот филиал оперился, стал самостоятельным научно-исследовательским учреждением оборонного профиля и нередко соперничает с «альма-матер»: выигрывает разные тендеры и конкурсы по проведению НИР и ОКР оборонного характера. Работа проводилась в обстановке строгой секретности, о предназначении аппаратуры знали единицы - узкий круг задействованных инженеров. Грамотно использовались «легенды прикрытия». Выпускать аппаратуру без лишней огласки в «сто восьмом» тогда умели.
Общее руководство работами по изготовлению и испытаниям экспериментальных образцов осуществлял главный инженер филиала А.С. Русаков [3]. Первым главным конструктором помеховой аппаратуры был назначен А. А. Зиничев. Ведущими подразделениями филиала, на которые легла вся тяжесть этой «оперативной ОКР», стали отдел филиала, возглавляемый П.С. Бачковским, и лаборатория Е.С. Качанова. Работа была завершена примерно за 8 месяцев, и в конце 1970 г. первый опытный образец отправили на место боевых действий - в Египет.
«Через некоторое время, - писал С. Случевский [3], - потребовались оказание технической помощи военным при обучении персонала, проведение профилактических ремонтов изделия и решение некоторых оперативно-тактических задач. Выполнение этих задач было поручено мне как офицеру Советской Армии». (С. Случевский входил в так называемую «тысячу» военнослужащих Советской Армии, прикомандированных для практической работы к Министерству радиопромышленности СССР.) Быстро оформили загранпаспорт, заказали авиабилет до Каира. «При снижении на подлете к Каиру на фоне пустыни отчетливо была видна военная техника и ее передвижение. Я тогда подумал: ну и война у них тут, скорее, охота на зайцев с автомобиля». Так в феврале 1971 г. С. Случевский оказался в Египте.
К появлению подобных средств радиоэлектронной борьбы в зоне действия ЗРК «Хок» израильские военные и их американские покровители оказались совершенно неподготовленными.
Только спустя много лет из публикаций в газете «Совершенно секретно» и в журнале «Огонек» [4] мы, к своему огорчению, узнали, что в нашем руководящем «штабе», в Министерстве радиопромышленности СССР, действовал агент зарубежных спецслужб. Он приходился родственником министру В.Д. Калмыкову, был зачислен «дядей Валерой» в министерскую службу зарубежных связей, ну и контактировал там с теми, кто ему был нужен. Но ни этот агент, ни какой-либо другой про оперативную работу «сто восьмого» и его филиала не смог сообщить, надо понимать, ни слова. Не знал про эту работу и сам министр Валерий Дмитриевич Калмыков [5]. Не потому, конечно, что ему не доверяли. Даже в период появления «разоблачительных» статей В.Д. Калмыков не лишился поста министра. Тогда досталось многим: и начальнику ГРУ И. Серову, и зам. председателя КГБ Л. Панкратову, и маршалу С. Варенцову [6]. А вот В.Д. Калмыков в 1974 г. умер министром радиопромышленности СССР: видимо, его заслуги перед государством перевешивали его прегрешения.
Знал о проведении оперативной ОКР Петр Степанович Плешаков, наш бывший директор, в те годы - заместитель министра радиопромышленности. Но знал лишь в самых общих чертах, потому что головной болью П.С. Плешакова в тот год была совсем другая работа. Так или иначе, но «на ту сторону» о подготовке наглей аппаратуры не просочилось ничего.
Конечно, в работе были свои трудности. Требовалось обеспечить нужную диаграмму направленности приемной и передающей антенн, выбрать наиболее выгодный вид модуляции, поднять мощность выходного блока. Но это были уже вопросы технические, на которых специалисты «сто восьмого» и его филиала, что называется, «собаку съели». Быстро изготовили и проверили две установки: одну направили в Египет, в район Каира, другую - в район действий смешанного арабского контингента. Но к этому времени египетский лидер Анвар Садат надумал сменить свою политическую ориентацию, и та установка, которая ушла в Каир, в деле практически не побывала. Более того, потребовалось немало усилий, чтобы вернуть ее обратно. Египетские военные точно не знали, что там, внутри ящиков, но рассуждали просто: поставлялось все это для нас - значит, это наше имущество. Потребовались настойчивость и пробивная сила, чтобы эти ящики вернуть. Офицер воронежского Центра боевого применения, ответственный за возврат груза, схитрил: он заблаговременно снял с автомашины блоки аппаратуры и, упаковав их, погрузил, как ящики с фруктами, в рейсовый морской лайнер. Потом предъявили для осмотра автомашину. Так как никакой «начинки» в ней уже не было, оснований для задержания не нашлось. Не случись этого, изучали бы американские эксперты нашу аппаратуру «по живому», как изучали потом расплетинские зенитные ракетные комплексы, тоже оказавшиеся в Египте [7], по документации, с еще стоявшим на ней грифом «Совершенно секретно».
Война на Ближнем Востоке продолжалась. Вторая установка с изделием «Смальта» оказалась на сирийском фронте, в долине Бекаа, в районе действий смешанного арабского контингента. Все, о чем пойдет речь дальше, - это только об истории упомянутой второй установки.
У поселка Эль-Кунейтра... Наименование этого поселка привела в своей автобиографической книге «Моя жизнь» ГолдаМеир [8], премьер-министр Израиля во время той «шестидневной» войны, передавая высказывание американского государственного секретаря Генри Киссинджера: «Как-то он сказал мне, что года два назад он и слыхом не слыхивал о таком месте - Кунейтра. Но теперь, когда он принял участие в переговорах о размежевании сирийских и израильских войск, во всем районе не было дороги, дома, даже дерева, о которых бы он не знал все, что нужно».
Так вот, у поселка Эль-Кунейтра, в горной цепи, прореха, вход в долину. Лучший путь для самолетов, задумавших пройти в долину на малой высоте. Тут, конечно, поставлен ЗРК «Хок», охраняющий эту уязвимую точку. Километрах в тридцати - еще один такой же комплекс. Шансов пройти это «горло» у арабских самолетов практически не оставалось. Арабские эскадрильи (экипажи арабские, а самолеты-то наши, советского производства) расстреливались, как на полигоне. Лететь в это горло означало идти на смерть.
Автомобиль с помеховой аппаратурой загнали на одну из высот. Запустили блок питания, расположенный на автомобильном прицепе, выполнили все подготовительные работы.
Первый блин комом, как и полагается. После включения помехи пущенная комплексом «Хок» ракета сошла с намеченной траектории и непредсказуемо заметалась. «Действует, действует!» - подмигивали друг другу операторы. Но в том и особенность «непредсказуемых» движений, что их направление нельзя предугадать. После нескольких смен направления ракета устремилась в сторону самолета. Панический сигнал летчика: «Идет на меня!» Операторы помеховой аппаратуры зажмурились: еще секунда, и... Но ракета снова изменила движение, клюнула носом в землю и взорвалась.
А дальше пошло как по маслу: пущенная американским ЗРК ракета закручивалась, сходила с траектории и либо ударялась о горные выступы, либо подрывалась при достижении предельной дальности. Эскадрилья за эскадрильей проходили арабские самолеты в созданный поме-ховым излучением коридор, пронося свой смертоносный груз. Ракеты хваленого «Хока» не достигали целей.
А вот встречные полеты израильских самолетов по тому же коридору не получались: их поджидали ракеты нашего нового маловысотного комплекса, недавно предусмотрительно поставленного на линии огня. Он работал в отсутствие организованных помех, и у него все получалось на славу. Всего было сбито около сотни «Фантомов» (кажется, израильская сторона такие высокие потери не подтверждает до настоящего времени). Впрочем, вот такое печатное высказывание: израильская авиация понесла огромные потери. За 18 дней войны - 109 самолетов! «Если пропорцию израильских потерь экстраполировать в масштабе воображаемой войны между США и странами Варшавского Договора в Европе, - пишет Рич, - войны с использованием аналогичных самолетов, с аналогичной подготовкой летчиков и аналогичным уровнем неземной обороны, наши воздушные силы могли быть уничтожены уже за 17 дней» [9].
Был день, когда почти одновременно «сняли» около десятка «Фантомов». В небе пестрели парашюты катапультирующихся израильских летчиков. Сирийская пехота, увидев обилие парашютных куполов, приняла это за десант «командос» и отступила на заранее подготовленные позиции. Лишь потом удалось разобраться, в чем дело.
В такую высокую эффективность нового оружия - средств радиоэлектронной борьбы - поверили не сразу. Причем противник существо операции разгадал все-таки первым. При этом версии о причинах происходящего менялись одна за другой. Специалисты, расследовавшие операцию, сначала грешили на неправильные действия израильских расчетов зенитных комплексов. Поменяли обслуживающий персонал на американских специалистов. В расчете - опытные американские сержанты, а результат тот же самый. Вторая версия - какая-то неисправность в системе управления. Срочно сменили блоки ЗРК «Хок», а результат тот же. И лишь потом заподозрили наличие какого-то «внешнего излучения». Организованной помехи, то есть.
Командиры ВВС наших союзников сомневались дольше, Один из них даже пошел на опасный эксперимент: послал самолеты в обход, в сектор, не прикрытый помеховым излучением. Надо ли говорить, что на этом участке «Хоки» сработали безукоризненно и ни один из этих самолетов не вернулся.
Крохотная группа наших специалистов, находившаяся при установке, не успевала встречать гостей. Приезжали поздравить с успехом арабские военачальники и благодарные за спасение их жизней вернувшиеся из полета летчики. Впрочем, операция длилась считанные дни. Израильская пехота заняла все высоты, в том числе и ту, на которой недавно стоял автомобиль с помеховой аппаратурой. Военный транспортный самолет с автомобилем и группой специалистов, обслуживающих источник «внешнего излучения», исчез так же неожиданно, как и появился.
За время операции в секторе, прикрытом помеховым излучением, было совершено 250 (да-да, так много!) самолето-вылетов. Вполне достаточно, чтобы получить достоверные статистические данные. 57 раз комплексы «Хок» осуществляли по этим самолетам пуски ракет. Попаданий не было. Не отмечено и случаев, когда ракета пошла бы на источник помехового излучения. Единоборство с «Хоками» было выиграно, что отразилось на исходе этой короткой войны в целом. Американская пресса отмечала, что русские помехи превратили ЗРК «Хок» в детскую хлопушку [10]. Газета «Тайме» по горячим следам событий писала в 1973 г.: «Нигде нет таких ракетных комплексов, ни в Израиле, ни в США, какие имеет Советский Союз. Американский комплекс «Хок» легко обнаруживает низколетящие цели, но его ракета уводится активными помехами».
В 1997 г. появилась публикация, в которой приведено сообщение Валерия Скобанева, офицера Центра «Спецназ» в Египте [ 11 ]: «В апреле 1970 г. в Египет была доставлена сверхсекретная аппаратура радиоэлектронной борьбы, имевшая шифр «Смальта». Эта система еще не находилась на вооружении, мы получили экспериментальный образец. В это время израильтяне получили от американцев новейшие зенитные ракетные комплексы ПВО «Хок» - в какой-то мере аналог наших С-125». Что можно сказать об этих словах В. Скобанева? В принципе, задача любого ЗРК примерно одинакова: обнаружить и поразить цель, находящуюся в секторе ответственности. В этом смысле и «Хок», и С-125, и ЗРК других типов можно считать аналогичными. А при сравнении по типу используемого зондирующего сигнала, по его обработке в тракте радиолокатора комплекса, аналогии и не усмотришь.
«Смальта», -продолжает В. Скобанев, - предназначалась для подавления «Хоков», она, в принципе, позволяла не только «забивать» помехами американские локаторы, но и перехватывать управление и уводить от цели зенитные ракеты». Внешне действие помехи выглядело действительно так.
В этой публикации говорилось: «Египетская компания доказала, что средствами радиоэлектронной борьбы, подобными «Смальте», и самолетами уровня МиГ-23наши противники не располагают. В результате боевого применения экспериментальной «Смальты» были «пробиты» коридоры в израильской системе ПВО, по которым проходила арабская авиация. Израильской оппозицией были предъявлены серьезные претензии Голде Меир за закупку дорогостоящего, оказавшегося неэффективным оружия. Это обстоятельство послужило одной из причин ее отставки.
Впоследствии система «Смальта» была поставлена на вертолеты и находилась на боевом дежурстве, в том числе и в Европе, там, где развертывался «Хок».
Что было дальше? Голда Меир действительно ушла в отставку с поста премьер-министра. Причины этого в печати широко не обсуждались, однако мотив, указанный в материале Валерия Скобанева, все-таки просочился.
Мы место Голды Меир проворонили,
А там на четверть бывший наш народ,-
распевал B.C. Высоцкий об этих событиях международной политики.
Министр радиопромышленности СССР В.Д. Калмыков, ранее сетовавший при встречах с руководителями «сто восьмого»: «Единственное, что вы действительно хорошо умеете делать, - это создавать помехи работе министерства!», - теперь при встрече с руководителями главка, института и его калужского филиала улыбался, поздравлял с удачей.
В списке закрытых работ, выдвинутых в 1976 г. на соискание Государственной премии СССР в области науки и техники, оказалась и эта оперативная работа «сто восьмого» и его филиала. Члены спец. секции №3 Комитета по Государственным премиям проявили на этот раз редкостное единодушие, результаты тайного голосования были положительными. В 1977 г., когда серийные поставки изделия «Смальта» уже начались, лауреатом Государственной премии СССР стал Александр Алексеевич Зиничев, к тому времени ставший главным инженером «сто восьмого». Звания лауреатов Государственной премии была удостоена и целая группа сотрудников калужского филиала, обеспечивавших выполнение заказа: А.С. Русаков, Е.С. Качанов, А.В. Козьмин, П.С. Бачковский, А.Г. Гальченков [7].
«За успешную организацию боевого применения средств РЭП», и, в частности, станции помех «Смальта», «руководители авиационного отряда полковники Малахов А. Т. и Зарубин В.Ф. были награждены орденом Красной Звезды» [12].
Приведу отрывок из сохранившейся служебной характеристики директора «сто восьмого» Ю.Н. Мажорова, подготовленной для его представления к очередному воинскому званию генерал-лейтенанта и подписанной начальником 5-го Главного Управления Министерства радиопромышленности СССР И.А. Есиковым и секретарем Бауманского РК КПСС А.Н. Худорожковой в декабре 1975 г. Вот его текст: «...является автором нового эффективного способа радиопротиводействия, реализованного в станции «Смальта», работа которой получила высокую оценку со стороны Министерства обороны». Правда, представление это не вышло за пределы Министерства радиопромышленности; новый министр П.С. Плешаков пристально следил за продвижением своих подчиненных и до ему одному ведомого момента хода таким представлениям не давал.
Прибывшая с боевых позиций Ближнего Востока аппаратура ушла на наши дальние полигоны - работать с отечественными комплексами в направлении повышения их помехозащищенности. Поначалу эффект был таким же, как и при работе по «Хокам». Ракеты также «сходили с траектории», закручивались, а одна из-за больших перегрузок при резких поворотах даже разломилась пополам. Как-то главный конструктор ЗРК, присоединившись к сидящим за столом специалистам «сто восьмого», сказал: «Вот ведь фитюлька какая! (Имелась в виду аппаратура «Смальта». - Ю.Е.). А превратила в груду металла такое произведение искусства! Ладно, будем думать, а сейчас хоть накормите меня!»
На этом этапе задача была иной: надо найти противоядие от такого рода помех - на случай, если у наших вероятных противников появится что-нибудь подобное.
А что делалось в самом «сто восьмом»?
В кабинете главного инженера «сто восьмого» А.А. Зиничева сидел высокий гость - Главком ВВС Герой Советского Союза маршал авиации Павел Степанович Кутахов. Мирно начавшийся разговор быстро накалялся: спорили-то не по пустякам, а по вопросам принципиального характера-о путях дальнейшего развития средств радиоэлектронной борьбы в авиации.
- Должно быть так: новый самолет - новая радиоавионика, новая система радиоэлектронной защиты, - настаивал Кутахов.
- Тогда никаких сил не только «сто восьмого», но и отрасли в целом не хватит, - возражал Зиничев. - Сколько у нас главных конструкторов самолетов, сколько идет новых разработок! Мы создали систему базовых конструкций, унифицированных блоков аппаратуры, серии литеров станций - по диапазонам несущих частот. Это позволяет повысить серийность блоков, а следовательно, снизить стоимость изделий. Наша аппаратура в производстве дешевле американской, и только это позволяет нам обеспечивать нашу армию техникой радиоэлектронной борьбы.
Кутахов настаивал на своем. Он ведь и приехал сюда для того, чтобы повлиять на этих строптивых представителей промышленности. Зиничев не отступал от своей линии: он отстаивал не личную позицию, а мнение головного НИИ, а значит, и отрасли в целом.
Кутахов разочарованно поднялся. У него, правда, был в запасе еще один рычаг воздействия на главного инженера «сто восьмого». Зиничев носил погоны авиационного полковника. Он закончил Военно-воздушную инженерную академию им. проф. Н.Е. Жуковекого, потом - превратности судьбы! - засиделся в капитанах, но к этому времени уже наверстывал упущенное.
- Этих двух полковников, - для большей определенности Кутахов указал сопровождавшему его генералу на хозяина кабинета и на присутствовавшего при разговоре начальника сектора (отделения института), ведущего авиационную тематику, преемника Зиничева на его прежнем посту, - этих двух полковников из армии надо уволить.
Уволить ни с того ни с сего было нельзя. Нужен был хоть какой-то повод. Одно из предприятий Министерства радиопромышленности задолжало Военно-воздушным силам поставку радиоприцелов на большую по тем временам сумму.
- Надо принимать организационные меры! - сказал Кутахов министру П.С. Плешакову.
Но тот только-только сменил руководство провинившегося предприятия:
- Не каждый же месяц повторять такие «организационные мероприятия»!
- Тогда Зиничева! - подсказал Кутахов.
В то время в области авиации такими вопросами «занимались три Степа-ныча» (Павел Степанович Кутахов, Главком ВВС, Иван Степанович Силаев, министр авиационной промышленности и Петр Степанович Плешаков, министр радиопромышленности) [13].
Нас тогда «уважали». Недаром в офисе авиабазы (Хэнском, штат Массачусетс) генерал-лейтенанта Джеймса В. Статсберри, командующего дивизионом электронных систем стратегических воздушных сил США, на стене висел портрет П.С. Плешакова: «Это человек, с которым я должен сражаться. Ежедневное лицезрение его напоминает мне о том, что свои приоритеты надо держать в порядке» [14].
Ввиду частых личных контактов Плешаков и Кутахов были хорошо знакомы. Ну как отказать хорошему знакомому? Плешаков устало кивнул.
Хотя Зиничев не имел никакого отношения к поставке радиоприцелов, дело было сделано. В те годы уход из армии означал и оставление своего поста в структуре предприятия.
Потом оказалось, что это не просто смена руководства. «Сто восьмой» входил в новую полосу своей деятельности, и она оказалась далеко не светлой.
Ю.Н. Мажоров, который статью прочитал еще в рукописи, заметил мне:
- Историю с Кутаховым Вы тут излагаете только на последнем, заключительном этапе. На самом деле у нее более длинные корни. У нас в институте была организована выставка, на которую в числе других приехал и Павел Степанович. На выставке демонстрировалась и «Смальта». На фуршете Кутахов попросил рассказать о принципе действия этой аппаратуры, так хорошо проявившей себя на Ближнем Востоке. Рассказ об этой разработке я поручил Зиничеву, участнику работы, первому главному конструктору аппаратуры. Просьба застала Зиничева врасплох: он что-то доедал, дожевывал, судорожно отряхивал пальцы и пытался их вытереть. То есть глазами начальство не поедал и к рассказу приступил не сразу. Кутахову это не понравилось. Приехав к себе, он написал докладную записку Устинову: мол, главный инженер «сто восьмого» полковник А.А. Зиничев не умеет себя вести в присутствии старших по званию - и описал его поведение на фуршете. Объяснял это возрастом Зиничева: недаром, мол, установлен воинскими уставами предельный срок пребывания на должностях, у Зиничева этот срок истек, и он, Кутахов, просит у Устинова разрешения откомандировать Зиничева в распоряжение Управления кадров ВВС для последующего увольнения.
Узнав об этом, я поехал к Плешакову с просьбой позвонить Устинову: не торопиться с освобождением Зиничева, пока у него и голова, и руки - все на месте. Плешаков сказал, что по этому поводу звонить Устинову он не будет: к вопросам государственной важности это не относится.
Я спросил: - А если я к Устинову выйду я сам?
- Что ж, попробуй, если у тебя это получится.
Я приехал, сижу в приемной Дмитрия Федоровича. Его помощник, Илларионов, спрашивает, какое дело меня привело. Я рассказал ему о письме Кутахова, о том, что Зиничева освобождать еще рано.
Он отошел, через минуту возвращается с листом бумаги:
- Дмитрий Федорович очень занят. То, что ты мне говорил, изложи письменно. Дмитрий Федорович рассмотрит и примет решение.
Я изложил. Решение Устинова было в пользу Зиничева.
Но Кутахов через некоторое время сделал еще один заход. На этот раз руками генерала, начальника Управления кадров ВВС. Тот по чисто формальному поводу - в связи с достижением Зиничевым возраста, в котором следует освобождать его от должности главного инженера оборонного НИИ, - просил разрешения Устинова откомандировать его в распоряжение Управления кадров ВВС.
Я еще раз поехал к Плешакову:
- Сможете ли помочь?
Тот ответил: - Нет. По этому вопросу надоедать Дмитрию Федоровичу не буду.
Я тоже не мог обращаться к Устинову второй раз...
История со «Смальтой» постепенно тускнела в дымке проходящих лет. А это был, возможно, последний успех в противостоянии - успех, видимый невооруженным глазом.
Продолжение следует
Литература
1. Лобунец Л. Директор. - «Луч», 9 июня 1994 г,
2. Решетников В.В. Что было - то было. - М.: Автор, 1996.
3. Случевский С. Протва и Ближний Восток. - Жуковский вестник, №114, 27 сентября 1997 г.
4. Шале М., Вольтон Т. КГБ и другие пришельцы из тьмы.- Огонек, №17, 1993г.
5. Первов М. «Сто восьмой» раскрывает тайны. Интервью с А.Н. Шулуновым. - Правда, №120, 5 ноября 1995 г.
6. Шекстер Дж., Дерябин П. Шпион, который спас мир. Кн1. - М.: Международные отношения, 1993 г.
7. Докучаев А. «Фантомы» плакали огненными слезами. - Комсомольская правда, №96, 27 мая 1993 г.
8. Голда Меир. Моя жизнь. - Чимкент, МП «Аурика», 1997.
9. Сульнин О. Пророк в чужом отечестве, или как бы жилось Америке без русских мозгов. - Газета «Новое русское слово», 5 июня 1998 г.
10. Мажоров Ю.Н., Перунов Ю.Н. Электронный щит. - Радиопромышленность, №1-2, 1995 г.
11. Горяинов С. В 1970 году СССР в Египте испытывал сверхсекретную аппаратуру. - Неделя, №43, 1997 г.
12. К 100-летию радиоэлектронной борьбы. Основные этапы развития: 1904-2004 г. - Воронеж, 2004 г.
13. Коблов В. О стиле министра. - В сб. «Радиопромышленность», спец. вып. К 80-летию со дня рождения министра радиопромышленности СССР Петра Степановича Плешакова, 2002 г.
14. Electronics, vol. 54, №13, 1981.
Техника и вооружение № 1/2007, стр. 38-44
ШАГ ЗА ШАГОМ
Ю.Н.Ерофеев, д.т.н., профессор.
Продолжение.
Начало см. в «ТиВ» № 7-9,11,12/2006
6. Как ловили сигналы «Хокая» и «Авакса»
В 1982 г. началась полоса неприятностей: на сирийско-израильском участке боевых действий в одночасье, в течение одной боевой операции израильских ВВС, было выведено из строя около 10 зенитных установок «Шилка», только что закупленных сирийским командованием в СССР. «Шилка» - это самоходная зенитная установка на гусеничном шасси. Вооружена четырехствольной автоматической пушкой АЗП-23-4 калибра 23 мм. Имеет автономный радиолокатор обнаружения и сопровождения целей, обеспечивающий слежение за целью до начала ее визуального наблюдения. «Выпущена в 1962 г., но и в конце 1990-х гг. остается одной из самых эффективных САУ в мире», - сказано о «Шилке» в [1-3].
В те времена, как уже отмечалось в предыдущем номере, получила распространение доктрина использования авиации на малых высотах: опыт полета самолета-шпиона U-2, сбитого советскими средствами ПВО, показал, что на больших высотах среди пустынного неба шансов уцелеть у такого самолета в условиях применения наводящихся на цель ракет немного. Другое дело - полет на малой высоте, на фоне «местников» и отражений от неровностей земной поверхности. Но как раз в борьбе с такими целями «Шилки» и демонстрировали высокую эффективность.
Сирийские «Шилки» были поражены в ходе боевой операции, проведенной по типовому сценарию, с применением средств радиоэлектронной борьбы, в том числе и средств физического уничтожения радиолокаторов противника. Со стороны Израиля выбросили дипольные отражатели, и созданные ими облака имитировали видимость массированного налета авиации. Сирийское командование немедленно приказало включить в боевой режим радиолокаторы всех средств противовоздушной обороны - на боевых частотах, с излучением зондирующих сигналов. Отдало приказ, не посоветовавшись (не было времени) с аппаратом советского военного советника. Формально он не нес ответственности за последствия. Налета, между тем, так и не последовало. На дальнем расстоянии, не входя в контакт с зенитными средствами сирийской ПВО, прошел израильский самолет «Хокай» с аппаратурой радиолокационной разведки, поставленный израильтянам из США. Он с большой точностью установил положение каждой из «Шилок» (они тоже оказались включенными и работали на излучение). Американская система «радиолокационной разведки» с помощью бортового радиолокатора «Хокая» принимать сигналы радиолокаторов «Шилок», вроде, и не должна, это прерогатива систем радиотехнической разведки. Но, видимо, аппаратура была дополнена соответствующим каналом. Так или иначе, но положение «Шилок» было зафиксировано. Из обилия принимавшихся данных приоритет отдавался сигналам этих установок. Вероятно, они представляли наибольшую угрозу израильским ВВС. Потом вылетели самолеты-носители самонаводящихся ракет «Шрайк» и управляемых планирующих бомб «Уэлай». В течение нескольких минут около десятка «Шилок» было уничтожено.
Зенитная самоходная установка ЗСУ-23-4 «Шилка».
Для оценки политического резонанса этого события было назначено экстренное заседание ВПК (так называли Комиссию по военно-промышленным вопросам при Президиуме Совета Министров СССР). В воздухе витали глухие угрозы исключений из партии за «дискредитацию советской военной техники».
Здесь следует сказать, что система радиолокационной разведки была в тот период новейшей американской радиолокационной аппаратурой. О ней, даже о принципах ее работы, в открытой печати сведений не появлялось. Естественно, возник вопрос: имеется ли в распоряжении наших специалистов аппаратура радиотехнической разведки, функционирующая в диапазоне частот «Хокая»? Министр радиопромышленности СССР П.С. Плешаков, бывший директор «сто восьмого», следивший за всеми проводившимися в институте работами, видимо, для того чтобы лишний раз подчеркнуть полную готовность своего ведомства, ответил четко и коротко: «Такая аппаратура имеется, называется «Октава».
«Станция предназначена для проведения контроля излучений радиоэлектронных средств в процессе их разработки, производства и эксплуатации», - так сказано в рекламном проспекте, который был подготовлен во времена «выживания» института [4]. Тогда теплились надежды пустить эти станции хотя бы в небольшом количестве (в зависимости от спроса) на внешний рынок. Впрочем, последующие годы показали, что спроса на эту аппаратуру практически не оказалось: уж слишком специфическими были ее задачи и очень давними годы ее разработки.
«Октава» задумывалась как аппаратура контроля излучений в радиодиапазоне. Она размещалась в автомобильном фургоне, выполненном из радиопрозрачного материала. В расположение того или иного предприятия, занятого разработкой радиотехнической аппаратуры оборонного назначения, обычно без предупреждения его руководства, высылался фургон с «Октавой». Если излучение разрабатываемых на предприятии устройств в диапазоне частот «Октавы» отсутствовало, то результат такой проверки считался положительным. В случае наличия излучений хотя бы в одном из диапазонов результат проверки считался негативным и подготавливался план мероприятий по повышению скрытности предприятия. Делалось это для обеспечения противодействия иностранным техническим разведкам, все чаще применявшим свои подслушивающие средства [5].
Входные СВЧ-блоки аппаратуры «Октава» были сменными, они предназначались для работы в определенном, довольно узком диапазоне излучаемых частот. При переходе к другому, соседнему диапазону входной СВЧ-блок заменяли. Таких блоков было восемь. Полной «панорамы» излучаемых частот в зоне действия «Октавы» при этом не создавалось, просмотр диапазонов можно было вести только последовательно. Вообще вся работа с «Октавой» рассчитывалась на неторопливый ритм, не говоря уж о более существенных ее недостатках в условиях «армейского применения» , например, об отсутствии противоатомной защиты.
Однако при таком утверждении министра ориентироваться приходилось только на «Октаву».
В сентябре 1982 г. группа специалистов «сто восьмого» получила командировочные удостоверения сроком на 1 месяц. Требовалось прибыть с аппаратурой «Октава» в распоряжение главного военного советника в Сирии (им был тогда генерал-лейтенант Г.П. Яшкин). Основанием для командировки явилось решение ВПК, которое успели срочно подготовить. Задание на командировку подписывал директор «сто восьмого» Ю.Н. Мажоров. По этому заданию требовалось:
а) узнать все, что можно, о «Хокае» (диапазон рабочих частот, крайние частоты этого диапазона, параметры излучаемых сигналов, в том числе значения длительности импульсов и частот повторения, поляризацию СВЧ-излучения);
б) фиксировать другие самолетные источники излучения: возможно, придется столкнуться с какой-то неизвестной ранее аппаратурой;
в) установить, какие наземные средства имеются в распоряжении Израиля (эти данные можно было использовать для оценки противостоящих Сирии израильских сил).
В состав группы вошли: ведущий инженер Б.В. Хлопов - старший группы, начальник сектора Е.К. Киреев, инженер Н.И. Мировой и шофер машины А.Ф. Кадыков.
Полет решено было осуществить на самолете Ил-76 транспортной авиации ВВС, впрочем, летчики носили форму ГВФ и знаки на самолете были соответствующими. Однако Турция знала, каких размеров грузы можно было разместить во вместительном фюзеляже этого самолета и пропускать Ил-76 без посадки и досмотра отказывалась. Пришлось лететь через Будапешт, сесть в аэропорту Текель, переночевать, через Югославию выйти к берегу Средиземного моря, пересечь море до сирийского побережья и далее вдоль него двигаться до Дамаска.
В полете через Средиземное море к самолету Ил-76 «крыло в крыло» пристроился истребитель F-4 НАТО. Легко читался номерной знак этого самолета, было видно, что пилоты в кислородных масках (истребитель мог забираться и на большие высоты). Успокаивало только то, что ракетное вооружение у него отсутствовало: были подвешены только топливные баки.
В полете не обходилось, конечно, и без мелкого советского жульничества. Командиру воздушного лайнера выдавали талоны питания на всех находящихся в полете членов группы. Однако сотрудницы аэродромной столовой в Текеле не моргнув глазом врали: извините, шоколад не завезли... «Но шоколада не было и в 1984 г. Его разворовывали военные интенданты» [6].
В Дамаске самолет загнали в самый угол аэродрома Даули. Быстро приехал командир 100-го отряда полковник Ю.Я. Донцов: в составе доставленного груза были какие-то ящики и для него. Сразу же возник вопрос: где размещать группу-в городской гостинице или в помещениях 100-го отряда? Остановились на последнем варианте как более безопасном. Б.В. Хлопова и Н.И. Мирового направили в одну из комнат, занимаемых рабочей группой генерал-майора Ю.С. Ульченко, советника дивизионного генерала Салаха Альдина эль Ашрама, начальника Управления радиоэлектронной борьбы Вооруженных сил Сирийской Арабской Республики; Е.К. Киреева к А.Ф. Кадыкова разместили в комнате старшины 100-го отряда Юрия Гражданкина.
Автомашину ГАЗ-66 с аппаратурой «Октава» временно решили отогнать в пригород Дамаска Кабун, там находился узел связи главного военного советника. Внутри узел охраняли советские солдаты, снаружи - сирийские «краснобереточники». В узле связи поддерживался армейский порядок: кунги находились в капонирах, над ними - маскировочные сетки. Туда под охрану сдали и машину с «Октавой».
Еще до начала работы с «Октавой» возник естественный вопрос: как определить, «Хокаю» ли принадлежат принимаемые станцией сигналы? Ведь бирок с надписями «Это сигналы «Хокая» не будет, и возможность неверной идентификации не исключена. Собрались в здании, где находился штаб главного военного советника. Это здание прозвали «Голубой Мерседес». Многоэтажная башня. Если смотреть сверху, вид трехлепестковой звезды. Кольцевой дворик вокруг. Ю.С. Ульченко сказал: «Сходим к Ашраму. У него есть картинка с изображением диаграммы направленности «Хокая». Узкий главный луч, потом какой-то боковой лепесток, почему-то один, диаграмма в целом несимметричная. Если удастся определить диаграмму направленности и она будет подобна изображенной на картинке, считайте, что это «Хокай», следите за его сигналами...» Несущую частоту «Хокая» и сам Ульченко знал только ориентировочно: где-то около 70 см... Других данных практически не было.
Наладили связь с радиолокационными постами сирийской ПВО. Оказалось, что одним из отличительных признаков вылета самолета Е-2С, на котором размещалось «радиолокационное средство AN/APS-125 системы «Хокай», было непременное его сопровождение двумя-тремя истребителями, предположительно F-4, осуществлявшими охрану в воздухе. С радиолокационного поста ПВО звонили: вылетел самолет, сопровождаемый истребителями. С помощью «Октавы» принимали излучаемые сигналы, в том числе и данные с самолетов сопровождения (разрешающая способность по углу аппаратуры «Октава» такую возможность обычно обеспечивала) и подтверждали информацию, поступившую с радиолокационного поста ПВО. Совокупность этих признаков (затем к ним прибавились значения несущих частот, длительности и периода повторения излучаемых импульсов) уже позволяла с большой вероятностью отождествлять принимаемые сигналы с сигналами «Хокая».
Сирийское командование быстро выделило машину сопровождения, прикомандированного к группе офицера, четырех охранников и шофера. Выдали сирийскую форму, чтобы на позициях наши специалисты не выделялись: вдруг израильский снайпер начнет следить за группой? Обсуждался вопрос о выдаче личного оружия. Но водитель ГАЗ-66 Леша Кадыков, разгоряченный принятой «наркомовской нормой», вслух размечтался: «А нельзя ли как-нибудь, скажем, под выходной, вывезти нашу группу на охоту? Поохотились бы, постреляли!» Это насторожило сирийскую сторону, в первую очередь Ашрама. Однако один автомат и ящик «лимонок» на случай непредвиденных обстоятельств Ю.Я. Донцов все-таки выдал, как говорится, на свой страхи риск...
Офицером, сопровождающим группу, был назначен сотрудник Оперативного отдела Управления РЭБ Сирийской Арабской Республики капитан Мустафа Лип Он обеспечивал заправку машины с «Октавой», решал вопросы питания: кормили обычно в той воинской части, в расположении которой находилась выбранная для работы «Октавы» позиция. Военные заправочные станции в Сирии работали отдельно от гражданских. Мустафа Дип один выходил из машины, предъявлял документы и обеспечивал заправку; члены группы далее не выходили из кузова. Он должен был вести и свои, параллельные записи разведанных параметров радиоэлектронных средств, но на это, как всегда, времени было в обрез.
А пока вели подготовительные работы - выбирали позиции, работали с картами местности. Еще раз осмотрели и машину. Ее, по предварительной договоренности, еще в «сто восьмом» выкрасили в бледно-голубой цвет. Но Ашрам высказал недовольство: ей же придется работать на позициях. И машину вымазали жидкой глиной.
Надо сказать, что действия группы протекали в условиях какой-то недоговоренности. Это вытекало из самого статуса пребывания небольшого коллектива рабочей группы в Сирии - полулегального, а по большому счету далее нелегального. Первая поездка (о ней ниже) в окрестность населенного пункта Мадер. Тут же из службы государственной безопасности Сирийской Арабской Республики позвонили Г.П. Яшкину, а он быстро связался с генералом Ульченко: «Мне только что звонили из Мухабарата. Спрашивают, что за машина и на каком основании разъезжает по Дамаску? Как объясняются действия находящихся в ней людей? Машину эту надо немедленно отозвать».
О задачах группы и ее действиях Мухабарат, конечно, знал. Но, можно полагать, решил, что с этим ведомством ее деятельность еще не прошла полного согласования.
- Знаете, - сказал Е.К. Киреев генералу Ю.С. Ульченко, - очень похоже, что Г.П. Яшкин больше боится сирийской службы безопасности, чем собственной, советской. Пусть позвонит, куда - он знает: наши действия полностью согласованы!
- Никуда я звонить не буду! - через несколько минут раздался ответный звонок Яшкина, - Делайте, что сказано!..
В результате срок пребывания группы в Сирии был продлен еще на один месяц.
К группе подключился Владимир Иосифович Салтаганов. Подполковник, сотрудник воронежского военного ЦНИИИ-5, он ехал в Сирию на преподавательскую работу - читать курс радиоэлектронной борьбы в одном из сирийских военных училищ. Однако Ю.С. Ульченко перехватил его: он нужнее для предстоящей практической работы, а слушателям подыщут другого преподавателя.
И действительно, специалистом он оказался опытным и знающим. Чего стоила его тетрадь с данными сотен радиоэлектронных средств, состоявших на вооружении зарубежных армий, с пометками и уточнениями. Она служила подспорьем при идентификации принимаемых сигналов - при определении типа радиоэлектронной системы, которой эти сигналы могли принадлежать. Эту тетрадь он никому не давал и не доверял, ссылаясь на то, что данные собирал по крупицам, и не все из открытых источников. Ему будет спокойнее, если тетрадь будет находиться только у него.
Вместе изучили местность, выбрали точки возможного размещения аппаратуры «Октава»: окрестности населенных пунктов Мадер, Блудан, Грейра, горы Джебель-Хоршун, Телль-эль-Харра, Тель-Жумуа и, наконец, позицию в 15 км от портового города Тартус, южнее его, непосредственно на побережье Средиземного моря. При размещении «Октавы» в последней точке все основные порты Ливана (Триполи, Бейрут, Сайда) оказывались под ее наблюдением. А набор точек размещения позволял охватить все интересующие группу районы - от Голанских высот до долины Бекаа.
1 сентября 1982 г. состоялся первый выезд в местечко Мадер. Остановились в расположении радиотехнической части. Выставили и сориентировали антенны, начали прием сигналов. Пошли трудовые будни с непрерывной двухсменной работой. А 8 сентября неожиданно, «вне графика», говоря словами Владимира Высоцкого, случилась неприятность. Работали в окрестности местечка Грейра, ловили, как всегда, сигналы «Хокая». Машину Ашрама сирийские солдаты знали, узнавали ее издалека. По тому, что среди сирийцев-охранников поднялся шумок: «Ашрам, Ашрам!», нетрудно было догадаться, что приближается именно его джип. Вернее, два: Ашрама и Ульченко. Джипы остановились. Целая процессия: генералы Ашрам и Ульченко, полковник из сирийского Управления радиоэлектронной борьбы, за ним - солдаты с ящиками, наполненными восточными фруктами: виноград, дыни, арбузы. Подарки генерала!
Сам Ашрам стоит с Ульченко неподалеку, в передачу подарков не вмешиваясь. Когда Ашрам отошел в расположение воинской части, Ульченко начал издалека:
- Ну, и чем вы сегодня были заняты?
- Измеряем параметры сигналов радиолокатора «Хокая».
- И ничего особенного не уловили?
- Отметили и зафиксировали небывалую активность работы «Хокая».
- А того, что на ливанские позиции сирийцев массированный налет израильской авиации произведен, не заметили?
- Да ведь «Октава» работала в диапазоне РАС «Хокая»! И не было никаких предупреждений, никаких звонков с радиолокационных постов ПВО, никакой информации о налете! Никаких указаний о целесообразности изменения частотного диапазона, в котором ведется поиск!.. Юрий Степанович, а не предупредили-то нас все-таки почему?
Молчание.
Но, видимо, и Яшкин, и Ульченко были убеждены: вы работаете с аппаратурой РТР - так вот и разведывайте, и предупреждайте нас о налетах. А как вы это технически осуществите - ваше дело, ваши проблемы... Может быть, в тот момент впервые пожалели о том, что в составе «Октавы» нет панорамного приемника, что настраиваться приходится на приемлемый для «Октавы» темп получения разведывательных данных. А Ю.С. Ульченко вообще был против того, чтобы аппаратура по типу «Октавы» попала в армейские подразделения: в работах поисковых, исследовательских, вот вроде этой, ради бога, применяйте, но в войсках пора быть более совершенной аппаратуре. Тоже правильно. Потом Ю.С. Ульченко напишет свое заключение об использовании аппаратуры «Октава» в Сирии, там эти мотивы будут присутствовать.
В общем, история с этим налетом оставила неприятный осадок. Вроде бы и нет прямой вины, а все-таки прозевали...
Когда уезжали, Ашрам обмолвился: «Вы здесь уже давно, наверное, в ванной помыться хочется, многодневный пот смыть. Я сейчас могу двоих забрать в Дамаск. Потом поменяетесь». Так и сделали. На полпути Ашрам объявил привал в садике: «Вы, наверное, прямо о ветки фиги никогда не пробовали? Берите!» - и показал, что собирать можно и в шапки, и в сумку. Сам он тоже набрал целую сумку спелых фиговых плодов. Лишь при выходе из сада заметили, что с противоположной стороны, у столика, сидит кучка арабов и они предлагают фиги для продажи: видимо, фиговый сад - единственный источник существования этого семейства. Испытали чувство неловкости, но Ашрам успокаивал: ничего, армию здесь любят и уважают.
Была и досадная поломка: вышел из строя осциллограф С1-74, входящий в комплект «Октавы». ВыручилЯ.Г. Кули-баба, советник начальника войск связи: он срочно позвонил в Москву. С институтом его не соединили, но ему удалось связаться с квартирой Е.К. Киреева. Там была только дочка Киреева. Продиктовав ей телефон «сто восьмого», он попросил немедленно связаться с абонентом. Е.Н. Котов, начальник разрабатывающего отдела института, несмотря на детский голос в трубке, сразу понял, что к чему, и замена осциллографа была проведена в кратчайшие сроки.
До окончания работ оставались считанные дни. Выезжать на дальние позиции было уже хлопотно, и Ульченко предложил: «А что если оставшееся время поработать на горе Касьюн? »
Касьюн - гора на окраине Дамаска. Там расположен телевизионный центр с башней-вышкой и дворец президента Сирийской Арабской Республики. Под прикрытием зенитной батареи, предназначенной для защиты этих стратегически важных объектов, и поставили ГАЗ-66 с аппаратурой «Октава».
Солдат-часовой у взъезда на охраняемую территорию забеспокоился. Капитан Мустафа Дип машет ему рукой: пошел, мол, ты! Тогда Е.К. Киреев заметил капитану, что так относиться к указаниям часового нельзя: наш советский боец в этой ситуации поступил бы по уставу, открыл бы стрельбу. Мустафа Дип оправдывался, что часовой узнал его в лицо, потому он так себя и повел...
С горы открылась великолепная панорама Дамаска, блистательного древнего восточного города. На вопрос, нельзя ли ее запечатлеть на пленку, сирийские военные, не ответив отказом, заметили: можно, только вон тот объект в кадр не должен попадать: там находится наше министерство обороны, и вон то правительственное здание... От съемок пришлось отказаться, военным объясняли: хоть и хотелось бы, но, увы, времени нет.
Попытка работать на горе Касьюн закончилась неудачей: зона видимости была перекрыта хребтом Антиливанских гор, и что делалось по ту сторону хребта, одному богу было известно. «Хокай» же на малой дальности от Дамаска, в пределах прямой видимости, никогда не показывался.
Долго размышляли над особенностями диаграммы направленности антенной системы «Хокая». Что это за отдельно расположенный боковой лепесток диаграммы направленности? Решили так: это не особенность построения участка, а наличие отражений от стабилизатора самолета при размещении антенной системы. Е-2С, совершая облет заданного участка, движется по сложной траектории, изменяя свой ракурс по отношению к аппаратуре «Октава». То, что угол между главным и «боковым» лепестками все время изменяется и составляет то 30, а то и все 60°, как будто в пользу такого предположения.
Дивизионный генерал Ашрам отметил высокую работоспособность группы «сто восьмого», ставил ее в пример и на прощание подписал благодарственную грамоту, в которой, назвав всех поименно, отметил выполнение поставленной «спецзадачи». Она хранится в «сто восьмом» и сейчас. Правда, в ельцинское время, когда интерес к «славному прошлому» как-то незаметно ослаб, эту грамоту обнаружили на свалке: чистили для сдачи в аренду помещение институтской выставки. Но грамоту все-таки нашли, определили ей новое место - в общем, сохранили.
...Улетали с какого-то военного аэродрома, находившегося на значительном удалении от Дамаска. Добирались туда «своим ходом». Там уже ждал прилетевший «Антей». ГАЗ-66 втащили в транспортный отсек лайнера самолетной лебедкой. В родном институте заранее заготовили деревянные подставки - такие, чтобы колеса автомобиля не касались пола. Закрепили машину растяжками - благо, в полу самолета было множество прорезей для этого. Перешли в кабину радиста. Дверь туда герметизировалась, отделяя кабину от негерметизированного транспортного отсека. И в обратный путь!
Уже во время пребывания рабочей группы в Сирии стали появляться сведения о том, что в США разработана еще одна, более совершенная, система радиолокационной разведки «Авакс». Ее израильтянам американцы не предоставили, продали только «Хокай», и группу даже предупреждали, что в Сирии контактов с «Аваксом» не будет, только с «Хокаем». Тем не менее уже появилась информация, что несколько самолетов Е-ЗА с аппаратурой «Авакс» в 1981 г. находилось на авиабазе Рамштейн в ФРГ. В 1982 г. пять самолетов Е-ЗА (и шесть самолетов-заправщиков КС-135) базировались в Саудовской Аравии и регулярно выполняли разведывательные полеты на высоте 9-10 км вдоль западной границы СССР и границ стран Варшавского Договора. Они поднимались с территории Саудовской Аравии, пролетали через Средиземное море и Балканы без заправки топливом и садились в ФРГ на авиабазе Рамштейн. Здесь производилась смена борта и экипажа. Далее Е-ЗА продолжал полет, проходя вдоль западных границ стран Варшавского содружества, разворачивался над Балтийским морем и возвращался в Рамштейн для дозаправки, очередной смены борта, экипажа и продолжения полета по тому же маршруту на юг.
В 1982 г. аппаратура «Авакс» считалась наиболее совершенной и помехо-защищенной среди других разновидностей подобных систем - она имела возможность обнаруживать и обрабатывать параметры до 600 воздушных объектов и сопровождать около сотни целей.
Теперь предстояло ту работу, которую выполнили по «Хокаю», провести и по системе «Авакс». Станцию «Октава» модернизировали (основанием для этого было решение вышестоящей организации от 2 августа 1983 г.). И хотя модернизация касалась в основном расширения диапазона несущих частот, включения в этот диапазон миллиметровых волн, а диапазон «Авакса» не затрагивала, решено было поехать с новой модернизированной станцией «Октава-М», благо она была доукомплектована панорамным приемником (сыграл свое дело случай с воздушным налетом в Сирии). Кроме того, конструкция приемной антенны станции также изменилась: она выдвигалась выше уровня крыши фургона и поворачивалась в обтекателе из радиопрозрачного материала, имеющего вид бочонка.
Опять в срочном порядке сформировали рабочую группу. Ехать предстояло в Восточную Германию: самолеты Е-ЗА с аппаратурой «Авакс» летали в основном вдоль границ ГДР. А там были и наши войсковые части, и подразделения войск Восточной Германии, поэтому от услуг шофера машины с «Октавой-М» отказались: и разъезжать придется мало, и свои шоферы имеются, перебазирование, при необходимости, обеспечим своими силами. Поэтому от «сто восьмого» в группу включили только троих: начальника отдела Альберта Леонидовича Полтева (старший в группе), начальника сектора Евгения Константиновича Киреева и ведущего инженера Бориса Васильевича Хлопова.
Задание на командировку подписал директор «сто восьмого» генерал-майор Юрий Николаевич Мажоров. В нем формулировалась задача группы: используя аппаратуру радиотехнической разведки «Октава-М», «доразведывать» (т.е. уточнять) технические характеристики бортовой радиолокационной станции AN/APY-2 системы дальнего радиолокационного обнаружения «Авакс», установленной на самолете Е-ЗА, а также попутно других радиотехнических систем, установленных на этом самолете.
16 февраля 1984 г. группа в полном составе с аэродрома в г. Жуковском вылетела в служебную командировку в ГДР. Приземлились на военном аэродроме группировки наших войск у местечка Вюнсдорф («Вонючая деревня» в переводе с немецкого, но городок вполне приличный и опрятный). Тут группу встретили офицеры одного из отрядов нашей группировки войск в ГДР майор Юрий Иннокентьевич Абатуров и капитан Владимир Михайлович Колесниченко. Ю.И. Абатуров, старший по званию, возглавлял эту небольшую группу, с ним пришлось постоянно контактировать и в дальнейшем.
Переночевали в местной гостинице. В одной комнате с группой оказался и инженер-самолетчик, специалист по ремонту и профилактическому осмотру использовавшихся здесь самолетов. В отличие от членов группы, в Западной Европе оказавшихся впервые, он уже обжился в здешних краях и с увлечением делился информацией о том, что и где можно купить при возвращении на родину. Утром позавтракали, используя выданные этим отрядом талоны на питание, и в путь: покатили на автобусе к западной границе ГДР, к городку Штен-даль, расположенному недалеко от г. Магдебурга. Здесь, в Штендале, и дислоцировался этот отряд. Для «Октавы-М» выделили место: ее разместили на насыпной горке прямо в расположении отряда на охраняемой территории машиноремонтного парка войсковой части, на западной окраине Штендаля. Набросили на кабину маскировочную сетку. Сами поселились в общежитии гостиничного типа, в котором проживали неженатые офицеры и прапорщики. Общежитие не отапливалось, хотя зима была в разгаре. Хорошо, что взяли в составе хозяйственного оборудования электронагреватель: он помог уберечься от простуды.
Штендаль - городок патриархальный, с традициями, хранящимися десятилетиями. Крыши его домов имели огромное количество печных труб, и все они использовались по своему прямому назначению: отопление городка было печным. Однажды у двери магазина Е.К. Киреев увидел трубочиста - в традиционной его одежде, в черном цилиндре, с мотком веревки, заканчивающейся грузом и ершиком, на руке. Он рядом с мотоциклом ждал своего компаньона, тоже трубочиста. По местным поверьям, встреча с трубочистом, а особенно прикосновение к нему, приносили счастье. И Е.К. Киреев не удержался: он как бы случайно прикоснулся к компаньону рукой. Тот прикосновение почувствовал, но, видимо, решил, что прохожий просто освобождает себе дорогу. Может быть, именно поэтому потом в основном везло.
Уборщицей в офицерском общежитии была жена местного особиста: трудоустройство офицерских жен было больным вопросом, все вакансии, которые обычно замещались женщинами (бухгалтеры, работники общеобразовательной школы при воинской части, поварихи, официантки, посудомойки), всегда были заполнены.
Особист появление новой машины, внешне похожей на броневичок, с какой-то аппаратурой, конечно, заметил сразу и в первое же утро обратился к Ю.И. Абатурову: что за новинка? Но тот предупредил его: задачи, которые придется выполнять с помощью этой машины, в твою компетенцию не входят, поэтому будет лучше, если ты вообще близко к ней не станешь подходить.
Как всегда, предстояло наладить добрые отношения с соседями и хозяевами. Случай представился. По наводке командира к гостям зашел старшина отряда:
- Дело такое: местное телевидение вещает вовсю, но отечественные телевизионные приемники его не принимают. Говорят, что умельцы делают конвертеры. Так нельзя ли вашими силами такие конвертеры сделать, хотя бы парочку?
А.Л. Полтев (он был мастер на все руки) согласился:
- Только заранее предупреждаю: больше двух делать не буду, времени на свою работу не останется. Уж не обижайтесь!
Старшина кивнул:
- И на том спасибо!
За проделанную работу он «расплатился» продуктами: в рационе членов группы появилась дефицитная селедка.
Первое же включение «Октавы-М» показало, что, в отличие от сирийского театра, насыщенность радиоэлектронными средствами в центре Европы несоизмеримо большая. Сплошной «частокол» несущих частот; разобраться, какое средство и на какой частоте работает, было нелегко. Подключился Ю.И. Абатуров: он обзвонил все близлежащие воинские части, установил, кто и в какое время работает на излучение и какова цель этой работы. Потом распорядился часть функционирующих средств на период работы «Октавы-М» выключить. Команды, исходящие от него, исполнялись беспрекословно, и «частокол» заметно поредел...
Началась ежедневная многосменная работа по слежению за «Аваксами». Устанавливались особенности каждого режима работы этой аппаратуры: и импульсного, и импульсно-доплеровского, и импульсного «морского» - так окрестили режим, используемый в «Аваксах» при работе над морской поверхностью. Для каждого из этих режимов многократно проверяли характеристики зондирующих сигналов: длительность импульсов, частоту их повторения. Одной из важнейших задач было установление несущих частот сигналов. Было выяснено, что особенностью «Авакса» в некоторых режимах работы является использование двенадцати фиксированных несущих частот и работа на «парах» несущих частот, причем при одновременном задействовании импульсного и импульсно-доплеровского методов меньшее значение несущей частоты применялось при работе импульсным методом, большее - импульсно-доплеровским. Получили данные, что частота повторения импульсов изменяется при переходе от одного оборота антенны к другому. Измерили девиацию частоты при ее внутриимпульсной частотной модуляции. Представила интерес (и почву для размышлений) поляризационная структура зондирующих сигналов.
В работе принимали непосредственное участие и прикрепленные к группе офицеры: они быстро освоили аппаратуру «Октава-М» и вскоре могли работать с ней самостоятельно.
В Лейпциге проходила Лейпцигская ярмарка-выставка товаров. Хотелось побывать, посмотреть, ведь кто знает, когда еще раз представится такая возможность! Посоветовались с коллегами-офицерами. Ю.И. Абатуров сказал: «Я возражать не буду, мы вас подменим». Командир Отдельного отряда оформил проездные - в общем, поездка состоялась.
И тут - надо же такому случиться! - в Штендаль приехал генерал, вышестоящий по отношению к командиру отряда, начальник, и его первыми словами были: «У вас гут москвичи из «сто восьмого». Хочу посмотреть их работу».
А москвичей-то в наличии и нет. Офицеры отряда выкарабкались: «У нас тут работа посменная; они сейчас поехали на выставку в Лейпциг, приедут-заступят, заменят нас». Но после приезда генерала статус группы неожиданно поднялся: «Сам генерал знает о вашем пребывании у нас!»
Для установления связи с Москвой (некоторые технические параметры аппаратуры «Авакс» нужно было срочно передавать в Москву для учета в разработке аппаратуры помех) совершили поездку в Берлин. Там почти не осталось следов от военных разрушений, только Бранденбургские ворота еще не были до конца восстановлены. Сфотографировались на их фоне, постояли на перекрестке улиц, на котором останавливался Штирлиц, герой тогдашнего отечественного киносериала.
Срок командировки заканчивался, настало время писать отчет о проделанной работе и представить его на подпись командиру отряда полковнику Пономареву. А он свою точку зрения на такие вопросы высказал еще при первой встрече: «Я базар не люблю. Поэтому по всем вопросам, мнения по которым могут различаться, говорить буду только со старшим. У вас таким является Альберт Леонидович. Вот с ним я и буду общаться».
А.Л. Полтев с подготовленным отчетом пошел к Пономареву. Отчет он после некоторых дебатов подписал, но не без ворчания: «Ну кому будут интересны эти ваши технические детали? Вот Вы отметили, что по «почерку» членов обслуживающей данный экземпляр «Авакса» команды научились различать самолеты Е-ЗА. А где бортовой номер самолета? Где фамилия командира корабля и его звание? »
На возможности радиотехнической разведки взгляды у каждого вышестоящего командира были своими.
Группа отбыла в Москву. А майор Ю.И. Абатуров, как всегда деятельный и энергичный, с которым члены группы успели уже подружиться, остался в ГДР. Во время одной из поездок по приграничным городам он встретился со своим старым другом-танкистом. Тот предложил ему перейти в войсковую разведку: опыт, мол, у тебя есть, задачи решаются похожие, да и подполковником ты станешь сразу же при переходе. Абатуров согласился: действительно, в майорах уже засиделся. А через несколько месяцев Е.К. Кирееву пришло письмо, из которого можно было понять: друга переводят в Афганистан.
Еще через несколько месяцев пришло письмо из Афганистана. Юрий Иннокентьевич писал: американцы применяют новые радиоэлектронные системы, и вот, если бы вы были здесь со своей бандурой, параметры их можно было бы установить. Надеюсь, с вашей стороны возражений не будет? Буду ставить вопрос о вашем командировании.
Но письмо его командования легло на стол генерала В. Варенникова. Тот занимал позицию, отличную от позиции многих генералов того времени, у которых на уме было одно: «Мы за ценой не постоим». И генерал Варенников отказал: эпопея эта уже заканчивается, и скоро будет поставлена задача вывести отсюда всех наших солдат, по возможности невредимыми, всех до одного. И так уже сколько гробов, «грузов 200», отправлено! А вы поднимаете вопрос завезти в это пекло еще и группу гражданских людей. Не солдат, к боевой обстановке приученных, а людей гражданских. Нет...
Поездка в Афганистан не состоялась.
... О том, как удалось найти способ подавить «Аваксы», мы расскажем в следующем номере.
Продолжение следует
Литература
1. Ерофеев Ю.Н. Какловили сигналы «Хокая». - Журнал «Радиопромышленность», вып. 4, 2001 г.
2. Ерофеев Ю.Н. Поиски в эфире. В 1982 г. специалисты «сто восьмого» отправились в Сирию с целью узнать о «Хокае» все, что можно. - Газета «Независимое военное» обозрение», №2 (362), 23- 29 января 2004 г.
3. Энциклопедия для детей. Т. 14. - М.: Изд. «Аванта + », 2000 г.
4. Станции радиотехнического контроля 1Л28 и 1Л216. Рекламный проспект. - М.: Изд. ГосЦНИРТИ, 1982 г.
5. Ерофеев Ю.Н. Пеньки-шпионы. - Еженедельник «Неделя», №12, б-12 апреля 1998 г.
6. Мы из ТбСВУ. Художественно-документальный альманах тамбовских суворовцев. - М.: изд. «Интерграф-Сервис», 2004 г.
Техника и вооружение № 2/2007, стр. 17-20
ШАГ ЗА ШАГОМ
Ю.Н. Ерофеев, д.т.н., профессор
Продолжение.
Начало см. и «ТиВ» №7 -9,11,12/2006 г.
№1/2007 г.
7. Победитель «Авакса»
Как еще раз не вспомнить нашего бывшего директора Юрия Николаевича Мажорова? Он много лет стоял у кормила управления институтом: в 1960- 1968 гг. был главным инженером - заместителем директора по научной работе, с 1 968 по 1985 г. - директором. Дольше, чем любой другой директор, включая и нашего патриарха А.И. Берга [1]. Быть директором института, головного в отрасли - дело хлопотное, неблагодарное, и, случалось, камни в директора летели со всех сторон: и от своих, и от противников.
Помню такую сцену: в начале 1970-х гг. нас, начальников подразделений «сто восьмого», собрали в кабинете директора. Тема обсуждения - приказ институту о стандартизации радиоэлектронной аппаратуры. В институте существовал отдел стандартизации (они сейчас существует), и его начальник, им в 1965-1973 гг. был Валентин Павлович Максимов, - большой любитель в открытую, с откинутым забралом покритиковать руководство. Вот и сейчас он попросил слово:
- Тот, кто составлял этот приказ, думаю, ни черта не смыслит в стандартизации.., - отчеканил он.
- Это директор и главный инженер, что ли? - вежливо уточняет Юрий Николаевич.
-Выходит, да, Юрий Николаевич! - не унимается В.П. Максимов.
- Валентин Павлович, сядьте, пожалуйста, и больше не раскрывайте рта, пока я не попрошу Вас высказаться. Критика все-таки должна быть конструктивной, а не голословной, - осадил его Юрий Николаевич и начал разъяснять пункты приказа. Получалось, не такой уж он и бессмысленный, как могло показаться с первого взгляда, каждый пункт этого приказа «стреляет».
Такая жизнь, среди ехидных вопросов и придирок, не озлобила Юрия Николаевича, не очерствила его душу: у него всегда было хорошее, ровное настроение, он мог пошутить и часто рассказывал интересные истории, случавшиеся в его богатой событиями жизни, но, конечно, всегда с долей осторожности, с оглядкой.
Ехали с ним в Воронеж в командировку. В вагоне поезда начался такой разговор:
- Вы Леонова помните, Юрий Николаевич?
Я кивнул.
- Так я с ним однажды был в Киеве. Вечером пошли в театр. Идем в пролете между креслами, и вдруг Леонов остановился и, указывая пальцем, громко, чтобы окружающие слышали, спрашивает:
- А это что за хлыщ такой ?
Я тяну его за рукав: неудобно, мол, все-таки.
- Да я знаю, кто это, это Рубан, - шепчет он мне на ухо. - Я его терпеть не могу, меня от одного его вида переворачивает!
...После ухода на заслуженный отдых Мажоров засучив рукава включился в работу по созданию видеофильмов о ЦНИРТИ: они демонстрировались и на 50-летие института, и на его 60-летие, и были украшением собраний коллектива, впрочем, как и его выступления на этих собраниях.
...Осенью 1982 г. директору Центрального научно-исследовательского радиотехнического института генерал-майору Юрию Николаевичу Мажорову позвонили из приемной члена Политбюро, министра обороны СССР, Маршала Советского Союза Д.Ф. Устинова. Звонил И.В. Илларионов, помощник Д.Ф. Устинова. Уже много лет И.В. Илларионов на основе, как говорится, «личной преданности» работал с Устиновым и двигался вместе с ним по мере того, как Дмитрий Федорович перемещался из одного руководящего кресла в другое. Когда Дмитрий Федорович был назначен министром обороны и ему было присвоено звание маршала, Илларионов стал генерал-лейтенантом (свою карьеру он закончил генерал-полковником) . Так что он бессменно состоял при Устинове, как Санчо Панса при «рыцаре печального образа», фамилия Илларионова, да и его фото, приводились в пятой статье нашего цикла. На этот раз он сказал в трубку:
- Вы приглашаетесь на совместные учения наших войск и войск стран Варшавского Договора по отработке способов отражения нападения на западные границы стран Варшавского Договора. Как Вы понимаете, проходить учение будет на территории ГДР. Так что предстоит Вам заграничная командировка. Дмитрий Федорович на учениях будет. Документы Вам подготовят, в полетный лист внесут...
Он назвал номер самолета и время вылета. Вылетели во второй половине дня с аэродрома в поселке Чкаловский. Время в полете шло быстро, и скоро группа командированных уже приземлилась на аэродроме группировки наших войск в ГДР, в окрестности местечка Вюнсдорф (наверное, еще не забыли это название, оно упоминалось в предыдущем номере журнала: в переводе с немецкого означает «вонючая деревня», хотя это вполне приличное поселение, небольшой городок). Когда-то здесь размещался штаб фашистского генерала Гальдера. Вюнсдорф был связан с Берлином 40-км веткой подземки. «Но мы ее уже не увидели, - рассказывал Юрий Николаевич, - взъезд туда был засыпан. Осмотрели, остатки бункеров Гальдера». Ю.Н. Мажоров (все-таки наметанный глаз разведчика!) обратил внимание на стоящие у входа в каждый бункер конусообразные бетонные сооружения, надолбы. Так немцы думали защититься от прямых попаданий бомб во входной отсек бункера. Бомба при падении, даже если траектория ее полета оказывалась точной, должна была попасть в надолбу и отскочить от нее; попадания во входной отсек, а следовательно, и завалы входов благодаря таким ухищрениям исключались.
Разместили прилетевших в небольших коттеджах при штабе группы войск в Германии. Утро началось с обсуждения текущего момента: дело шло к тому, что политическое противостояние НАТО и стран Варшавского договора в любую минуту грозило перейти в противостояние военное, т.е., не исключалась угроза прямого вторжения войск НАТО в пределы ГДР. Тут впервые прозвучало слово «АВАКС». Вооруженные системой радиолокационной разведки «АВАКС» самолеты НАТО непрерывно «утюжили» небо у границ ГДР, и, будучи недосягаемыми, собирали информацию о местах расположения наших радиолокационных средств.
Потом командующий учениями огласил задачу и план проведения маневров. Поехали в Дрезден. На танкодроме в окрестности этого города проходили учения танковых частей. Танки - новейшие для тех лет, со стабилизацией положения башенного орудия во время движения по пересеченной местности, со средствами защиты брони от кумулятивных снарядов. Сначала демонстрировали «бой с хода»: сходились два танковых соединения, между ними разыгрывалось жаркое сражение. Отрабатывали фланговые атаки, атаки клиньями. «Наши» танки клином разрезали колонну условного противника. Полная имитация реальности, а для большей достоверности на полигоне горело сразу несколько машин: клубы дыма, запах гари. Может возникнуть вопрос: а зачем Ю.Н. Мажорову нужно было присутствовать на таких учениях? Надо сказать, организаторы учений были люди дальновидные, они знали, что каждый из приглашенных смотрел на проблемы со своей колокольни и мог обнаружить все огрехи, касающиеся его специализации. И действительно, Юрий Николаевич сразу отметил уязвимость танка при атаке с воздуха, ведь сверху слой брони - тонюсенький, каких-нибудь несколько десятков миллиметров, пробить его вполне возможно. Мажоров потом упорно обдумывал способы решения этой проблемы.
С танкодрома - бросок на Балтийское море. Там производилась высадка десанта, в том числе и с подводных лодок: проверяли боевую готовность и выучку участвующих в операции частей. В это время как раз и появился НАТОвский самолет с системой «АВАКС». Он, как обычно, пролетел вдоль границы.
Командующий учениями сказал: «Вот видим его на экранах наших радаров, а ничего не можем с ним поделать. Он летит на расстоянии 150-200 км от границы над чужой территорией. В мирное время сбивать его нельзя: в наше воздушное пространство он не вторгается. Но если бы, скажем, началась война и поступил приказ сбить такой самолет, все равно выполнить его мы не смогли бы, нечем. Наши ракеты класса «воздух-воздух» имеют дальность действия 100-150км, имине достанешь. Можно доработать ракету, увеличить дальность ее действия, допустим, километров на 50. А самолет с «АВАКСом» отодвинется за пределы этой зоны и опять будет недосягаем. Поднять истребители? Они у нас, конечно, высокого класса. Но ведь с каким солидным эскортом такой самолет летает! Едва ли пробьешься... И подавить «АВАКС» помехами не удается из-за большой помехозащищенности его радиолокатора. Мощность помехи оказывается явно недостаточной для подавления. На экране индикатора «АВАКСа» засвечивается только узенькая полоска...»
По пути заглянули в радиотехническую часть, расположенную на полуострове в Балтийском море. Там стояли высотомеры и радиолокаторы ПВО. И у тех и у других - одинаковые антенны, но у высотомеров параболоиды сориентированы вытянутой стороной не горизонтально, а вертикально. Ю.Н. Мажо-ров поинтересовался рабочими частотами, побеседовал с офицером, отвечающим за эксплуатацию этих устройств. Тот тоже сказал, что «АВАКСы» они прекрасно видят и могут их сопровождать, да толку в таком сопровождении немного: вести-то ведут, а дальше что?
У Юрия Николаевича тогда зародилась еще не вполне четкая мысль: а что если помеху создавать с помощью антенной системы, по типу антенны высотомеров? Коэффициент усиления у нее - ого-го, плотность помехи возрастет сразу порядка на два-три! И диапазон частот близок к несущей частоте высотомера, так что технических проблем тут нет. А само устройство слежения можно сделать даже «пассивным», без излучения, работающим по сигналам от РЛС «АВАКСа». При этом приемные антенны такого устройства слежения и передающие антенны передатчика помех можно сопрячь по углам... С такими мыслями Ю.Н. Мажоров покинул расположение радиотехнической воинской части.
На короткое время заскочили в Берлин - посмотреть город нашего триумфа, ведь не все там бывали! Прошли по Унтер-ден-Линден, посмотрели Бран-денбургские ворота, издалека - здание рейхстага (рейхстаг находился уже на территории Западного Берлина, и там шли восстановительные работы). Конечно, зашли в Трептов-Парк к монументу солдата-освободителя с девочкой на руках. Сфотографировались на улице - вот он, снимок. И снова в путь!
Перелет на вертолетах до Белоруссии: итоги учения подводились там. Ю.Н. Мажоров сиделу окна винтокрылой машины и смотрел вниз. Внизу картины мирной жизни: в Германии и Польше - полный порядок; если и лежат где-нибудь на усадьбе, скажем, кирпичи, то не вразброс, а аккуратно сложены, прибраны. Правда, земельные наделы крестьянских хозяйств невелики: то и дело чередуются межи. Но вот перелетели границу нашей Калининградской области - то трактор стоит, брошенный в борозде, то комбайн ржавеет... Другой менталитет, другой стиль жизни.
«А то я не видел эти межи! - ворчал Генеральный конструктор аппаратуры радиоэлектронной борьбы Ю.М. Перунов, который прочитал статью еще в рукописи, - пахали там на лошадях, комбайнам-то развернуться было негде, и их, видно, и не приобретали. А если бы приобретали, так еще неизвестно, где бы они чаще ржавели...» (Он вообще был против сохранения этого фрагмента рукописи).
Ночевали в одной комнате с Александром Андреевичем Туполевым, сыном легендарного авиаконструктора. Ночью Ю.Н. Мажоров поделился с ним своими замыслами по подавлению «АВАКСа», А.А. Туполев по неотложным делам должен был вернуться в Москву и ходил к Д.Ф. Устинову отпрашиваться.
Утром, когда Ю.Н. Мажоров завтракал, подбежал дежурный офицер:
- Простите, кто из вас Мажоров?
- Я. В чем дело?
- Вас просит Дмитрий Федорович. Он хотел бы срочно переговорить с Вами. А завтрак завершите чуть позже.
Поднялся, быстрым шагом направился к Д.Ф. Устинову:
- По Вашему приказанию...
Тот окинул Мажорова пристальным взглядом:
- Слушай, Мажоров, что это такое? Я, понимаешь, ночей не сплю, думаю, что делать с этим чертовым «АВАКСом», а ты имеешь готовое предложение - и помалкиваешь! Через третьих лиц узнал - от Туполева...
- Так, Дмитрий Федорович, у меня только голая, ничем не подкрепленная идея. Даже расчетами не подтвержденная, их надо еще проделать. Представление о возможности подавления - и только.
- Все начинается с идеи. Я скажу Смирнову...
Л.В. Смирнов в те годы был председателем Комиссии по военно-промышленным вопросам при президиуме Совета Министров СССР (ВПК).
«Как только вернулись в Москву, - рассказывал Ю.Н. Мажоров, - звонок председателя ВПК Леонида Васильевича Смирнова:
- Мажоров? Слушай, Мажоров (он произносил фамилию с ударением на первый слог): ты должен в 15-дневный... нет, лучше в недельный срок подготовить документы об открытии оперативной ОКР по созданию системы подавления «АВАКСов».
|
|
|
|
Самолет А-50 с отечественным аналогом «АВАКСа». |
Так выглядел экран бортовой РЛС отечественного аналога «АВАКСа» после включения помехи. |
- Ну, Леонид Васильевич, я на себя эту тематику замыкать не хотел бы: у нас сложившееся распределение на-
правлений; в данном случае, по моим представлениям, задача имеет решение в виде наземного комплекса помеховой аппаратуры, а это входит в компетенцию одного из наших немосковских НИИ...
- Ну и что? Подключай! Кто тебе не дает? Подключай.
- Но ведь у этого НИИ свои лимиты численности, фонда заработной платы. Они такому подарку едва ли обрадуются.
- Ты что, не понимаешь, что ли, что за этим Дмитрий Федорович стоит? Будет и численность, и лимит заработной платы. Это уж наше дело!»
Документы об открытии оперативной ОКР легли на стол Л.В, Смирнова в назначенный срок.
В наши дни, когда уже не было ни СССР, ни ВПК, Юрий Николаевич встретился с Л.В. Смирновым:
- Леонид Васильевич, Вы меня, вероятно, уже не помните...
- Что Вы, как не помню, отлично помню! Вы - Мажоров, мы вместе с Вами работу по подавлению «АВАКСов» начинали, - и глаза Смирнова подернулись ностальгической пеленой.
А тогда, принимая документы об открытии оперативной ОКР, Л.В. Смирнов укорил Мажорова:
-Ачто же ты, Мажоров, раньше эту идею не продвигал?
На это заместитель Смирнова Леонид Иванович Горшков возразил председателю ВПК:
- Так, Леонид Васильевич, тут мы имеем дело с идеей на уровне изобретения, а такая мысль может вообще прийти в голову, а может и не прийти...
Заявку на изобретение писали авторским коллективом того не московского НИИ, где делалось «железо»: Валерий Петрович Блохин, Дмитрий Аркадьевич Лукьянов, Юрий Николаевич Мажоров, Сергей Владимирович Нартов, Юрий Митрофанович Перунов, Владимир Павлович Поляниченко, Евгений Иванович Романов, Александр Григорьевич Стуров, Борис Матвеевич Филев... Девять членов авторского коллектива - и все равны, потому что надолго каждого пришелся собственный элемент новизны, который защищался в предложенной формуле изобретения по этой заявке. Опытные радиоинженеры А.Г. Стуров, СВ. Нартов и другие изыскали возможность работы на одно отражающее «полотно» - это существенно упрощало конструкцию. Сигнал, принимаемый от РЛС «АВАКСа» и используемый для слежения за ним, и СВЧ-сиг-нал излучаемой помехи удалось разделить по поляризации. Реализовали и мысль о суммировании мощностей нескольких ЛЕВ прямо в волноводе, так раньше тоже никто не делал. Изобретение обрастало зелеными ветвями дополнительных отличий, облик «изделия П» уточнялся. Но в его основе по-прежнему оставалась идея, пришедшая в голову Ю.Н. Мажорову на военных учениях в ГДР [2].
Заявка ушла во ВНИИГПЭ в 1983 г., а в 1987 г. появилось на свет авторское свидетельство №273364, которое и по сей день остается закрытым.
Впрочем, что значит-«закрытым»? В период «выживания» оборонных предприятий выпущенное «изделие П» демонстрировалось на всех международных выставках, снабжалось рекламными проспектами с пояснением принципа работы и приведением основных технических характеристик [3]. Оно вошло в «список №1» изделий оборонной техники, утвержденный Президентом России, в котором значились разработки, разрешенные для продвижения на внешнем рынке. Надеялись продать за валюту хотя бы несколько экземпляров этой уникальной аппаратуры.
Самолет Е-ЗА с системой «Авакс».
А проводить испытания «изделия П» пришлось по отечественному аналогу «АВАКСа», разработанному одним из наших оборонных научно-исследовательских институтов [4]. Позднее эта аппаратура была усовершенствована. На заседание проходившего в начале июля совета стран-участниц Организации Договора о коллективной безопасности «эффективнее всех... прибыл вице-премьер - министр обороны Сергей Иванов. Он прилетел в Минск в составе экипажа «русского АВАКСа» - самолета А-50. Приземлившись на аэродроме Мачулищи в Минской области, Сергей Иванов сообщил журналистам, что в ходе полета на А-50 он убедился в высоких тактико-технических характеристиках этой машины. «Здесь справедлива пословица: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать», - прокомментировал вице-премьер свой полет, добавив, что в названии А-50 заложено количество целей, которые этот самолет может одновременно обнаруживать и контролировать в радиусе нескольких сотен километров».
Продолжение следует
Литература
1. Сергиевский БД. Аксель Иванович Берг - основатель ЦНИРТИ. - В сб. «60 лет ЦНИРТИ. 1943-2003». М.: Изд. ФГУП «ЦНИРТИ», 2003.
2. Ерофеев Ю.Н. Рождение одного изобретения. - Журнал PCweek, RE №20, 3-9 июня 2003 г.
3. Изделие П. Наземный помеховый комплекс. Рекламный проспект (на английском языке). - Ростов-на-Дону, изд. ВНИИ «Градиент».
4. Авиация ПВО России и научно-технический прогресс: Боевые комплексы и системы вчера, сегодня, завтра / Под ред. Е.А. Федосова. -М.: Изд. ООО «Дрофа», 2001.
5. Пулин Г. Полку ОДКБ прибыло. - Еженедельник «Военно-промышленный курьер», №24 (140), 28 июня - 4 июля 2006 г.
Ab ovo (лат.) - «от яйца», т.е. с самого начала.
3 июля 1943г. было подписано постановление Государственного Комитета Обороны СССР «О радиолокации» t в котором говорилось о создании Совета по радиолокации и «радиолокационного института» (ВНИИ-108).
Игорь Александрович Анаковский, ныне - полковник-инженер в отставке; после ухода в отставку перешел на работу во ФГУП «ЦНИРТИ им. академика AM. Берга»; сейчас - в стадии перехода на другое место работы.
