ПОДВОДЯ ИТОГИ ОКТЯБРЬСКОГО ПЕРЕВОРОТА
ТЕХНИКА И ВООРУЖЕНИЕ № 7-8/2004
ПОДВОДЯ ИТОГИ ОКТЯБРЬСКОГО ПЕРЕВОРОТА
Ростислав Ангельский
Октябрь 1964 г. ознаменовался новой блестящей победой советской космонавтики - запуском первого в мире многоместного космического корабля «Восход». Но некоторые советские люди, преисполненные гордостью за новое свидетельство неоспоримых преимуществ социализма, тем не менее, обратили внимание на то, что здание ЦК и МК КПСС на Новой площади почему-то в поздние, абсолютно внеурочные часы сияет всеми окнами, как новогодняя елка. В результате происходивших там событий герои-космонавты В.М. Комаров, КП. Феоктистов и Б.Б. Егоров отправились бороздить космические просторы при одном вожде, а вернулись уже при ином... Октябрьский (1964 г.) пленум ЦК КПСС стал истинно историческим событием. Важнейшим его итогом явилось освобождение, якобы по состоянию здоровья, от всех партийных и государственных постов Никиты Сергеевича Хрущева, с октября 1953 г. - первого секретаря ЦК КПСС, а с 1958 г. - также и Председателя Совета Министров СССР. Хрущев не снискал ни любви, ни боязни широких народных масс, которые восприняли его уход из политической жизни с «чувством глубокого удовлетворения». Но особое облегчение в связи с политическими переменами испытали руководители Вооруженных Сил и, в значительной мере, военно-промышленного комплекса, которые и до того почти не скрывали недовольства вмешательством некомпетентного «кукурузника» в и без того бурный и малопредсказуемый процесс военно-технической революции.
Согласно почти общепринятой точке зрения так называемые «волюнтаризм и субъективизм» - этим новоязовским термином советская политология стала именовать период правления Хрущева, поскольку даже имя его оказалось вычеркнутым из истории, - нанесли огромный ущерб развитию советских Вооруженных Сил и военной техники. Считалось, что в своем неуемном увлечении ракетостроением и ядерным оружием Никита Сергеевич пресек развитие обычных вооружений, отправил почти весь флот на металолом, а самолеты - на полигоны для расстрела в качестве мишеней. Подобная судьба якобы постигла пушки и танки, другую боевую технику Сухопутных войск
Подобная оценка военно-технической политики Н.С. Хрущева оказалась весьма живучей. Редкий мемуарист или современный историк, касаясь развития Вооруженных Сил в 1950-19бО-е гг., удержится от того, чтобы лишний раз не помянуть недобрым словом Никиту Сергеевича. Эта позиция проявляется и в названиях информационных продуктов последнего времени: книжка «Флот, который уничтожил Хрущев», видеофильм «Удар по своим»...
Но, как и во многих других ситуациях, полезно взглянуть на фактическую сторону имевших место событий, отдавая при этом отчет в том, что даже легенды и мифы не возникают на пустом месте и чаще всего являются следствием объективно обусловленной оценки обществом исторических событий и итогов деятельности первых лиц.
Для начала постараемся объективно оценить свершения «хрущевской» эпохи, сравнив положение дел в различных военно-технических областях в начале и в конце пребывания Хрущева на важнейшем по тому времени посту первого секретаря ЦК КПСС, т.е. в начале 1950-х и в середине 1960-х гг. При этом поостережемся отнести на счет заслуг Никиты Сергеевича факторы общемирового прогресса науки и техники, оценивая «рост производства телевизоров в сравнении с 1913 г». Учтем и то, что в первые годы рассматриваемого периода Хрущев еще не обладал всей полнотой власти и, следовательно, должен делить ответственность как за свершения, так и за провалы с другими партийно-правительственными руководителями. Кроме того, развитие военной техники в эти годы в значительной мере определялось решениями, принятыми еще И.В. Сталиным.
Начнем с области, в те годы определявшей исход военно-политического противостояния социалистического и империалистического лагерей, -с ядерного оружия. Не надо забывать, что вплоть до середины 1960-х гг. руководители сверхдержав были еще бесконечно далеки от адекватного осознания патовой ситуации в гонке вооружений, приведшей к гибельности ядерной войны как для СССР, так и для США. Ядерное оружие все еще рассматривалось как реальное средство ведения военных действий с целью достижения победы в мировой войне.
Как известно, советские Вооруженные Силы приступили к освоению ядерного оружия только в 1953 г., через четыре года после испытательного взрыва заряда РДС-1 под Семипалатинском. Первые ядерные бомбы складировались в месте производства, в Арзамасе-16. Предполагалось, что они поступят в войсковые части для подготовки к боевому применению в так называемый «угрожаемый период». Число советских ядерных зарядов исчислялось единицами. К середине 1960-х гг. Советский Союз располагал уже сотнями термоядерных зарядов мегатонного класса для баллистических ракет. Были созданы достаточно малогабаритные ядерные заряды для применения в морских торпедах, зенитных и тактических ракетах, артиллерийских снарядах.
Советскими учеными и конструкторами был разработан уникальный заряд мощностью 100 Мт, 27 октября 1961 г. испытанный на половинную мощность на полигоне на Новой Земле. Это свершение имело больше политическое, чем военное значение: весящая более 25 т термоядерная «кузькина мать» оказалась неподъемной даже для созданной к 1965 г. мощнейшей ракеты УР-500 («Протон»). Но пропагандистский эффект был достигнут: весь мир убедился в том, что советские ядерщики «могут все». В те же годы был испытан и сопоставимый по энергетике заряд для головной части ракеты Р-36, ставшей самой мощной в мире и до сих пор не превзойденной по этому параметру. Были созданы все предпосылки к созданию зарядов умеренной мощности, сопоставимых с примененными в массово развертываемых американских ракетах «Минитмен» и «Поларис».
Конечно, свершения Советского Союза в области разработки ядерного оружия, прежде всего, были проявлением общемирового научно-технического прогресса и прямым следствием героических усилий по формированию советской атомной науки и промышленности, приложенных еще в сталинскую эпоху. Но, с другой стороны, неизвестны какие-либо адресованные Хрущеву и его окружению упреки в недостаточном внимании к разработке и производству ядерного оружия. Все, что можно, делалось, без оглядки на стоимость проводимых работ.
Тот же щедрый подход имел место и применительно к развитию стратегического ракетного оружия. Уже на королевской Р-7 были решены основные принципиальные вопросы создания межконтинентальных баллистических ракет (МБР), в том числе и обеспечения работоспособности головной части при входе в атмосферу с почти космической скоростью. С ноября 1961 г. на боевое дежурство встали созданные под руководством М.К. Янгеля вполне полноценные МБР Р-16. К концу 1964 г. их число приблизилось к двум сотням. Раз и навсегда наша страна обрела возможность нанесения всесокрушающего ядерного удара по США. Противоракетной обороны, способной противостоять массированному удару МБР не было, нет и, скорее всего, не будет, во всяком случае, при жизни нашего поколения. Еще до начала развертывания МБР на вооружение поступили сотни ракет средней дальности Р-12, а затем и Р-14. Европейцы и японцы в очередной раз стали заложниками в советско-американской тяжбе за мировое лидерство.
Конечно, техническая политика в ракетостроении отражала реальные возможности советской промышленности: на вооружение поступало не то, что хотелось, а то, что можно было сделать. Так ракеты Р-12, Р-14 и Р-16 не могли постоянно стоять в заправленном состоянии. Это важнейшее свойство было обеспечено только на следующем поколении ракет. Ракеты начала 1960-х гг. были слишком велики, и их развертывание в количестве, соизмеримом с американскими «Минитменами» и «Поларисами», потребовало бы непомерных затрат.
Поэтому Постановлением ЦК и Совета Министров от 4 апреля 1961 г. №316-137 была предпринята попытка направить развитие советского ракетостроения по американскому пути - с оснащением головных частей малогабаритными зарядами умеренной мощности, с использованием в ракетах постоянно готовых к применению твердотопливных двигателей. Однако эта задача была решена лишь частично. Современное твердотопливное ракетостроение требовало создания практически «с нуля» мощнейшей сырьевой и промышленной базы. Начинать пришлось со строительства заводов для производства промежуточных химических соединений, которые, в свою очередь, использовались для получения отдельных компонентов - составляющих твердого топлива. Новые ракеты были доведены до принятия на вооружение только через семь лет, да и тогда вновь созданные производственные мощности по твердому топливу обеспечивали снаряжение лишь нескольких десятков изделий в год. А вот ядерщики со своей задачей справились быстро. В результате новыми малогабаритными зарядами стали оснащать не твердотопливные, а новые жидкостные ракеты, способные годами стоять заправленными, полностью готовыми к пуску. Вскоре после 1964 г. на вооружение приняли жидкостную МБР УР-100, а не задержавшуюся в разработке твердотопливную РТ-2. Основой морских стратегических ядерных сил стала также жидкостная Р-27, поступившая на вооружение взамен так и не доведенной до летных испытаний РТ-15М.
Нельзя усомниться и в разумности отказа от дальнейший разработки межконтинентальных крылатых ракет. Работы по мясищевскому «Бурану» прервались с первыми успешными испытаниями баллистической ракет Р-7, по лавочкинской «Буре» - с поступлением Р-7 на вооружение. Последующее развитие ПВО подтвердило бесперспективность этих скоростных гигантских высотных аэродинамических летательных аппаратов, более уязвимых к зенитным ракетам, чем созданные спустя десятилетия менее скоростные, но маловысотные и малогабаритные современные стратегические крылатые ракеты.
Начало 1960-х гг. ознаменовалось созданием Ракетных войск стратегического назначения (РВСН). Для организации их «с нуля», в дополнение к ранее имевшимся видам Вооруженных Сил, не имелось ни экономических, ни кадровых возможностей. Для новых ракетных полков, дивизий и армий требовались не только лейтенанты, но и видавшие виды генералы. Поэтому части и соединения Ракетных войск (их общая численность оценивалась за рубежом в треть миллиона человек) создавались путем преобразования соответствующих структур артиллерии, авиации и других войск. Разумеется, усадить подготовленного летчика не в кабину самолета, а за пульт пуска ракеты столь же целесообразно, как и забивать гвозди микроскопом. Но, с учетом реального соотношения сил, только баллистическая ракета обеспечивала неотвратимый удар по противнику.
Производство стратегических ракет также потребовало переориентации ранее созданных промышленных мощностей и прежде всего привлечения мощностей авиапромышленности. На «большое» ракетостроение были переключены два из крупнейших авиазаводов - №1 (Куйбышев) и №23 (Москва), а также несколько менее мощных предприятий - заводы №166 (Омск), №47 (Оренбург) и №172 (Пермь).
Для подстраховки ОКБ-1 С.П. Королева разработкой МБР и ракет средней дальности занималось также ОКБ-586 М.КЯнгеля, что было вполне естественно: оно было создано при первом советском серийном ракетостроитель-ном заводе в Днепропетровске. Приход в «большое» ракетостроение ОКБ-52 В.Н Челомея, созданного специально для разработки противокорабельных и других крылатых корабельных ракет был менее закономерным. Расширение поля деятельности Челомея связывали с работой в этом ОКБ сына Н.С. Хрущева Сергея, хотя была и объективная мотивация: фирма Королева все больше сосредотачивалась на решении задач космонавтики и уже не могла составить здоровую конкуренцию коллективу Янгеля по боевой тематике. До сих пор к месту и не к месту цитируют генеральскую шуточку того времени: «Королев работает на ТАСС, Янгель - на нас, а Челомей - в унитаз». Жизнь вскоре дала справедливую оценку этой «мудрости». К концу 1960-х гг. на вооружении РВСН состояло более тысячи челомеевских МБР, только три сотни янгелевских и всего пара десятков королевских.
Упомянув «здоровую конкуренцию», отметим, что в то время конкурсная разработка прототипов несколькими организациями, как правило, заканчивалась принятием в серийное производство единственного образца. Многотипность арсенала, тем не менее, была, но она определялась последовательным внедрением в войска оружия все новых, быстро совершенствовавшихся поколений. Сравним это с вопиющим проявлением все примеряющего стиля последующего правления - одновременным производством трех-четырех типов МБР (УР-100Н, МР-УР-100, Р-36М, «Темп-2С») и трех типов основных танков (Т-64, Т-72 и Т-80). При этом принадлежность фирмы Челомея к «семье» Хрущева отнюдь не гарантировала победы в конкурсах. Так, совершенно справедливый высочайший выбор для дальнейшей отработки янгелевской МБР Р-36 и макеевской лодочной ракеты Р-29 вместо челомеевских УР-200 и УР-100М был осуществлен еще в бытность Н.С. Хрущева на высших должностях.
Все-таки можно указать на одну ошибку политики Н.С. Хрущева в ракетостроении - разработку МБР Р-9А С.П. Королева на жидком кислороде. Если до 1961 г. она еще имела какой-то смысл в части подстраховки работ по новаторской Р-16, то после постановки на боевое дежурство янгелевской ракеты все работы по Р-9А нужно было немедленно прекратить. Видимо, здесь и проявился хрущевский «субъективизм», который можно более благожелательно охарактеризовать как излишнее почтение к С.П. Королеву как первопроходцу ракетостроения. Впрочем, «честь» принятия абсолютно устаревшей Р-9А на вооружение досталась уже команде Л.И. Брежнева.
Как уже отмечалось, форсированное развитие «большого» ракетостроения осуществлялось за счет авиации, что привело как к сокращению числа авиационных частей и соединений, так и к переключению ряда авиазаводов на выпуск ракет. Естественно, что после 1964 г. у авиаторов нашлось, что припомнить Никите Сергеевичу.
Но обратимся к фактам. В середине 1950-х гг. успешно завершилась начатая при И.В. Сталине разработка двух типов стратегических бомбардировщиков - Ту-95 и М-4 (в модернизированном варианте известным как ЗМ). Также в соответствии со сталинскими планами развернулось их производство на заводах №18 (Куйбышев) и №23. С завершением разработки первой МБР Р-7 производство мясищевских самолетов прекратили, так как, несмотря на все усовершенствования, они не обеспечивали уверенного достижения территории США с возможностью возвращения на Родину. Кроме того, в силу компоновочных особенностей мясищевский самолет не мог нести к берегам Америки сверхзвуковую крылатую ракету Х-20, применение которой давало хоть какой-то шанс выполнения боевой задачи экипажу туполевской машины в ее ракетоносной версии Ту-95К, производство которой велось до конца хрущевского периода.
Начатые в середине 1950-х гг. разработки сверхзвукового стратегического бомбардировщика М-50 и его усовершенствованного варианта М- 5 2 были прекращены. Причин тому было несколько: и сомнительность прорыва к цели сквозь прикрывающую США и Канаду мощную систему ПВО NORAD, и показатели дальности, недостаточные для полета к североамериканскому континенту с последующим возвращением, и желание быстрее освободить завод №23 для ракет Челомея. Отметим, что в эти же годы в США также прекращается разработка стратегического самолета В-70 с куда более высоким, в сравнении с М-50 и М-52, уровнем тактико-технических характеристик.
Сходные решения руководства СССР и США определялись общими объективными факторами. В начале 1960-х гг. уровень совершенства авиационных двигателей не обеспечивал создания стратегических самолетов со сверхзвуковой крейсерской скоростью полета. Концепция многорежимного самолета с изменяемой геометрией крыла, в дальнейшем воплощенная в В-1 и Ту-1бО, сформировалась только к концу десятилетия на основе успешного опыта создания более скромных аналогов - F-111 и МиГ-23.
С другой стороны, в 1950-1960-х гг. в СССР был разработан дальний сверхзвуковой бомбардировщик Ту-22. Выпуск его осуществлялся в ограниченных количествах, к тому же, велся в основном в разведывательном варианте, так как создание очень сложного комплекса его ракетного вооружения задержалось на многие годы. Поэтому в начале 1960-х гг. продолжалось и серийное производство Ту-16 в наиболее совершенной ракетоносной версии Ту-1бК-10, а ранее выпущенные самолеты переоборудовались в ракетоносцы Ту-16К-11 и Ту-16К-11 -16. Для сравнения отметим, что в США также малой серией выпустили сверхзвуковой самолет средней дальности В-5 8. Но аналоги Ту-16, дозвуковые В-47, не только не строились, но уже снимались с вооружения. Так что если в 19бО-е гг. где и имел место разгром стратегической авиации, то это случилось скорее в США, чем в СССР.
Иное положение сложилось во фронтовой авиации. В эти годы в массовом порядке снимались с вооружения и физически уничтожались самолеты Ил-28. Конечно, с современных позиций не столь бесспорными представляются доводы о бесперспективности этих самолетов в условиях противодействия сверхзвуковых истребителей и ракет противника. Они вполне моли бы послужить десяток-другой лет, в особенности на китайской границе. Но в те годы предположения, что при возникновении нового конфликта Ил-28 постигнет печальная судьба бомбовозов ТБ-3 в 1941 г., представлялись довольно убедительными.
Вдобавок, после 1950 г. ни в одной стране мира, за исключением СССР, не строились фронтовые бомбардировщики. Основным средством доставки ядерного оружия в США стали истребители-бомбардировщики, к тому времени уверенно освоившие сверхзвуковые скорости полета. Теоретически они были способны даже сами постоять за себя в воздушном бою, а относительно малая бомбовая нагрузка считалась достаточной при использовании ядерных боеприпасов. С учетом неутешительных результатов разработки семейства самолетов Як-25/Як-27/Як-28 и в Советском Союзе была также сделана ставка на сверхзвуковые истребители-бомбардировщики, первым из которых стал Су-7Б.
Также успешно развивались и отечественные фронтовые истребители, великолепным образцом которых стал МиГ-21. Конечно, спустя много десятилетий, можно посетовать и на слабость радиолокационного оборудования, и на отсутствие пушечного вооружения на варианте МиГ-21ПФ и ряде последующих модификаций. Но вспомним, что вне зависимости от личностей конкретных первых лиц государства радиоэлектроника никогда не была сильной стороной нашей авиатехники, а увлечение ракетным оружием стало в 1960-е гг. модной болезнью во всем мире. Американцы также постарались не отягчать «устаревшими» пушками даже куда более солидные «Фантомы».
Уже тогда на смену МиГ-21 проектировались новые истребители с более совершенной электроникой - Е-8, а затем, по Постановлению от 3 декабря 1963 г. №1199-445, также и первый вариант МиГ-23 с подъемными двигателями.
Истребители-бомбардировщики призваны были заменить и штурмовики, прекращение работ по которым можно отнести к более или менее обоснованным упрекам в адрес Хрущева. Но напомним поклонникам Ил-10, что в условиях интенсивных боевых действий эти поршневые самолеты были быстро «выбиты» из неба той же Кореи в 1950-1951 гг. В концепции так и не принятого на вооружение реактивного Ил-40 даже с современных, вполне умеренных позиций целесообразным представляется только бронирование, а оборонительное стрелковое вооружение стало явным анахронизмом с распространением в конце 1950-х гг. первых массовых управляемых ракет «Сайдуиндер».
Можно вспомнить то, что как раз в те годы американцы не поторопились с ликвидацией имеющегося парка дозвуковых поршневых штурмовиков, впоследствии очень пригодившихся им во Вьетнаме. Но для «проклятых империалистов» никогда не была в диковинку концепция антинародной, контрпартизанской войны, хотя бы где-нибудь в соседней с США Латинской Америке. Для наших генералов в 1950-х гг. перспектива Афганистана и Чечни еще не проглядывалась даже в самых кошмарных снах.
Генеральный курс развития противовоздушной обороны был задан еще сталинским решением о создании зенитной ракетной системы «Беркут» С-25. Но в хрущевское десятилетие территория, прикрываемая зенитными комплексами, распространилась от окрестностей единственного отдельно взятого города - обиталища отца народов - на множество объектов, вблизи которых располагались перевозимые зенитные ракетные комплексы. В какой-то мере это можно сравнить с жилищным строительством: с переходом от возведения единичных сталинских высоток к поточной «штамповке» пятиэтажных «хрущеб», пусть примитивно, временно, но разрешивших «жилищный вопрос».
Уже к 1962 г. в строю насчитывалось свыше тысячи зенитных ракетных дивизионов средней дальности С-75 и маловысотных С-12 5, не считая подразделений, входивших в систему С-25. Боевая деятельность зенитных ракетных и истребительных частей ПВО должна была обеспечиваться радиотехническими войсками. По зарубежным оценкам, общая численность войск ПВО превышала полмиллиона человек. Как и при создании РВСН, формирование частей и соединений Войск ПВО на новой технике сопровождалось преобразованием авиационных и зенитных артиллерийских полков и дивизий. Пришлось перевести на выпуск зенитных ракет ряд артиллерийских (№8 в Свердловске, №32 в Кирове) и второстепенных (№82 в Химках, №41 в Москве, №464 в Долгопрудном, №272 в Ленинграде) авиационных заводов, частично подключить к производству этой продукции и мощный авиазавод №292 в Саратове.
Огромные силы и средства были затрачены на разработку систем ПРО «А» и «А-35», призванных обеспечить защиту Москвы от удара баллистических ракет противника. Хотя полученный результат оказался однозначно отрицательным, твердая уверенность в невозможности создания эффективной обороны от массированного ракетного удара позволила советскому руководству в дальнейшем без излишней паники отреагировать на проведение соответствующих работ в США и прийти к четкому осознанию того, что в современных условиях единственной эффективной защитой может быть только убежденность возможного агрессора в неминуемости нанесения всесокрушающего ответного удара советскими Вооруженными Силами.
Не может быть осуждено прекращение разработки, а затем и производства крупно- и среднекалиберных зенитных пушек и неуправляемых зенитных ракет, имевшее место после принятия на вооружение советских зенитных управляемых ракет. Однако именно в хрущевское время продолжались работы в области малокалиберной скорострельной зенитной артиллерии. В 1957 г. на вооружение принимается ЗСУ-57-2, в 1963 г. - ЗСУ-32-4, в дальнейшем - блестяще проявившая себя «Шилка».
Созданные для Войск ПВО страны зенитные ракетные комплексы С-75 и С-125 не вполне отвечали требованиям Сухопутных войск, для которых в 19бО-е гг. специально разрабатывались комплексы «Круг», «Куб», «Оса», «Стрела-1» и «Стрела-2».
Для Сухопутных войск было создано несколько образцов тактических и оперативно-тактических ракет («Марс», «Филин», «Луна-М», Р-11М, Р-17), в наибольшей мере отвечавших требованиям к средствам доставки ядерного оружия «поля боя». Нарекания вызывало принятие на вооружение комплекса С-5 с околозвуковой, уязвимой для средств ПВО противника крылатой ракетой В.Н. Челомея, унифицированной с корабельной системой П-5. Но эксплуатация этого оружия с самого начала рассматривалась лишь как временная мера до поступления в войска баллистической ракеты «Темп». Разработка «Темпа» была прервана в пользу создания более совершенной ракеты «Темп-С», принятой на вооружение в 1965 г.
С появлением этих ракет абсолютно оправданно прекратились работы по гигантским самоходкам атомной артиллерии («Конденсатор», «Ока») и другим крупнокалиберным орудиям. Единственное преимущество ствольной системы перед ракетной - относительно малая стоимость боеприпасов - в данном случае не могло практически сказаться из-за колоссальной стоимости ядерных зарядов. Кроме того, громоздкость разрабатывавшихся сверхмощных артиллерийских установок крайне затрудняла их боевое применение.
Оценивая техническую политику в области ствольной артиллерии, отметим, что еще в период Великой Отечественной войны и первые годы после ее завершения уже был создан ряд великолепных образцов пушек и гаубиц, производство которых продолжалось в рассматриваемый период. Создание более совершенной техники было, в принципе, возможно, но не повлекло бы за собой ощутимого роста боевых возможностей войск. Отметим, что в области противотанковой артиллерии, требовавшей непрерывного наращивания мощи орудий по мере совершенствования защищенности танков вероятного противника, именно в эти годы было разработано и принято в серийное производство принципиально новое гладкоствольное орудие Т-12 (затем МТ-12). И это при том, что в целом буксируемая противотанковая артиллерия уже не имела перспектив и нигде, кроме СССР, не развивалась. Таким образом, в советской военно-технической политике проявлялась переоценка роли артиллерии, а не пренебрежение к ней.
По-настоящему оправданными представляются упреки в отсутствии внимания к самоходной артиллерии. Но это застарелая болезнь нашей армии - как до Хрущева, так и после него. Ведь и в войну выпускались в основном либо противотанковые самоходки, либо штурмовые орудия для стрельбы в основном прямой наводкой. Даже в 1970-е гг., для того чтобы убедить высшее военное руководство в пользе такого «излишества», как самоходная артиллерия, апеллировали к цене человеческой жизни в самом прямом, денежном ее измерении. Полководцам представлялась калькуляция той экономической пользы, которую принесет народному хозяйству солдатик, отсидевшийся за броней самоходки, а не легший костьми у станин буксируемой пушки.
В области реактивных систем залпового огня как раз в эти годы был разработан и поступил на вооружение знаменитый «Град».
В числе прочих упреков в адрес Н.С. Хрущева приводится «разгром танкостроения», подтверждаемый репликой первого секретаря на показе в Кубинке 22 июня I960 г. в адрес представших пред его взором прототипов перспективных тяжелых танков: «А эти псы-рыцари что здесь делают?»
Действительно, по пункту 7 Постановления от 17 февраля 1961г. №141-58 была прекращена разработка новых тяжелых танков, а точнее, нескольких конкурирующих образцов - «объектов 269» и «279» КБ ленинградского Кировского завода и «объекта 770» челябинского Кировского завода. Но это конкретное направление танкостроения действительно уже не имело перспектив. Установленные на новых средних танках гладкоствольные пушки 115-мм и, в особенности, 125-мм калибра по бронепробиваемости уже не уступали 130-мм нарезным орудиям перспективных тяжелых танков. Во всем мире в 1960-е гг. восторжествовало мнение, что с учетом достигнутых возможностей противотанковых управляемых ракет по вероятности попадания и бронепробиваемости прикрыть танк абсолютно непробиваемой броней невозможно. Даже найденные как раз в те годы принципиально новые технические решения, прежде всего комбинированное бронирование, при умеренной массе бронеобъекта позволяли обеспечить высокую степень защиты только лобовой проекции танка. От разрабатывавшихся в те годы перспективных американских танков требовалась авиатранспортабельность самолетом С-141, что определяло предельную величину массы - не более 35 т. Аналогичные требования предъявлялись и к перспективному советскому танку.
Напомним также о том, что в послевоенные годы за рубежом было создано несколько образцов тяжелых танков, но ни один из них не был построен более чем в нескольких десятках экземпляров.
Все перспективные направления танкостроения были реализованы в новом среднем, по более поздней терминологии - основном боевом танке Т-64 («объект 432»), созданном гениальным А.А. Морозовым по Постановлению от 17 февраля 1961 г. №141-58. Основные технические решения по этой машине - применение комбинированной брони (в данном образце -с включением алюминия и стеклопластиков), мощной гладкоствольной пушки, сокращение экипажа до трех человек за счет внедрения автомата заряжания, использование боковых коробок передач в качестве механизма поворота - до настоящего времени определяют лицо всех серийных отечественных танков, как бы ни пытались опорочить память Морозова. Даже внешне Т-72 и Т-80 не слишком отличаются от Т-64, хотя в машинах, созданных спустя десятилетия после появления этого детища харьковского КБ, разумеется, удалось достичь лучших показателей по надежности и технологичности. Даже применение двухтактного оппозитного двигателя не оказалось тупиковым решением, о чем свидетельствует массовый экспорт ныне уже украинского Т-84. При этом поставляются Т-84 за доллары, а не за красивые слова, как было в советское время.
Таким образом, именно в рассматриваемый период отечественное танкостроение на Т-64 осуществило прорыв в будущее. В немалой степени этому содействовал лично Н.С. Хрущев, отстоявший «объект 432», несмотря на упорное сопротивление начальника бронетанковых войск генерал-полковника П.П. Полубоярова.
Наиболее сомнительным в советском танкостроении представляется увлечение танками с чисто ракетным вооружением. Но, во-первых, в этом проявились общемировые заблуждения: именно в эти годы в Америке разрабатывается 152-мм танковый управляемый снаряд «Шилейла», несколько позже французы приступают к работе над 140-мм сверхзвуковой ракетой «АКРА». Во-вторых, в отличие от Запада, у нас этот процесс оказался плодотворным. Уже к середине 1960-х гг. пришло понимание того, что не танк должен делаться под ракету, а ракета - под танк, а точнее, под 100-125-мм танковую пушкувысокой баллистики, рассчитанную, в первую очередь на обычный подкалиберный снаряд. Завершением этого процесса стало создание в СССР в 1970-1980-е гг. танковых управляемых снарядов «Кобра», «Свирь», «Рефлекс», «Бастион», обеспечивших отечественным танкам бесспорное преимущество над зарубежными в части возможности эффективного поражения противника на дальностях до 4-5 км.
Нельзя не напомнить о создании в 1950-19бО-е гг. бронетранспортеров семейства БТР-60, широком развертывании работ по БМП-1. Таким образом, весь спектр вооружения Сухопутных войск непрерывно совершенствовался, части все больше пополнялись новой техникой.
Наверное, больше всего антихрущевских мифов скопилось в заводи отечественного флота. Никите Сергеевичу приписывают инициативу решения о прекращении строительства красавцев - тяжелых крейсеров пр. 82. Между тем абсолютная боевая бессмысленность подобных кораблей в 1950-е гг. была очевидна как для руководства флота, так и для судостроительной промышленности. Поэтому они постарались провести соответствующее решение через правительство буквально через месяц после смерти И.В. Сталина, когда важнейшие государственные мужи были озабочены куда более важным вопросом - кто же из них станет Первым лицом государства Н.С. Хрущева.
До неузнаваемости затоптана толпами мемуаристов, включая самого Н.С. Хрущева, истинная история прекращения строительства легких крейсеров пр.68бис (головной корабль - «Свердлов»). Боевая ценность этих кораблей была также весьма сомнительна. Немецкие рейдеры хозяйничали в Атлантике только в первые годы войны. К 1943-1944 гг. зоны действия самолетов береговой авиации союзников полностью перекрыли просторы этого океана. Туго пришлось даже немецким подводным лодкам, а гитлеровский линкор смог выйти только под прикрытием кромешной тьмы полярной ночи, да и то для лишь того, чтобы с честью погибнуть. С послевоенным развитием радиолокации ни о каком рейдерстве и речи быть не могло.
Разумеется, это не исключало принципиальной возможности отдельных дерзких операций типа захвата немцами Норвегии в 1940 г. Но для этого не обязательно располагать могучим флотом. Примером может служить измышленная пресловутым фантазером Томом Клэнси в романе «Красный шторм» операция «красных агрессоров» по захвату Исландии. Для ее проведения вполне хватило внешне безобидного лихтеровоза «Юлиус Фучик», без какого-либо привлечения армад ракетоносцев и десантных судов.
Неоднократно вспоминалось о советских крейсерах и как об основном средстве огневой поддержки десанта. При этом забывалось, что громить придется чужой берег, на котором, среди прочего, находятся и аэродромы вражеской авиации... А что может сделать береговая авиация с кораблями, не прикрытыми своими истребителями, прекрасно поняли наши черноморцы, не показывавшиеся в море после гибели лидера «Харьков» и эсминцев «Беспощадный» и «Способный».
В дальнейшем жизнь нашла «экологическую нишу» и для советских крейсеров. Эти корабли лучше других подходили для непосредственного слежения за авианосцами противника. С началом войны, даже погружаясь в пучину под огнем противника, они успели бы своими 152-мм снарядами разворотить палубу авианосца, выведя из строя его авиацию и обеспечив успех прорыва к главной цели ракет самолетов берегового базирования и подводных лодок.
С другой стороны, такая угроза была очевидной и для американцев, которые старались устранить ее всеми законными и незаконными средствами. Советский флот весной 1986 г. сам показал, как надо обходиться с излишне назойливыми мореплавателями. Черноморцы бесстрашно наваливались на американские корабли, нарушившие непризнанные США 12-мильные пределы советских территориальных вод.
Среди командиров многочисленных кораблей охранения американских авианосцев нашлись бы «неаккуратные» судоводители, способные в тревожной обстановке не щадя борта своего «совершенно случайно» намертво сцепиться с нашим кораблем непосредственного слежения, надолго обездвижив его и обеспечив тем самым отрыв прикрываемого соединения.
Так или иначе, но крейсеров пр. 68бис было построено немало -14 единиц. В совокупности с пятью еще не старыми кораблями пр.68К на каждый из флотов пришлось по четыре-пять крейсеров. Этого вполне хватило бы и для боевой службы, и для других реальных областей применения. Но по пр. 68бис и его модификациям велись работы по 27 кораблям, был заложен 21 крейсер, спущено на воду девятнадцать. В 1955 г. работы на недостроенных кораблях были приостановлены, при этом два-три из них (в том числе «Щербаков» на Балтийском заводе, «Адмирал Корнилов» на Черноморском заводе) находились в очень высокой степени готовности. Вопреки распространенной версии, тогда эти корабли вовсе не предполагалось разделать «на иголки». Приостановление строительных операций предусматривало их последующую достройку как ракетоносцев. Предполагавшееся ракетное оружие (комплекс «Стрела», позднее П-40 или П-6) еще находилось в стадии разработки, и корабли годами вынужденно стояли у стенок заводов. В последовавшей к концу 1950-х гг. дискуссии о будущем этих крейсеров флот настаивал на их достройке по современным проектам, а промышленность, напротив, стремилась поскорей направить их на переплавку, понимая, что построить корабль заново обойдется дешевле: не потребуется тратить силы и средства на аккуратный демонтаж уже построенного.
Министр судостроительной промышленности подчеркивал, что достройка крейсеров пр.68бис как ракетоносцев обойдется стране в 2 млрд. рублей, да и эксплуатация их будет стоить по 200 млн. рублей ежегодно.
Кроме того, результаты исследований показали, что для сколько-нибудь надежного прикрытия кораблей потребуются три полка истребителей берегового базирования, ежедневно осуществляющих по пять вылетов полным составом. При этом нашим морякам настоятельно рекомендовалось «не заплывать за буйки» - не удаляться более чем на 200 миль от родных берегов.
Только в 1959-1960 гг. было принято решение о ликвидации недостроенных крейсеров. Разумеется, резка почти готовых кораблей вызывала боль в душах моряков и корабелов. По преданию, николаевские рабочие предложили бесплатно достроить «Адмирал Корнилов», движимые как патриотизмом, так и стремлением получить премии, причитающиеся при вступлении корабля в строй. Можно согласиться и с Хрущевым, утверждавшим в своих мемуарах, что мощи нашей стране они реально не прибавили бы. А вот эксплуатация их до 1980-х гг. обошлась бы в копеечку.
Многие авторы ставят в вину Хрущеву, и не только ему, отказ от строительства авианосцев. Наверное, сегодня никто уже не сомневается в том, что «его величество авианосец» стал повелителем морей уже в 1940-е гг. и остается им по настоящее время. Не будем даже вспоминать об отсутствии в СССР какого-либо опыта постройки и эксплуатации кораблей этого класса, задаваться вопросом о готовности нашей промышленности к постройке хотя бы единичного столь сложного корабля. Напомним, какую реконструкцию потребовалось провести для этого на Черноморском судостроительном заводе - и это в 1980-е гг., а не в середине века! Предположим, что удалось бы построить один, два, даже три авианосца, не уступающих «Форрестолу» и даже «Энтерпрайзу». Все равно мощность не только судостроения, но и всей промышленности США многократно превышала возможности СССР. Такая ситуация уже не раз была в истории. К началу XX века, почувствовав угрозу со стороны Германии, англичане в законодательном порядке постановили закладывать по два киля в ответ на каждый возводимый на немецкой верфи.
Вне зависимости от героизма экипажей и таланта командиров наших надводных кораблей их ждало бы неизбежное поражение, как немцев и японцев в прошедшей войне. Символической для надводных кораблей этих стран стала судьба мощнейших в мире линкоров типа «Ямато» - геройски пойти на дно под градом бомб и торпед, даже не сблизившись с врагом на дальность выстрела своих уникальных 18-дюймовых пушек!
Поэтому единственной эффективной военно-технической политикой экономически более слабой стороны мог быть только «несимметричный ответ» - наращивание подводного флота. Эту стратегию и стал реализовывать «наш Никита Сергеевич» с присущей ему склонностью несколько перегибать палку.
Был взят верный курс на создание атомного подводного флота. При этом практически сразу развернулось серийное строительство подводных атомоходов, в то время как американцы в течение двух-трех лет осуществляли опытную эксплуатацию своих первенцев - «Наутилуса» и «Си Вульфа», убедились в ненадежности натриевого реактора последнего и лишь после этого приступили к массовой постройке торпедных «Скорпионов», а затем и подводных ракетоносцев «Джордж Вашингтон» с оправдавшими надежды водо-водяными реакторами. Но у нас не было времени на планомерное освоение атомной энергетики. Подводная лодка К-3 (будущий «Ленинский комсомол») вышла в море спустя четыре года после «Наутилуса». Спешка довела до беды: реакторы один за другим выходили из строя. В результате в дни Карибского кризиса к берегам Кубы не смог направиться ни один атомоход. Но, как говорится, все это от нашей бедности.
Она же определила и выбор не самых оптимальных решений по первым подводным ракетоносцам. Из-за массивности приборов бортовой аппаратуры и ядерных зарядов баллистические ракеты получились очень громоздкими. Их можно было размещать только в ограждении рубки, всего по две-три на подводную лодку. Американцы, даже используя твердотопливные двигатели с худшей энергетикой, сумели создать аккуратные «Поларисы», которые устанавливались в прочном корпусе, по 16 ракет на каждой лодке.
В развитии советских морских стратегических сил был и период эксплуатации стратегических крылатых ракет П-5. Американцы создали нечто аналогичное в виде ракет «Регулюс» и «Регулюс-2». Работы в этом направлении были оправданы как подстраховка на случай задержки в разработке баллистических ракет. Американцы сняли с вооружения стратегические крылатые ракеты в начале, мы - в середине 1960-х гг.
Но звание истинно «национального оружия», по определению С.Г. Горшкова, на протяжении трех десятилетий командовавшего нашим флотом, получили противокорабельные крылатые ракеты. При этом они эксплуатировались как на подводных лодках, так и на надводных кораблях. Ракеты П-35 неплохо проявили себя в полигонных стрельбах, да и в боевых условиях имели шанс прорваться к авианосцу противника. Вот только как бы узнать, где находится это авианосец! Целеуказание при стрельбе на загоризонтные дальности превратилось в важнейшую задачу, для решения которой в рассматриваемый период начали создавать принципиально новые специальные средства - самолеты, ретранслирующие наблюдаемую радиолокационную «картинку» непосредственно на борт корабля, спутники аналогичного назначения.
Другая проблема состояла в обеспечении боевой устойчивости. Еще в «угрожаемый период» палубная авиация вероятного противника постаралась бы отправить на дно ракетный крейсер пр.58 по факту начала предстартовой «гонки» двигателей его ракет. Собственные средства ПВО пр.58 - одна батарея зенитного ракетного комплекса М-1 и два спаренных 76-мм автомата - имели скорее символическое значение. Не решало проблему и предусмотренное нашими флотоводцами придание ракетным крейсерам эскорта из двух больших противолодочных кораблей пр.61, несших каждый по паре батарей М-1. Поэтому строительство ракетных крейсеров велось в ограниченных масштабах: было построено по четыре корабля пр.58 и пр. 1134.
Совершенно правильно выбор был сделан в пользу подводных лодок как основного носителя крылатых ракет. Аналогичным П-35 комплексом П-6 оснастили 29 атомных субмарин пр.675 и 16 дизельных пр.651, построенных в 1960-е гг. Правильным было и решение сосредоточиться на строительстве атомоходов с противокорабельными, а не со стратегическими ракетами. Действительно, стационарные цели на территории США уже могли поражаться баллистическими ракетами РВСН, а вот с авианосцами, несущими самолеты с ядерным оружием, мог справиться флот и только флот, а именно - его корабли и авиация.
Однако как раз в эти годы американские авианосцы становятся всего лишь резервным компонентом стратегических ядерных сил, передавая ведущую роль «большой дубинки» флота подводным лодкам системы «Поларис». Последующие события показали, что создание эффективной системы стратегической противолодочной обороны оказалось столь же принципиально невыполнимой задачей, как и разработка действенной системы ПРО. В конце 1950-х гг. наши ракетчики поддержали ошибочное мнение о том, что оружие американских подводных ракетоносцев еще на протяжении длительного периода будет обладать ограниченным радиусом действия. Психологически вполне можно понять этих людей, во всей полноте ощутивших особую сложность морского ракетостроения, тем более что заокеанские ракетчики пошли по еще более трудному пути создания малогабаритных ракет на твердом топливе с невысокой в те годы энергетикой.
Действительно, первые модификации «Полариса» - А-1 и А-2 -имели максимальную дальность 2200 и 2800 км соответственно. Это ограничивало районы их боевого патрулирования относительно небольшими акваториями восточного Средиземноморья, Северной Атлантики и Арктики. Предполагалось, что по завершении постройки серии из десятков противолодочных крейсеров пр. 1123 советский флот сможет систематически отслеживать американские лодки в этих водах, а с началом военных действий уничтожать их до пуска ракет. Однако к моменту вступления в строй первого противолодочного крейсера «Москва» американские ракетоносцы были перевооружены на ракеты «Поларис А-3» с дальностью 4600 км. Зона их патрулирования охватила все приевропейские воды и стала практически необозримой.
Таким образом, оказались напрасными усилия, затраченные на создание противолодочных кораблей. В их число помимо обладавших реальным противолодочным потенциалом вертолетоносцев пр. 1123, входили также корабли пр.61, не имевшие эффективных средств поиска подводных лодок, а также ненамного превосходящие их большие противолодочные корабли пр. 1134А и пр.1134Б. Практически все они вошли в строй после октября 1964г., но ошибочная идеология их разработки была заложена как раз в хрущевский период, при этом планы постройки противолодочных кораблей находили понимание и поддержку тогдашнего первого лица.
Несомненно, вопиющей нелепостью того времени стало проектирование погружающегося ракетного катера пр. 1231, работы по которому велись для претворения в жизнь замысла, выдвинутого лично Никитой Сергеевичем. Объединенные в этом проекте недостатки совокупности кораблей различного назначения явно перевешивали сумму их достоинств. В результате получился гибрид плохого ракетного катера и никудышной подводной лодки. К счастью, проект был прекращен на «бумажной» стадии и обошелся стране намного дешевле, чем другая «царская прихоть» - сталинский тяжелый крейсер пр.82.
Также ошибочной можно признать и ликвидацию речных бронекатеров, к концу 1960-х гг. остро потребовавшихся на пограничных дальневосточных реках. Но это скорее проявление недальновидности внешней политики.
Понятно негодование, с которым воспринял коллектив феодосийского завода прекращение строительства малых торпедных катеров, но спрашивается, что вообще смогли бы сделать эти катера после распространения радиолокации и что могло спасти их от истребления авиацией противника. И неужели мало оказалось для нашего флота более чем тысячи этих практически бесполезных корабликов, построенных в первое послевоенное десятилетие!
Подводя итог деятельности Н.С. Хрущева по руководству военно-технической политикой СССР, отметим, что, в отличие от 1953 г., к концу 1964 г. безопасность страны оказалась практически гарантированной. Хотя еще и не удалось достигнуть формального паритета с США (по численности стратегических вооружений СССР отставал в несколько раз), главным фактором стало равенство возможностей взаимного уничтожения при любом развитии военных действий. Причем это было подтверждено в ходе Карибского кризиса, когда США не рискнули развязать военные действия против СССР, несмотря на численное преимущество в средствах доставки более чем на порядок. Ведь в те дни 175 американским МБР, 128 ракетам на подводных лодках, 105 ракетам средней дальности и 1306 бомбардировщикам противостояло до 42 советских МБР, 24 ракеты на Кубе, а также 230 бомбардировщиков, способных хотя бы в один конец долететь до Америки, что еще не гарантировало возможности преодоления ими мощнейшей противовоздушной обороны.
Решение наиважнейшей задачи обеспечения практической безопасности при ограниченных ресурсах страны потребовало определенной перестройки структуры Вооруженных Сил, сокращения доли авиации, флота и, в какой-то мере, Сухопутных войск. Но это было вынужденной мерой, а не капризом руководителя. Для экономии средств вполне обоснованно прекращались разработки неперспективных образцов техники, тех же тяжелых танков, мощных пушек и артиллерийских кораблей.
Разумеется, в военном строительстве был допущен ряд ошибок. Некоторые из них носили достаточно объективный характер, проявившийся не только в нашей стране. Например, погоня за миражом фактически неразрешимых задач создания эффективных ПРО и «стратегической» ПЛО, отказ от пушечного вооружения истребителей. Число же субъективных ошибочных решений минимально: поспешная ликвидация самолетов Ил-28 и бронекатеров, нелепая затея с погружающимся ракетным катером.
Свидетельством обоснованности военно-технической политики Хрущева является и то, что практически ни одно из важнейших решений в этой области не было пересмотрено после его отстранения от власти, хотя определенные попытки в данном направлении предпринимались. Так, в конце 1964 - начале 1965 г. работала комиссия во главе с президентом Академии наук СССР М.В. Келдышем, так сказать, «по расследованию вредительской деятельности В.Н. Челомея». Ее результатом стало прекращение нескольких явно мертворожденных проектов, работы по которым к тому времени практически уже и не велись, например, по боевому варианту УР-500 («Протон»). Абсолютное же большинство разработок признали вполне отвечающими требованиям Вооруженных Сил как по замыслу, так и по исполнению. Они были успешно завершены в последующий период.
Не найдется и принципиально новых работ, не получивших одобрения в период руководства Н.С. Хрущева и начатых непосредственно после его завершения.
Чем же все-таки определялся столь низкий авторитет Хрущева в Вооруженных Силах и военно-промышленном комплексе?
Можно выдвинуть следующие предположения.
Во-первых, в 1955-1958 гг. было проведено радикальное сокращение общей численности Вооруженных Сил на 2 миллиона 140 тысяч человек, а в начале 1960 г. было объявлено о дальнейшем уменьшении их численности еще на 1 миллион 200 тысяч человек. Сократился срок службы призывников. Необходимость этой меры определялась тем, что с конца 1930-х до середины 1950-х гг. наши армия и флот находились в частично либо полностью отмобилизованном состоянии. В 1955 г. численность Вооруженных Сил составляла 5 миллионов 763 тысячи - половину от соответствующего показателя в дни войны. Так не могло продолжаться бесконечно, народное хозяйство и без того было ослаблено колоссальными потерями населения в годы войны, когда погибли в основном именно те мужчины, которые в 1950-е гг. находились бы в самом трудоспособном возрасте.
Досрочно вернувшийся к труду рядовой состав мог только благодарить партию и правительство, но для уволенных из армии офицеров, как тогда говорили ЖОР - «жертв одностороннего разоружения», случившееся означало крах жизненных планов, который не каждый мог воспринять, внутренне не сломавшись. Судьбу своих товарищей офицеры запомнили всерьез и надолго.
Во-вторых, по личным пристрастиям Хрущев не был, в отличие от Сталина или Гитлера, энтузиастом военной техники, с удовольствием вникавшим в детали технического облика нового оружия. Более того, именно при нем впервые с 1920-х гг. начали если не считать расходы на оборону, то хотя бы осознавать их ограниченность. В частности, его потряс тот факт, что Черноморский флот за один выход в море на учения сжег больше мазута, чем все народное хозяйство Украины за год.
В-третьих, он осознал неприменимость военного мышления Великой Отечественной войны к реалиям ядерной эпохи. По свидетельству сына, Н.С. Хрущев резко прервал доклад командующего Сухопутными войсками маршала А.А. Гречко, излагавшего блестящие планы будущей войны: «на второй день форсируем Рейн, на пятый - шестой берем Париж, а там и за Пиренеи...». «Вы что, не слыхали об атомном оружии? Какой Париж? В наполеоны метите? От вас в первый же день мокрое место останется... Вы что, на самом деле воевать собираетесь?»
При этом Никита Сергеевич отнюдь не был пацифистом, жестко реагируя на происходившие события в ходе Суэцкого кризиса и Будапештского восстания, действуя на грани авантюры в Берлинском и Карибском кризисах.
Возможно, сказалось и то, что не так уж много лет прошло после окончания Великой Отечественной, в которой активно участвовали все генералы и большинство старших офицеров 1950-1960-х гг. Напротив, фронтовая деятельность Хрущева сводилась к не слишком почтенной роли говоруна - политработника, пусть и на очень высоком уровне члена военного совета фронта. Не придала любви военных и отставка Г.К. Жукова, воспринятая как черная неблагодарность Хрущева за решающую помощь Георгия Константиновича в разгроме «антипартийной группы».
Мы еще не отошли от событий середины XX века настолько, чтобы «добру и злу внимая беспристрастно», оценивать людей, которых хоть издали, но довелось увидеть своими глазами. Тем не менее настала пора отказаться от сложившихся стереотипов и по достоинству оценить роль Н.С. Хрущева, и в военной области ярко проявившего противоречивость своей натуры, столь наглядно отображенную в знаменитом черно-белом монументе, возведенном на месте его захоронения.
