Революция в военном деле взгляд с Запада
ВОЕННАЯ МЫСЛЬ № 4 (7-8)/1997, стр. 73-80
Революция в военном деле: взгляд с Запада
Полковник С.Л.ПЕЧУРОВ,
кандидат военных наук,
профессор Академии военных наук
НЕИЗБЕЖНОСТЬ революции в военном деле первым предсказал (и это признают многие западные военные теоретики) на рубеже 70-80-х годов бывший в то время начальником Генерального штаба ВС СССР Маршал Советского Союза Н.Огарков, который был убежден, что вооруженные силы должны претерпеть существенные изменения как по форме, так и по содержанию со всеми вытекающими отсюда последствиями. Позднее и на Западе осознали неотвратимость грядущих эпохальных изменений. По свидетельству одного из ведущих теоретиков США в области военно-политических проблем Э.Коэна, американские стратеги уже почти десять лет пытаются осмыслить феномен революции в военном деле в нынешних условиях и то, каким образом она может воздействовать на войны будущего. Бывший заместитель председателя комитета начальников штабов ВС США адмирал У.Оуэне прямо указывает на то, что этот процесс нуждается в форсировании, поскольку планирование войн XXI века следует начинать уже сегодня.
Вместе с тем единого мнения у западных аналитиков по этому вопросу до сих пор нет. Одни считают, что преждевременно делать какие-либо однозначные выводы из последних достижений науки и техники. Американский политолог Ф.Ричесон, например, сравнивает ситуацию, которая сложилась сегодня в США, с периодом 20-х годов нынешнего века и отмечает, что технологический прорыв, ставший очевидным во время Первой мировой войны, был реализован только через 20 лет (накануне Второй мировой войны). По мнению видного ученого О.Мортона, если в 20-х годах изменения касались в основном отдельных родов войск, то в будущем какие-либо новшества могут реализоваться только в комплексе и затронуть ВС в целом, поскольку уже очевидно, что военные действия любого масштаба будут всеобъемлющими. Другие заявляют, что не стоит преувеличивать возможные последствия технического прогресса для будущих войн и что технологические усовершенствования не меняют «постоянных величин войны». Государства и нации якобы «вели и будут вести войны, руководствуясь интересами своей безопасности, чести, ненависти, амбиций, реванша, мести и т.п.». Меняется не суть войны, подчеркивают они, а нюансы материально-технического обеспечения, связи, разведки и т.п. Но одна технология не делает революции в военном деле: последняя нуждается в эффективной подпитке новой доктриной и организационными новшествами. Как считает Ф.Ричесон, не следует кивать на военные действия в зоне Персидского залива (1991 год), так как и взятая на вооружение в ходе конфликта американцами и их союзниками концепция «воздушно-наземная операция (сражение)», и большинство продемонстрированных там технологических новшеств уходят корнями в 70-80-е годы, а не устремлены в будущее.
Итог этой дискуссии как бы подводит наиболее авторитетный сегодня американский политолог, директор Центра стратегических и бюджетных оценок Э.Крепиневич: «...революция в военном деле происходит тогда, когда новые технологические достижения, воплощенные в значительном количестве военных систем, пересекаясь с новыми оперативными концепциями и организационными новшествами, в совокупности фундаментальным образом меняют характер и формы ведения военных действий». Но прогресс невозможно остановить. В лабораториях и конструкторских бюро рождаются все новые и новые проекты. Так, развитие информатики в последние годы привело к созданию таких компьютерных программ, которые генерируют новые технические решения и позволяют в короткие сроки воплотить их в изобретения высокого уровня. Четверть века назад американская аналитическая корпорация «Рэнд», опираясь на результаты специального исследования, сделала вывод о том, что качественно новая система оружия появляется на основе 50-150 изобретений. На сегодняшний день таких изобретений должно быть уже 200-250.
С разработкой принципиально новых компьютерных программ создание систем оружия, основанных на неизвестных ранее физических принципах, как считается, будет происходить по более коротким циклам и с меньшими затратами.
Новое оружие, изобретаемое в кабинетах ученых, уже в массовом порядке испытывается в войсках и поступает на вооружение. Так, если в ходе корейской войны начала 50-х годов было использовано девять ранее неизвестных видов оружия, во Вьетнаме (1964-1975 годы) - 25, в четырех арабо-израильских вооруженных конфликтах (60-80-х годов) - 30, то в войне в зоне Персидского залива (1991 год) - около 100. Конечно, это не означает, что все данные системы были или будут приняты на вооружение, но динамика их применения говорит о многом.
Практически все западные аналитики сходятся во мнении, что утратили былое значение доминировавшие до последнего времени «боевые платформы» - корабли, самолеты, танки и т.п. Сохранив главное свое преимущество, заключающееся в сочетании мобильности и ударной силы, они перестали отвечать основному критерию - «стоимость-эффективность». Необходимость оборонять дорогостоящие «платформы» в ходе боя ведет к тому, что они становятся все более громоздкими и сложными, превращаясь, таким образом, в еще более уязвимые и привлекательные цели. Как заметил один из ведущих британских военных теоретиков, с философской точки зрения танк, судя по всему, направляется в тупик. В настоящее время существует пока один кардинальный способ нейтрализовать угрозу «платформам» - это внедрение технологии «стеле», которая хорошо зарекомендовала себя в ходе войны в зоне Персидского залива, будучи примененной на американских тактических истребителях F-117. Однако широкое использование в военном деле этой технологии - дорогое удовольствие. Даже такие развитые государства, как Великобритания и Франция, вынуждены ограничивать финансирование исследований в данной области и внедрение «стеле» в конкретные виды вооружений.
Выход из обозначившегося тупика некоторые западные специалисты видят в дальнейшем углублении исследований и расширении номенклатуры поступающих на вооружение дистанционно управляемых систем оружия, например беспилотных летательных аппаратов (БПЛА), способных держаться в воздухе до нескольких суток без посадки, летать быстрее и выше, чем управляемые людьми самолеты, а также «умных» (избирательных) минных полей и фугасов, боевых (ударных) спутников и т.п. Ряд американских аналитиков предлагают «совместить несовместимое». В опубликованном в 1996 году докладе ВВС США «Перспективы нового мира» выдвинута идея создания так называемого воздушного авианосца дальнего действия, который будет нести небольшие «стелсовые» ударные БПЛА и запускать их по мере необходимости. Нечто подобное предложил упоминавшийся выше Э.Крепиневич для ВМС. Речь идет о создании изготовленных по технологии «стеле» кораблей-арсеналов, имеющих очень низкую посадку (или полупогруженное состояние) и способных нести от нескольких десятков до тысячи различных (крылатых и баллистических) ракет. Вместе с тем основной идеей западных ученых остается та, что главную роль в конфликтах будущего будут играть не платформы - носители оружия, а «сверхкачественное» оборудование, вооружение, высокоточные боеприпасы, установленные на них различные сенсоры и датчики. В подтверждение такой точки зрения приводится факт, когда самолет устаревшего типа, но вооруженный новейшими ракетами «воздух-воздух» дальнего действия, используя наведение самолета ДРЛО, наносил поражение самым современным самолетам. С другой стороны, многие специалисты считают, что преждевременно уповать на исключительную роль ВТО, так как реальный (а не рекламный) опыт его применения в зоне Персидского залива показал результаты, далекие от ожидавшихся. Это подтвердило четырехлетнее исследование конфликта. Так, ни один из тысячи боевых вылетов самолетов, оснащенных высокоточными ракетами, против ПУ ракет «Скад» в Западном Ираке не привел к поражению цели.
Тем не менее из всего сказанного можно сделать вывод: главное, что определяет революцию в военном деле конца XX века, - это электронный, или информационный, фактор. Бывший помощник министра обороны США Дж.Най считает, что движущей силой нынешней революции в военном деле является информационная революция, которая сама в настоящее время находится в стадии формирования. Как заявил американский аналитик Р.Ньюман, господство на поле боя будущего завоюет сторона, обладающая более быстрой и более точной информацией. По страницам западных аналитических изданий даже кочует ставшее крылатым выражение: информация - это нефть будущего. Если в прошлом боевое пространство характеризовалось тремя составляющими - глубиной, шириной, высотой, то начиная с войны в зоне Персидского залива и на основе выводов по анализу ее результатов командирам придется оперировать и четвертым измерением - электромагнитным спектром диапазонов. Например, во время военных действий в Заливе США и их союзники использовали беспрецедентное количество различных частот - около 35 тыс. Не случайно некоторые американские аналитики называют операцию «Буря в пустыне» первой информационной войной. Это подчеркивает и О.Мортон, который утверждает, что вообще все войны - это информационное противоборство, но если в настоящее время термин «информационная война» означает что-то новое, то это использование информации как замены традиционных способов ведения войны, а не как приложения к ним.
Несмотря на то что этому новшеству в военной теории посвящено множество публикаций и аналитических материалов, общепринятое определение информационной войны отсутствует. Наиболее точно ее суть (в том смысле, как информационную войну понимают на Западе) отражена в принятом в американских ВМС определении: «Использование информации в обеспечении реализации стратегии национальной безопасности с целью достижения и удержания решающего превосходства за счет воздействия на информационную инфраструктуру противника путем использования ее ресурсов, подавления и искажения поступающей в нее информации, а также меры по защите своих информационных систем». Судя по открытым публикациям, большинство приемов информационной войны не новы, а вот резкое повышение ее эффективности западные специалисты видят в комплексном использовании этих приемов: от физического уничтожения объектов систем боевого управления эвентуального противника, использования методов радиоэлектронной борьбы, компьютерных вирусов, криптозащи-ты и вскрытия кодов до широкого применения психологических операций, в том числе путем использования компьютерных сетей типа Internet и средств массовой информации. Такое понимание и, видимо, уже начавшееся планирование ее ведения, в частности в США, дало большинству западных специалистов основание связать нынешнюю революцию в военном деле именно с информационной войной.
Тем не менее, несмотря на бесспорные достижения в области информатики, во взглядах на ее применение в военном деле среди западных специалистов нет единства. Так, начальник штаба сухопутных войск США генерал Д.Реймер считает, что даже если военнослужащие будут вооружены новейшим оружием и обеспечены новейшими средствами связи, война в ближайшие 10-15 лет останется в основном такой же, как и сейчас. Другой достаточно известный на Западе теоретик в области международной безопасности К.Грэй подчеркивает, что «информационные войны теоретически выглядят убедительно, но они эффективны только в том случае, если противник не в состоянии принять контрмеры», как это, например, случилось с Ираком в ходе конфликта в зоне Персидского залива. Более того, по его мнению, действительность конца XX века такова, что плоды технического прогресса в любой области быстро становятся достоянием всех и что «весьма скоро в подобную игру научатся играть многие».
Достижения в науке и технике, а также существенные изменения на международной арене стали тем побудительным мотивом, который заставил переосмыслить теоретические основы развития вооруженных сил государств Запада, и прежде всего США, являющихся своеобразным «законодателем моды» в области формулирования военных стратегий и доктрин.
Довольно быстро ответы на актуальные вопросы современности дали в американских ВВС и ВМС. Из недр военно-воздушных сил США уже в начале 90-х годов вышла Белая книга «Глобальный размах, глобальная мощь», в которой подчеркивается возрастающее значение этого вида вооруженных сил в войнах будущего. Дальнейшее развитие некоторых идей данного документа, уже на основе анализа опыта действий авиации в войне в зоне Персидского залива, нашло отражение в другой Белой книге - «Реорганизация ВВС». В сентябре 1992 года военно-морские силы США также подвели итог своим изысканиям. Их результатом стала военно-морская доктрина (или концепция), также устремленная в будущее, под несколько необычным, но передающим суть названием - «С моря ...». Доктринальные положения, которыми должны руководствоваться сухопутные войска США в подготовке к войнам будущего, нашли свое отражение в уставе СВ FM 100-5 «Операции» (1993 год), «Памфлете 525-5, операции сил XXI века» (1994 год).
Во всех перечисленных и некоторых других документах американских вооруженных сил, в том числе и в концептуальной разработке ВС США 1996 года «Единая перспектива - 2010 год», на основе анализа технологических достижений подведена концептуальная база под военное строительство на рубеже XX и XXI веков, сделана попытка если не определить, то хотя бы предугадать, каким образом и какими силами добиться победы в грядущих войнах. Практически все аналитики Запада приходят к выводу, что установившееся сейчас в военной области равновесие между качеством и количеством в начале следующего века заметно сдвинется в сторону первого. Уйдет в прошлое (после почти двух столетий) эпоха массовых военных систем, укомплектованных призывниками и вооруженных продукцией массового военного производства. Так, по мнению Р.Ньюмана, небольшие подразделения, оснащенные компьютерами, функционирующими в единой сети, смогут выполнять тот же объем задач, что и нынешняя дивизия.
Получит дальнейшее развитие тенденция объединения разновидовых оперативно-тактических группировок ВС. Эта идея об общевойсковом характере современного боя, хорошо усвоенная несколько десятилетий назад советскими военачальниками, наконец начала реализовываться прежде всего в США, затем в Великобритании и некоторых других странах путем создания объединенных командований и штабов и, соответственно, планирования совместных боевых действий видов ВС и родов войск и служб.
Наряду с развитием тенденции к уменьшению количественного состава ВС наметились признаки относительного (пропорционального) увеличения формирований сил специальных операций. Более того, даже пехотные (мотопехотные) подразделения и соединения все в большей степени начинают применять тактику их действий. В целом же западные специалисты сходятся во мнении, что в вооруженных силах необходимо создать такие формирования (от подразделений до соединений), которые благодаря новым технологическим новшествам действовали бы как единый боевой организм. Адмирал У.Оуэне, в частности, подчеркнул, что «создаваемая в настоящее время в вооруженных силах США так называемая «система систем», т.е. всевозможные установленные на спутниках, кораблях, самолетах, танках и т.д. датчики, объединенные в единую сеть, будут предоставлять информацию любому военному потребителю, которому она нужна».
Претерпит существенные изменения и экипировка военнослужащих. Не только командиры, но и солдаты получат индивидуальные средства обнаружения, целеуказания и связи. В CI1IA, например, уже проектируются шлемы (каски), в которые предполагается вмонтировать дисплеи с появляющейся на них информацией о целях, местности и т.д. Смонтированная в шлеме видеокамера будет передавать изображение в общую информационную сеть, а установленные на личном оружии солдата сенсоры - данные о цели на дисплей шлема, что должно обеспечить ее быстрое и точное поражение.
Вместе с тем общепризнано, что реализация данных проектов потребует фантастических затрат, и это может оказаться самой большой проблемой. Только в одном убеждены практически все западные специалисты в области военно-политических проблем: о каких бы затратах ни шла речь, революцию в военном деле не остановить. Конкретно ее результаты в последующие 20-30 лет претворятся в жизнь следующим образом. Во-первых, изменится характер военных действий на земле, в воздухе, на море; военное противоборство охватит две новые сферы - космос и электронный (информационный) спектр. Во-вторых, появятся принципиально новые, в том числе дистанционно управляемые боевые, «стелсовые» средства, а также организационные структуры, такие, как ударные космические и противокосмические, формирования информационной войны. В-третьих, быстрое распространение ракет большой дальности расширение использования технологии «стеле» в военном деле неминуемо приведут к доминированию «наступательного» образа мышления; станут еще более уязвимыми такие цели, как аэродромы, порты, командные пункты. В-четвертых, противоборство в информационной сфере может отодвинуть на второй план «физическое соперничество» на поле боя. В-пятых, традиционные ТВД могут в значительной степени утратить стратегическую автономность в результате принятия на вооружение качественно новых ударных высокоточных средств большой дальности, базирующихся далеко за их границами. В-шестых, сохраняющий свое значение стратегический фактор ядерного сдерживания противника не окажет существенного влияния на его намерение бросить вызов ядерной державе.
Как же представляют себе западные аналитики-прогнозисты вооруженное противоборство в будущем после завершения революции в военном деле?
В принципиальном плане, считают некоторые, войны XXI века будут схожи с военными кампаниями XVIII века, когда победа в войне зачастую достигалась не лобовым столкновением войск, а умелым их маневрированием. В результате противник был обречен на поражение и сдавался, не приняв боя. Аналогичным образом, делает предположение Ф.Ричесон, «информационное маневрирование» в будущем может загнать противника в тупиковое положение, когда в результате активных и пассивных методов информационной борьбы его воля к сопротивлению окажется парализованной.
Если дело дойдет до применения огневых средств, то и в этом случае, считают аналитики Запада, речь уже не будет идти о колоссальных перемещениях группировок войск. Сражения скорее всего уподобятся гигантским ракетно-артиллерийским дуэлям с использованием высокоточных боеприпасов, исключающих необходимость ведения ближнего боя. Кроме того, подчеркивает О.Мортон, в то время как расширяется пространственный размах военных действий, будет сокращаться их продолжительность. Б.Грэй, в свою очередь, делает предположение, с которым согласно абсолютное большинство западных экспертов, о том, что технологические достижения обеспечивают невероятно высокие темпы войны. По его мнению, семидневная война может стать нормой и сопровождаться колоссальными потерями. Практически даже не будет временного затишья, которым могли бы воспользоваться политики, чтобы предъявить условия мира терпящему поражение противнику.
Видимо, с учетом расширяющихся возможностей по нанесению глубоких ударов, наличия изготовленных по технологии «стеле» стратегических бомбардировщиков, кораблей-арсеналов, боевых (ударных) спутников и т.п. окажется нереальным создание безопасных тыловых районов с большим количеством военно-промышленных предприятий, складов вооружения и военной техники, оживленных транспортных коммуникаций.
Принципиальным примером будущего противоборства в воздухе, по мнению некоторых западных специалистов, служит «воздушная кампания», проведенная МНС в войне с Ираком (1991 год). Новым, видимо, станет массированное использование беспилотных летательных средств и самолетов, изготовленных по технологии «стеле». В связи с этим многие западные, особенно американские аналитики склонны гиперболизировать значение воздушной мощи в войнах будущего, считая, что она не только кардинальным образом повлияет на ход и исход конфликта любого масштаба, но и приведет к переосмыслению структуры (организации) вооруженных сил в целом. Так, они полагают, что через 20-30 лет сухопутные войска США вполне можно будет сократить до 25 тыс. человек.
На основе уроков войны в зоне Персидского залива в ВВС США родилась идея о возможности решения задач стратегического, оперативного и тактического уровня только военно-воздушными силами, ведением самостоятельной, или «параллельной», войны, в отличие от «последовательной», когда все виды ВС совместно решали поставленные задачи на оперативно-тактическом уровне, постепенно продвигаясь к стратегической цели. Считается, что «параллельная» война окажется успешной лишь в том случае, если воздействие осуществляется непрерывно и одновременно на всю тактическую, оперативную и стратегическую глубину противника до достижения поставленной цели - его капитуляции. Однако эта теория находит достаточно много оппонентов, особенно среди представителей других видов ВС, которые утверждают, что сторонники такого подхода слишком рано отбросили постулат Клаузевица о первоочередной необходимости разгрома войск и установления контроля над территорией противника, что можно осуществить только наземными войсками.
Новые аспекты противоборства на земле и в воздухе не обойдут стороной вооруженную борьбу на море. Дальнобойные и высокоточные огневые средства, принятые на вооружение даже в небольших морских державах, якобы позволят им осуществлять контроль над прибрежными районами и акваториями, удаленными на значительные расстояния от их границ. По мнению западных аналитиков, с принятием на вооружение новых кораблей противоминной борьбы, оснащенных дистанционно управляемыми средствами по обнаружению и уничтожению мин, подводных десантных судов, авианосцев - носителей БПЛА различного назначения, кораблей-арсеналов может кардинальным образом измениться характер противоборства на море в целом, в том числе значительно усложнится и «подводное противоборство».
Практически все западные прогнозисты, рассматривая различные сценарии войн будущего, не забывают выделять в качестве самостоятельной сферы военных действий космос. И если в появившемся в 1994 году в США докладе «Роль космоса» главной целью ставилось создание вокруг Земли «информационной сферы» - системы спутниковых сенсоров, которые бы обеспечивали мониторинг в широком диапазоне частот, то в последующих публикациях космос уже рассматривается как весьма вероятное в недалеком будущем новое «поле боя». Подчеркивается необходимость «во избежание космического Перл-Харбора» развернуть в космосе систему спутников информационной войны для ослепления или разрушения спутников противника. Фактически отстаивается идея формирования мощных противокосмических или противоракетных сил и средств космос-поверхность, что, по сути, открывает «второе дыхание» выдвинутой еще во времена президентства Р.Рейгана пресловутой «стратегической оборонной инициативе».
Обходить всевозможные договоренности о неиспользовании космоса в военных целях предлагается различными способами, в том числе за счет создания так называемых трансатмосферных средств, способных функционировать в любой среде.
Информационная, или, как ее еще называют, «кремневая», война - пятая среда противоборства будущего - может вестись, как считают западные аналитики, самостоятельно и в комплексе с военными действиями на земле, в воздухе, на море, в космосе. И хотя многие эксперты Запада продолжают настаивать на том, что принятие на вооружение концепции «информационной войны» может привести не к кардинальному изменению военного противоборства в целом, а лишь к повышению его эффективности, на страницах политологических изданий рисуются новые картины этой «войны будущего», продолжают конкретизироваться формы и способы ее ведения. Так, предусматривается, что наступательные действия в этой войне будут означать нарушение сбора и использования информации противником и обеспечение ее использования в своих интересах. Эти действия выразятся в комбинировании таких традиционных способов, как высокоточные удары по объектам системы управления противника, и нетрадиционных - электронное проникновение в информационные сети и сети управления для ввода в заблуждение и дезинформации руководства противника. В целях противодействия предусматриваются оборонительные действия - мероприятия по обеспечению секретности, использованию шифров. Нетрадиционные меры будут включать антивирусную защиту электронных систем, применение новых методов передачи данных и т.п.
И еще об одном важном аспекте возможного противоборства в будущем. Речь идет о ядерном оружии, наличие которого в арсеналах ряда ядерных государств (в том числе официально таковыми не являющихся) не положило конец всем войнам. История знает достаточно примеров, когда неядерные государства нападали на ядерные, если считали, что объект их нападения «согласится» с умеренными потерями. Так, например, было в 1982 году, когда Аргентина пыталась захватить принадлежащие Великобритании Фолклендские острова, или в 1973-м, когда Египет и Сирия внезапно вторглись на оккупированные Израилем арабские территории. Судя по всему, так будет и впредь. Более того, негосударственные образования вообще имеют иммунитет к ядерной угрозе, в связи с чем ядерное сдерживание не может на них распространяться. Достаточно вспомнить вооруженную борьбу повстанцев-партизан с контингентами ВС ядерных держав во Вьетнаме (Франция, США), Афганистане (СССР), Сомали (США) и т.д.
Доминирование ядерного оружия на стратегическом уровне, как подчеркивается в докладе руководимого Э.Крепиневичем исследовательского центра, «делает нынешнюю революцию в военном деле исторически уникальной». Набирает обороты тенденция к расширению набора вариантов стратегического противоборства. К примеру, новые возможности по нанесению высокоточных, дальнобойных ударов или использование космических боевых средств в ряде случаев могут заменить применение ядерного оружия в стратегическом планировании. Более того, как считают западные специалисты, обладание высокоточными и дальнобойными средствами поражения вполне способно стать сильным фактором взаимного сдерживания, учитывая те колоссальные потери, которые одна из сторон могла бы нанести другой, используя только обычные вооружения. Точно так же последствия стратегического характера может иметь самостоятельная информационная война.
В то же время, несмотря на существующее мнение о том, что ядерная война сама себя изживает и становится все более маловероятной, многие западные аналитики склонны считать факт распространения ядерного оружия предвестником реальности ядерного столкновения в будущем, включая и ядерный терроризм. Но и нынешние де-факто и де-юре ядерные державы вряд ли смогут устоять перед соблазном, например, в ходе эскалации войны одним ядерным взрывом на орбите вывести из строя значительную часть системы спутников начинающего побеждать противника.
Существенным моментом во все времена военной истории было и останется то, считают специалисты Запада, что очень важную роль в революции в военном деле играет политический фактор. Еще недавно, констатирует Э.Коэн, в планировании американского и советского военного руководства доминировала готовность, в случае обострения международной обстановки, к глобальной (или всеобщей) войне. Так, американский военно-политический теоретик З.Бжезинский полагает, что еще как минимум лет 15 никто не сможет бросить вызов единственной оставшейся сверхдержаве - США, а потому в будущем наиболее вероятны военные действия с относительно ограниченными целями. Однако в связи с тем, что «культура сдержанности» времен «холодной войны» ушла в прошлое, все мы, как единодушно считают политологи Запада, уже столкнулись с первыми признаками «эпохи воинственности», чреватой повсеместным увеличением количества войн и военных конфликтов. Более того, подчеркивает Э.Коэн, поскольку революция в военном деле основывается на относительно независимом научно-техническом прогрессе, могут чрезвычайно быстро появляться новые военные державы. Такие страны, например, как Япония или Китай, по тем или иным политическим, конъюнктурным соображениям смогут быстро превратить гражданскую технологическую мощь в ее военный эквивалент. Технологии будущего способны создать для некоторых небольших государств такой уникальный военный потенциал, что те окажутся в состоянии отразить нападение более сильных в военном отношении стран.
Таким образом, как считают западные специалисты, нынешняя революция в военном деле, впрочем, как и все предыдущие, несет в себе достаточно много неопределенностей относительно конечных сроков и конкретных ее результатов. Очевидно одно, и это проходит красной нитью по сути через все аналитические публикации западных авторов, посвященные данному вопросу: следствием научных открытий последних лет, воплощенных в вооружении, военной технике, структуре войск и доктринах, явится качественный скачок в возможностях вооруженных сил, которыми не преминет воспользоваться в своих интересах руководство тех стран, где быстро осознают важность грядущих изменений и воплотят их в реальность.
Краткий обзор некоторых взглядов западных специалистов на проблемы революции в военном деле и ее влияние на строительство вооруженных сил и войны будущего хотелось бы завершить следующим пожеланием. В весьма ответственный период проработки и подготовки действенной военной реформы в нашей стране представляется уместным на страницах военной печати, и, конечно, журнала «Военная мысль», развернуть дискуссию относительно возможного влияния революции в военном деле на военное строительство в России. При этом было бы полезно ознакомиться с мнением на этот счет видных отечественных ученых-прогнозистов.
Ritcheson Ph.L. The Future of «Military Affairs»: Revolution Or Evolution?// Strategic Review. - Spring, 1996.
Цит. по: Gray C.S. The Changing Nature of Warfare?// Naval War College Review. US. - 1995.
Цит. по: Gray C.S. The Changing Nature of Warfare?// Naval War College Review. US. - 1995.
Цит. по: Cohen E.A.A Revolution in Warfare//Foreign Affairs. - March/April, 1996.
Ritcheson Ph.L. Op.cit.
